Коровка

В тот день я собирался в городской морг, чтобы забрать банку маминого варенья у братишки, но вместо этого решил навестить друга Серёгу. Прошло уже три дня, как он не пил водку. Плохое предчувствие не покидало меня.

Мы поздоровались в мрачной прихожей. Серёга прошёл в комнату и, к моему удивлению, достал перфоратор из-под матраса, на котором обычно отдыхало его грузное тело. Бур с щелчком заскочил в патрон, деревянный табурет затрещал от напруги, и комната наполнилась шумом. «Перф» с рёвом пробивал отверстие в потолке, превращая твёрдый бетон в пыль.

— Серый! — закричал я. — Ты на кой потолок портишь?

Он продолжал, не откликаясь. Наконец, бур провалился в пустоту и Серёга остановил инструмент.

— Я тебе говорю, ты нахрена потолок просверлил?

Он смахнул пыль с волос, повернулся и пустой взгляд прошёл сквозь мою голову, словно рентген.

«Да у него глаза безумца», — подумал я.

Внезапно появилось ощущение, что если задам вопрос в третий раз, он вонзит стальной бур в моё любопытное око. Он спрыгнул, инструмент послушно лёг на табурет, а рука потянулась к карману. На ладошке Серёги я увидел молочную конфету Коровка.

— Она проклята, — сказал Серёга. — В ней вся нечисть собрана, а я должен избавить от неё людей.

Он закончил монолог, и лицо расплылось в безумной улыбке.Я решил не возражать Серёге, ведь его безрассудная физиономия не располагала к общению. Он ушёл в туалет, а уже через минуту массивное тело двигалось в сторону комнаты со стеклянной банкой в руке.

«Алебастр, — подумал я. — И по цветку похож. Вот только нахрена?»

Серёга перемешал смесь, тяжело дыша вскарабкался на табуретку, и конфета, не сопротивляясь, заскочила в дыру. Он тщательно замуровал её приготовленной смесью. Несколько секунд он стоял с закрытыми глазами, а бледные губы шевелились, повторяя беззвучную мантру. Серёга снова улыбнулся, и от улыбки повеяло холодком.

— Они не смогут выбраться, — сказал Серёга. — Я усилил защиту заклинанием.

— Кто они? — спросил я.

— Демоны, — ответил он. — Там вся нечисть собрана.

— Ааа… Ну-ну.

Я не стал расспрашивать, как они попали в конфету. Да и мало ли что может произойти из-за назойливости. Он предложил чаю, но я отказался, сославшись, что нужно забрать сына из сада. Серёга предложил борщ, а потом сказал, что есть хорошая говяжья кость. От такого гостеприимства мне захотелось на воздух.

Мы попрощались на площадке, и я рванул домой. По дороге вспомнил всё о белой горячке. Вспомнил дядю Сашу, который в 95 бродил по подъезду с заточенным электродом, разыскивая зайца. Вспомнил статью из журнала ЗОЖ.

— Она! — сказал я себе. — Точно она.

Тут же набрал братишку, и мы обсудили, что делать с Серёгой. Брат подтвердил мои опасения.

— Да, невменяемый, — сказал я в трубку. — Смотрел сквозь меня, говорил всякий вздор.

Было решено винтить, пока Серёга не просверлил соседа или соседку. Братишка трудился санитаром в морге городской больницы, и диагнозы сыпались из него, словно сахар из надорванного пакета.

Мы стояли у двери, обитой дермантином, в воздухе висел сигаретный дым. Помощь вот уже, как полчаса пробивалась к нам сквозь душные пробки, а Серёга даже и не подозревал, что за дверью притаилась опасность. Мне пришлось взбежать по ступенькам к окну, чтобы посмотреть на площадку у подъезда.

— Всё, они уже здесь, — сказал я. — Вроде бы четверо.

С высоты девятого этажа скорая напоминала жёлтую игрушечную модельку. Да, я обманул доверчивого друга, а он поверил мне и открыл. Через две с половиной минуты его вентили санитары. Серёга растопыривал конечности в проёме, а ребята выдавливали массивное тело наружу. Он кричал, что размозжит голову этой мрази, если его отпустят проклятые коновалы. Да, мразью в его глазах был я. Он не мог простить предательство и наглость. Его увезли в психушку. Мы закрыли квартиру, и усталые ноги понесли нас в Александровский парк.

Я сгрёб ладонью капли с настила скамьи, и тело почувствовало прикосновение холодного дерева. Пивная пробка с пшиком соскочила с бутылки и от ледяного напитка мне захотелось в туалет.

— Как же он зыркнул исподлобья, — сказал я. — И впрямь голову мог размозжить.

— Не бери больше такое, — сказал брат. — Разучились делать. Дрянь, а не пиво.

— Брат, но ты хоть скажи, ведь я правильно поступил, а?

— Ну что ты, как телёнок? А если бы он усатого из третьей квартиры принял за пришельца с Марса и нейтрализовал его этим же перфоратором? Что бы ты тогда сказал?

— Да, ты прав! Прав, братишка!

— А ты варенье-то забери, мамка ругаться будет.

— Заберу, вот только с Серёгой вопрос решится, так сразу и заберу.

Через две недели Серёгу вернули в общество. Врач сказал, что тяжёлый случай — алкогольный делирий. Могло случиться самоповреждение.

Вчера мы пили зелёный чай. Серёга приходил в гости с коробкой трюфельных конфет. Нет, на меня не обижается, говорит, что я теперь его ангел-хранитель, потому как спас от верной гибели.

С водкой он завязал, жизнь собрался строить заново. Только пока с пустотой справиться не может. Говорит, что часто во сне выпивает рюмку водки, закусывает груздём, а потом думает: «Ну нахрена?». Слава богу, что это всего лишь сон.

Про конфету я теперь всё знаю, Серёга рассказал. Старуха, говорит, дала у магазина. Страшная такая: с одним зубом и чёрным волосом на подбородке. Дала и сказала: «Милок, не выбрасывай конфету, так как горе тому будет, кто её подберёт. Закопать надумаешь — проклятье в почву просочится, и пострадают люди. Если в речку бросишь, то вода пропадёт. Ну а если уж сам съесть надумаешь, то остаток жизнь проведёшь в психушке.

Серёга покрутил конфету в пальцах, усмехнулся, поднял глаза, а её уже и след простыл. Вот, говорит, и пришлось в потолок замуровать. А была ли бабка на самом деле нам, остаётся только догадываться.

Вот такая история произошла, друзья. За Серёгу не переживайте, у него всё хорошо.