Комплименты.

Я обожаю комплименты.
Как, впрочем, и любая нормальная девушка.
Когда сегодня я прихожу на работу, моя коллега Ольга Павловна, милая шестидесятилетняя сплетница, хитро улыбается и достает из ящика стола две больших кружки. Я привычно вручаю ей термос с кофе моего личного приготовления и огромную тарелку с домашним печеньем.
— Боже, Ирочка, я Вас обожаю, — воодушевившись, взвизгивает она.
Я улыбаюсь.
— Пашка вчера по математике получил «пятерку», пришлось стряпать сегодня его любимый десерт.
— Это то самое печенье с карамелью и шоколадом? — тут же объявляет о себе моя вторая соседка по рабочему столу Елена Васильевна. — Которым Вы нас баловали две недели назад?
Я беспечно киваю и делаю рукой приглашающий жест:
— Прошу.
Нужно отдать должное моим коллегам, уговаривать их не приходится. Пока я снимаю пальто, слегка поправляю и без того идеальную прическу и устраиваюсь на своем рабочем месте, тарелка пустеет примерно на треть. К нашему столу осторожно подтягиваются и другие сотрудницы. Мое умение готовить хвалят примерно раз десять, а Пашку, получившего «пятерку» за контрольную, так и вообще провозглашают Богом.
— Как там ему в новой школе? — перестав, наконец, жевать, вежливо интересуется Ольга Павловна.
— Он в восторге, — с ноткой гордости отвечаю я, включая компьютер. — При школе, кстати, есть пансионат и Пашка все чаще просит меня оставить его там ночевать. А учителя уже устали мне говорить о том, какой он умный.
— Ах-ах-ах, — в голос умиляются мои коллеги. — У Вас не сын, а просто дар небесный.
— Ирочка, ну, почему же у меня дочь не такая, как Вы? — скорбно вздыхает Елена Васильевна. — Ей тоже 32 года, но ни дома, ни мужа, ни детей.
Если честно, я обожаю, когда взрослые коллеги ставят меня в пример своим нерадивым чадам.
— Представляете, живет с каким-то хахалем уже пять лет. Расписываться не собираются. Квартиру снимают у черта на рогах. Дома у нее вечный бардак. Про то, чтоб рожать и слышать не хочет, — продолжает доверительно жаловаться моя коллега. — Ну, вот что мне с ней поделать?
Только сейчас я замечаю, что Елена Васильевна переусердствовала с тенями на глазах – признак того, что веки с утра были красными. Значит плакала ночью. Скорее всего, она снова поругалась со своей старшей дочкой: а с кем же еще? Не с мужем же, который, если честно, похож на подгнивший овощ, уныло лежащий на солнце: изредка воняет, но совершенно неопасен и стабилен. И не с младшенькой – та учится в Питере и маме звонит обычно по выходным, а не в середине рабочей недели.
— Я даже не знаю, что Вам посоветовать, — как можно мягче произношу я.
— Ах, какие советы? Ничего не могу сделать, чтобы образумить девку. Может я вас с ней познакомлю? И она хотя бы поймет, что такое настоящая женщина?
Я благосклонно киваю.
Хотя… За последние два года коллеги знакомили меня со своими отпрысками раз пять. И каждый раз несчастные чада начинали люто меня ненавидеть еще, как правило, до нашей встречи. Оно и понятно: какому «двоечнику» понравится, когда ему поставят в пример «зубрилу – отличника»?
— Ну, и по какому предмету была «пятерка»? — к нашему столу чинно подходит Анатолий Григорьевич, на правах директора опоздавший на работу на десять минут.
Я подвигаю к нему тарелку с остатками сладостей. Затем достаю свой мобильный и гордо протягиваю шефу. На вчерашней фотографии Пашка вычурно улыбается, выставляя на обозрение свою тетрадь с кучей непонятных математических формул. Огромная красная «пятерка» притягивает взгляд. Как и жирная надпись «Молодец!» в конце страницы.
Директор хитро мне подмигивает.
— Опять по математике? Видимо, Пашке нравится в новой школе.
Я киваю. С интересом слежу, как быстро исчезает во рту у Анатолия Григорьевича уже третья по счету печенька. Так поедать домашнюю выпечку могут только холостые. Или те, кому жена никогда не стряпает «вкусняшек». К несчастью шефа, он относится ко второй категории и невероятно от этого страдает.
— Эх, повезло же Михаилу с хозяйкой, — с горечью вздыхает директор. — Кстати, мы с ним вроде в прошлые выходные собирались на рыбалку, но он так и не позвонил…
— Работает, Анатолий Григорьевич, — я обезоруживающе улыбаюсь. — Сами понимаете, новый дом в ипотеке. И вторую машину в прошлом месяце купили. Так что мой бедный супруг крутится, как может, чтобы побыстрей выйти из долгов. Я передам ему, чтобы он с Вами связался.
Коллеги понимающе кивают. Слово «ипотека» вызывает благоговейный ужас у тех, кому больше пятидесяти лет.
— Тарелку потом занесу, — нагло заявляет директор. — Работайте, милые мои, работайте! Отчет сам себя не напишет.
Елена Васильевна и Ольга Павловна вздыхают в унисон.
Офис постепенно погружается в рабочий быт: стучат компьютерные клавиши, беспрестанно звонит телефон, со всех сторон слышны мелкие ругательства, адресованные создателям Windows и нашему маркетинговому отделу, задержавшему данные за этот месяц.
Мой мобильный скромно вибрирует: пару раз мне звонит мой брат Костик, новый клиент беспардонно пытается выпросить скидку на товар, Пашка просит купить ему какую-то специальную тетрадь для подготовки к олимпиаде по русскому языку, а уставший супруг требует на ужин мой фирменный борщ. Елена Васильевна, подсмотрев последнее сообщение, вновь раздражается тирадой из-за своей нерадивой дочери.
— Как к ним не придешь – на столе одни пельмени, да полуфабрикатные котлеты. А сама в этом своем «Ристаграмме» каждый день выкладывает какие-то невероятные блюда, мол, собственного приготовления.
Я хочу поправить на «Инстаграм». Затем понимаю, что ей и так сейчас плохо, и сдерживаюсь.
Ближе к обеду в офис заходит мужчина с огромным букетом красных роз. На секунду я думаю, что их прислали мне (как, наверное, и каждая сотрудница в этой комнате), но курьер уверенно направляется к Владе, молоденькой стажерке, и я вспоминаю, что на прошлой неделе ей уже приносили цветы.
Я продолжаю стучать по клавишам, но в голове автоматически начинается обратный счет.
«5. 4. 3. 2. 1.»
— Нет, Вы видели? — оправдывает мои ожидания Ольга Павловна. — Очередной букет.
Влада грустно смотрит в нашу сторону, но это совершенно не смущает моих умудренных жизнью коллег.
— А знаете, что я думаю? — громким шепотом, который не слышно разве что на улице, да и то из-за шума машин, отвечает Елена Васильевна. — Этот ее новый хахаль, наверняка, женат.
Я дипломатично пожимаю плечами.
— Почему?
— Ну, Вы помните, дорогая моя, как она себе купила новую юбку? Так две недели потом ею хвасталась. А про парня молчит. Хотя видно, что он богат, раз раскошеливается на такие букеты. И почему молчит?
— Ах, — я задумчиво киваю, изображая из себя доктора Ватсона, пораженного проницательностью Шерлока Холмса.
Я до этого додумалась еще тогда, когда Владе принесли цветы в первый раз. Но не хочется портить звездный час старой доброй Елене Васильевне.
— Он точно женат, — осуждающе качает головой Ольга Павловна. — Надо же, девахе 20 лет! Нет, чтобы уже заводить своего мужа и детей… Так она развлекается с чужим добропорядочным супругом.
Мне так и хочется сказать, что супруг, в данном случае, попался явно не добропорядочный. Но я решаю не вступать в ненужные дискуссии.
Тем более, что зардевшаяся Влада исподтишка следит за ходом приватного разговора.
Обедаем мы обычно в соседней комнате, в которую щедрый Анатолий Григорьевич завез 3 микроволновых печи и 6 больших исцарапанных, но добротных столов. Можно, конечно, пойти покушать в соседнее кафе. Но я всегда приношу еду для нас троих. И мои коллеги весь обед хвалят мои кулинарные способности. Этакий бартерный обмен.
Я уже говорила, что я люблю комплименты? Так вот. Я их просто обожаю.
Елена Васильевна чинно отправляется разогревать обед на сегодня: суп – пюре из 7 овощей и ризотто с грибами и с куриным филе. Ольга Павловна встает в очередь на кипящий чайник. Я накрываю импровизированный стол, поднимаю глаза и вижу Владу. Она выглядит такой грустной, что мне невольно становится ее жаль. Все-таки она, возможно, и не виновата, что ей вскружил голову чей-то нечестный муж.
Влада осторожно подходит ко мне. Сквозь шлейф ее недешевого парфюма пробивается стойкий запах сигарет. Она за это утро выкурила уже больше половины пачки.
Интересно, почему это она так нервничает?
— Ирина Викторовна, я хотела…
Я вкладываю в улыбку как можно больше доброжелательности. Она вроде и не замечает моей неискренности. Или не обращает на нее внимания.
«Либо что-то не заладилось с отчетом, либо решила высказать свое недовольство по поводу наших дурацких сплетен», — равнодушно подсказывает внутренний голос.
Я чувствую себя немного виноватой за то, что позволила своим клушам-соседкам так громко распускать язык.
Ольга Павловна уже наливает чай. Влада бросает в ее сторону полный неприязни взгляд.
«Про сплетни выскажет», — решает внутренний голос.
— Вы должны понять… Эти розы… Которые мне принесли сегодня.
— Ох, Влада, прости, пожалуйста. Я не хотела тебя обидеть. И я уверена, что ни Елена, ни Ольга не желают тебе зла.
К столику, тем временем, чинно приближается Елена Васильевна с подносом, заставленным моими контейнерами с разогретой едой. Стажерка внезапно краснеет и наклоняется ко мне.
— Они правы. Ваши коллеги. Эти цветы мне прислал чужой муж. ВАШ муж, Ирина. ВАШ Миша.
Наверное, впервые я не знаю, что ответить. Лишь застываю в нелепой позе, хватая внезапно пересохшими губами ставший вдруг обжигающим едкий кислород.
— И мы с ним любим друг друга, понимаете? Очень любим…
Последние слова я читаю по губам, так как от излишка чувств голос вдруг покидает мою испуганную собеседницу.
— Влада, солнышко, ты хочешь присоединиться к нашему столику? — невинно спрашивает Елена Васильевна, расставляя тарелки с супом.
— Нет, я обедаю в кафе, — тихо шепчет Влада, забирая со стола свою сумку. — Я просто хотела спросить… Неважно.
Быстро перебирая своими тоненькими ножками на умопомрачительных шпильках, она выскакивает из нашей кухни. Подоспевшая Ольга Павловна задерживает на мне свой красноречивый взгляд.
Мозг автоматически начинает обратный отсчет.
«5. 4. 3. 2. 1…»
— Что она сказала? — громким артистическим шепотом спрашивает Елена. — Это из-за того, что мы ее сегодня обсуждали?
Я подвигаю к себе тарелку. Медленно. Чтобы никто не заметил, что руки дрожат. Изящно улыбаюсь и отрицательно качаю головой.
— Нет, — твердо отвечаю я, размешивая свой восхитительный суп, приготовленный по рецепту французского шеф-повара. — Просто она не успевает написать отчет и попросила о помощи. Но мне вдруг стало стыдно за то, что мы так громко сплетничаем в ее присутствии.
— О, это да, — усмехается Ольга Павловна. — Но Вам, Ирочка, нечего стесняться. Ведь, в конце концов, это она, а не Вы, гуляет с «женатиком».
Я малодушно киваю. Обед проходит быстро. Мои болтливые сотрапезницы обсуждают Владу. Затем переключаются на сплетни о нашем шефе. После, попробовав мой ризотто, расточаются в таких комплиментах, что я, внезапно для себя, неловко краснею.
Я отмалчиваюсь, но изредка вставляю два – три бойких слова. Коллеги не замечают ни моей частичной парализации (ноги занемели в неудобной позе, а я все никак не могу ими пошевелить), ни полной паники и странного, шокового состояния.
После обеда я иду в туалет, где, оставшись наедине со своим верным мобильным, отправляю Владе смс.
«Чего ты хочешь?»
Ведь у нее есть цель. Иначе зачем бы она сказала мне ТАКОЕ, да еще и на глазах у десятка коллег? Хотела вывести из себя? Посмотреть на мою реакцию? Отомстить за грубые сплетни? Или действительно влюбилась?
Судя по ее состоянию, я бы поставила все на последний вариант. Но тогда…
Нет. Лучше не думать. Ни в коем случае не думать о последствиях.
Как только телефон несмело вибрирует в моей руке, я тут же открываю сообщения, чуть не уронив несчастный аппарат в унитаз.
«Он никогда не решится уйти от Вас. Но он с вами несчастен. Если Вы любите его, то отпустите…»
Ах, какой слог. Какие строчки. Я была права: девица по уши втюрилась. И что же мне теперь делать? Я поправляю свой идеальный шиньон и натягиваю на лицо относительно безвредную улыбку. Рабочий день продолжается. Коллеги ни за что не должны догадаться о тех демонах, что терзают сейчас мое сердце.

***
— Боже, Ирочка, я Вас люблю! — вскрикивает Анатолий Григорьевич в конце рабочего дня. — КАК? Скажите, КАК Вы умудрились уже закончить свой отчет? Ведь маркетологи еще даже не выдали нам данные.
— Я настоятельно их попросила, — беспечно пожимаю я плечами.
Улыбка на моем лице все еще держится, хотя иногда я и чувствую, как сводит уставшие скулы.
— Вы – ангел. Вы знаете это? — радостно брызжет слюной мой начальник. — Когда Вы все успеваете? И готовить на всех? И переезд в новый дом? И семья? И отчет? И я видел, что Вы, наконец, заключили договор с новым клиентом. КАК, Ирочка, откройте мне Ваш секрет!
— Обязательно, Анатолий Григорьевич. Но только за сто тысяч евро.
Шеф громко чмокает меня в щеку.
— Если когда-нибудь Михаил вдруг сдуру решит с тобой развестись, — доверительно выдает он, — то я незамедлительно возьму тебя в жены.
Я с непередаваемой горечью бросаю быстрый взгляд на рабочий стол Влады. Она уже ушла домой и забрала с собой свои отвратительные кроваво-красные розы. Я мстительно надеюсь, что ей будет неудобно везти их в метро, и мелкие шипы исцарапают ей руку. А то и продырявят единственную дорогую блузку, в которой стажерка сегодня пришла.
— Я это учту, — легким тоном отвечаю я директору.
И снова улыбаюсь. Даже в таком подвешенном состоянии я чувствую радость от его комплиментов.
Отстояв законные полчаса в пробках, я паркую машину в подземном гараже. Захожу в новый дом, распускаю волосы и разрешаю себе больше не улыбаться. Щеки тут же начинают пылать: разгоряченные мышцы устали поддерживать доброе выражение лица. Я включаю свет в зале, в коридоре, в спальне. Не знаю зачем. Чтобы не сидеть одной в темноте? Возможно. Чтобы разогнать остервеневших демонов? Тоже вариант.
Я включаю и телевизор. Набираю полную ванну воды с апельсиновой пеной. Долго смотрю на себя в зеркало. Затем решаюсь: выхожу из дома и медленно плетусь в сторону метро. Машина пусть постоит в гараже. В моем состоянии садиться за руль – истинное самоубийство.
Я отправляю Владе сообщение за полчаса до своего прибытия. Она уже ждет меня, когда, совершенно разбитая, я подхожу к ее квартире. Во всяком случае, мне не приходится давить на звонок: дверь открывается, как только я оказываюсь на пороге.
Влада выглядит слегка сумасшедшей. Как, собственно, и я. Я минут пять вожусь с застежкой на ботинках. Снимаю, наконец, свои обувки и прохожу на кухню, где заботливая и несчастная хозяйка наливает нам чай. Как мило. Мы могли бы стать лучшими подругами, если бы не ее тяга к приключениям.
Она садится напротив меня, ставит рядом с кружкой переполненную пепельницу. Закуривает.
Я не снимаю перчаток, грея озябшие пальцы в теплом кашемире.
— Итак, — начинаю я роковой диалог. — Ты любишь моего мужа.
— А он любит меня, — с вызовом отвечает Влада, выпуская в потолок тоненькую струйку дыма.
— И что конкретно ты хочешь?
Влада вопросительно кривит брови. У нее это получается так сексуально, что я невольно восхищаюсь. Настоящая хищница.
— Отпустите его. Он мне сказал, что никогда не бросит Вас сам. Из-за Пашки.
— Естественно, — я отпиваю глоток чая.
Влада тоже. И с вызовом поджигает вторую сигарету. Как же много она курит.
— Я не могу решать за своего мужа, — неопределенно начинаю я, но Влада, сверкнув глазами тут же перебивает.
— Все Вы можете. Вы же мисс Совершенство! Если вы скажете ему, что разрешите видеться с Пашкой после развода…
Я вздыхаю. Она разгоряченно продолжает:
— Ирина, Вы же понимаете, что он хочет быть со мной. Неужели Вы помешаете счастью двух влюбленных сердец? Неужели Вы не сделаете этого для Вашего супруга? Если Вы его любите, то отпустите. Если не любите, то тогда зачем он Вам нужен?
Она начинает кашлять и запивает пламенную речь тремя глотками бергамотового чая. Обжигает горло и морщится. Даже с гримасой на лице она выглядит безумно красивой.
— А Миша знает, что Вы мне рассказали о вашей связи, Влада? — тихо спрашиваю я.
— Нет, конечно, — удивленно отвечает моя собеседница. — Вы же понимаете. Он боится потерять сына.
— Что ж. Открою Вам правду, настырная Вы девочка, — глядя ей прямо в глаза говорю я. — Миша уже потерял сына. Полгода назад.
Моя соперница медленно и осознанно хлопает ресницами. Три раза. Я грустно качаю головой.
— Пашка сильно болел, а наш безответственный доктор не рассмотрел пневмонии. Мы поили его антивирусными препаратами. А потом…
Я вздрагиваю. Говорить об этом ужасно неприятно. Как мой замечательный сын мог умереть у меня на руках? «Сгорел, как спичка», — сказала бы моя мама. Если бы она об этом узнала.
— …потом он умер, — заканчиваю я предложение.
— Что-о-о-о? — глаза Влады округляются так резко, что впервые за все наше знакомство она кажется мне совершенно посредственной. Некрасивой. И эта маленькая деталь меня почему-то безумно радует.
— Вы шутите что ли? — наконец, выдавливает она из себя, пытаясь дрожащей рукой поджечь очередную сигарету. — Как это умер? Вы каждый день во всеуслышание рассказываете Вашим глупым коллегам об его успехах.
— Да уж, — я опускаю глаза, стараясь усилием воли остановить покраснение щек (мне это, конечно же, не удается, но все же стоило попытаться). — Я не смогла. Открыть им правду. Они думают, что он перевелся в другую школу. В большом городе легко затеряться, ты не находишь?
— Но фотографии? — пытается вскрикнуть Влада, однако, ее голос срывается на нервный визг. — Каждый день Вы показываете его фотографии!
— Да, «Фотошоп» в наши дни творит чудеса, — благосклонно киваю я. — Можно взять человека, омолодить его или состарить, дать в руки любую вещь, сделать необходимый фон.
— А сообщения, которые он Вам присылает?
— Я просто беру его телефон (глупой бы я была женщиной, если бы не знала паролей на мобильниках моих домочадцев) и программирую отправку сообщения в течение дня.
Шоковое состояние Влады кажется в этот момент физически ощутимым. Она роняет сигарету в чашку с чаем и испуганно облизывает губы.
— Вчера я написала за него контрольную, — беспощадно продолжаю я. — А затем красной ручкой сама себе поставила «пятерку». Ну, а совместить в «Фотошопе» слегка повзрослевшего Пашку и листок бумаги… Сама знаешь. Дело трех минут.
Влада обхватывает свою хорошенькую голову руками, рискуя повредить шикарную укладку. Ее это похоже совершенно не волнует.
— Зачем? — задыхаясь шепчет Влада, прижав к груди трясущуюся руку. — Зачем Вы мне это рассказываете?
Я пожимаю плечами. Чтобы отомстить за мой испорченный день? Скорее всего.
— Естественно, я не могу положиться на твое молчание, — отвечаю я на косвенный вопрос, вытекающий из предыдущего. Влада обреченно кивает, пытаясь встать со стула. У нее это, однако, не получается.
Подавляя зевок, я бросаю быстрый взгляд на часы. Прошло десять минут с момента, как Влада выпила первый глоток. Ох, не стоило ей отворачиваться от стола, когда я попросила сахар. Она подсознательно боится есть принесенные мной конфеты, но яд, естественно, на дне ее дурацкой кружки с розовыми котятами.
— Не глупи, — предупреждаю я очередное движение Влады. —Домашний телефон я отключила, когда снимала ботинки. Да и твой сотовый «случайно» смахнула к себе в сумочку. Тебе осталось минуты три бесцельной жизни. Проведи их с достоинством.
— По-мо-ги-те, — хрипит Влада, прижимая руки к горлу. Даже мой телефон вибрирует громче, чем ее призыв о помощи. Она безвольно падает на пол.
— Вас поймают. И посадят. Они поймут, что Вы меня отравили. Они найдут в моем теле яд…
— Ну, у моего мужа же не нашли, — бессердечно обрекаю я ее глупые мечты на верную смерть.
— Нет! — Влада больше не может говорить.
Она лишь хватает ртом воздух, словно рыба, выброшенная жестоким морем на пустынный берег.
— Миша бы не позволил мне врать всем про сына, — жестко отвечаю я, вставая с насиженного места и начиная мыть кружки (и зачем я оправдываюсь перед этой акулой?). —И все бы узнали, что я нерадивая мать, у которой умер единственный сын. Ты хоть понимаешь, как бы на меня смотрели коллеги? Друзья? Родители?
Боже, что за пафос? Я вдруг понимаю, что заболталась. Влада молчит, экономя последние жизненные силы: но они все равно ее покидают. Я заботливо вытираю кружки полотенцем, затем наливаю Владе новую порцию чая. Уже без отравы на дне.
— Этот яд я купила давно, да и не в нашей стране. Его практически невозможно идентифицировать. У тебя по всем признакам будет инфаркт. Во всяком случае, так сказали, когда я отравила Мишу.
Глаза Влады медленно обводят кухню в поисках хоть какой-нибудь зацепки. Но кто скажет, что в этот вечер девушка была не одна? Уж точно не я.
— Посмотри, сколько ты куришь, — наставительно заявляю я, рассматривая переполненную пепельницу. — Кто угодно решит, что сердце у тебя не выдержало.
— Но он прислал мне цветы сегодня, — убито шепчет Влада, пытаясь схватить со стола сигарету, но ее рука лишь безвольно падает на грудь. — Я же встречалась с Мишей последние полгода.
— Нет, милая, ты встречалась с кем-то, кто нагло и, я бы даже сказала, совершенно беспардонно назвался именем моего покойного супруга. Я думаю, это был Костик. Мой глупый брательник, постоянно бегающий за юбками (иначе зачем бы он сегодня звонил мне целых три раза?). Он своей жены боится, как огня, поэтому и изменяет ей только под чужими именами.
— Но тогда зачем? За что Вы убили меня? — выдавливает из себя моя нерадивая соперница последние слова.
Она уже синеет, хотя и продолжает бороться за жизнь.
Я лишь пожимаю плечами.
— Разве не понятно? Ты подумала, что ты лучше меня … Возомнила себя королевой нашего офиса. Да, как тебе такое в голову могло прийти, глупая девчушка?
Я с укором качаю головой. Выхожу из ее дома и накидываю на голову капюшон. Перчатки слегка подмокли, пока я мыла посуду (лучше уж так, чем отпечатки моих пальцев в ее мерзкой квартире).
А дома у меня весь вечер работал телевизор и горел свет. Даже если вдруг кто-то проверит мое алиби, то я слушала музыку, лежа в ванне с апельсиновой пеной и уснула на пару часов.
— Как же ловко ты все организовала, — грустно шелестит опавшая листва под моими новенькими ботинками.
— Да, — отвечаю я ей. — Я знаю. Я – молодец. И, пожалуйста… Говори еще. Я обожаю комплименты.