Колыма

Из Москвы. В грязных, душных, телячьих вагонах,
У которых полы пропитались мочой от скота.
Увозили девчат, молодых, без вины осуждённых.
В ту Колымскую бездну, что открыла свои всем врата.

Умирали в пути: без еды, без воды, без надежды.
И сгорая от тифа, были те, кто шептали в бреду:
«Я, товарищу Сталину верю, девочки, так же как прежде.
Пусть живёт он и здравствует. За него я не глядя уйду…».

А тела всех покойниц, конвоиры тащили в отстойник.
И завидуя мёртвым, что они уже там все. В раю!
Мы рыдали навзрыд, словно плач наш, Никола Угодник,
Непременно услышит. И защиту подарит свою.

Море встретило нас крайне хмуро. Будто бы знало,
Что не свидимся вновь. Никогда, ни за что и нигде.
Нашу баржу, оно точно щепку в пучине бросало.
И болтались мы в трюме, все по пояс в солёной воде.

Кто лишился всех сил, захлебнувшись, моментно утопли.
Их тела в страшной качке, шторм на стены швырял и кидал.
Лишь в Нагаевской бухте, все ветра презагадочно смолкли.
И вот прыгаем мы, чуть живые на скользкий причал…

Вдруг, рассказчица стихла. С грустью вытерла слёзы.
Я закрыл свой блокнот: «Что ж…прервёмся тогда».
И спустившись в «Цветочный» я купил ей три розы.
«Это мне?..» — она спросит. Я отвечу ей: «Да».