Когда мужчина зашел в приемный кабинет

Когда мужчина зашел в приемный кабинет, я сразу поняла, что все плохо. Это такое врачебное чувство, когда знаешь, что смерть уже закинула свою косу над головой пациента. Он положил переноску на стол и достал из нее кота. Это был черный шотландец. Его шерсть была вся в колтунах и, если честно, похож он был на живой труп.
— Как кот? — услышала я словно через вату голос врача.
— Ему хуже. Не ест, не пьет. Пытались насильно, но… — Мужчина прячет глаза, — на лапы почти не встает. До туалета дойти не может. Прячется в темных углах. Что нам делать, доктор?

В такие моменты вспоминаешь, что ты, к сожалению, не Бог. В кабинет заходит администратор и сообщает, что пришли на капельницу. Я киваю и иду забирать пациента. Промываю катетер, набираю лекарство в шприц, подключаю инфузомат… Движения четкие, отлаженные, машинальные, потому что эту процедуру я проделывала много раз, иногда даже ночью. Когда я возвращаюсь в кабинет, врач уже смотрит анализы котика:
— У него в шесть раз завышены почечные показатели. Вы понимаете, что с таким вообще не живут? Если бы я дал посмотреть эти анализы врачу, который не видел кота, то он бы подумал, что мы взяли их с трупа, — голос доктора спокойный, но я знаю, что он злится, потому что уже поздно. — Ассистент, готовьте кабинет УЗИ. Давайте посмотрим, что можно сделать.

Ультразвуковое исследование провести было очень легко, потому что кот вообще не сопротивлялся. Я его прекрасно понимала. С такими анализами он чувствовал себя, как с похмелья. Ему явно хотелось просто лежать и чтоб его не трогали. Наши подозрения подтвердились: обе почки были увеличены на пять сантиметров. Было и правда, удивительно, как кот еще жив. А я и представить не могла, как ему больно.
— Напомните, пожалуйста, сколько ему лет, — аккуратно спросила я хозяина.
— Примерно тринадцать. — Ответил владелец и я кивнула, как бы показывая, что усвоила информацию.

Мне не хотелось говорить, что это распространенная проблема у шотландцев. И что кошки этой породы живут в среднем, как раз тринадцать лет. Все равно это уже наверняка сказал ему врач, когда я отходила ставить капельницу. После УЗИ мы возвратились в приемный кабинет.
— Сколько у вас стоит эвтаназия? — на глазах мужчины наворачиваются слезы.

Если бы вы знали, сколько раз я слышала данный вопрос и сколько после него пациентов мы спасали. В моих глазах загорается лучик надежды. Вот сейчас, вот сейчас врач скажет, что усыпление не потребуется и назначит лечение.
— Для такого кота пять тысяч, — в моих руках разбивается ампула.
— Я согласен. Только можно не… не… — Мужчина заикается, — не присутствовать.
— Да, конечно, — врач берет владельца под руку и выводит в коридор, чтобы хоть немного утешить.

Я набираю нужные препараты в шприц, ставлю катетер и попутно стараюсь успокоить мысли. Я, наверное, была бы не против даже гуманной эвтаназии людей. Потому что иногда боль настолько сильная, что обезболивающее не помогает и единственное, что хочется это умереть. Чтобы больше не чувствовать боли, чтобы больше не мучиться. Поэтому в данном случае это спасения для котика. Но почему же тогда у меня ком стоит в горле, и текут слезы, когда я ввожу препарат в вену.

Из размышлений меня выдергивает писк инфузомата. Это значит, что один препарат прокапался и нужно идти переставлять шприц . Я вытираю слезы тыльной стороной ладони и улыбаясь захожу в капельный кабинет. Нет, не сейчас. Сейчас нельзя плакать.

***

Дом встречает приятной ночной прохладой. Я кидаю рюкзак в угол и, не раздеваясь, иду на кухню. Хватаю со сковородки холодную котлету и съедаю ее в один присест. Достаю из холодильника банку пива и направляюсь в спальню. По-быстрому переодевшись, включаю записанные на диск мультики и ложусь в постель. Пиво приятно охлаждает горло. Слишком, слишком, слишком много смертей для моих двадцати лет.