Роман из двух книг “Гранд-пасьянс в кабинете Андропова” из двух книг полностью опубликован здесь – https://www.litprichal.ru/users/gp436/ либо https://www.next-portal.ru/users/grand-passianse/ 

 Пророчества последнего жителя затонувшей 12 тысяч лет назад Атлантиды и слепой провидицы Златы из Югославии свелись к одному: в 1979-ом году человечество ждет Третья мировая война и полное уничтожение. Это не останавливает группу американских «ястребов» во главе с Бжезинским, намеренных сорвать «разрядку» и вернуться к «холодной войне»: они готовят безумную выходку у берегов Крыма, не осознавая, что спровоцируют ядерный кризис.

 Советская разведчица Валентина Заладьева (девушка из Древнего мира, погибшая в борьбе против Рима, но получившая «дубль-два» в теле жительницы XX века) решается на отчаянную попытку ценой собственной жизни сорвать гибельную для всего мира американскую провокацию, хотя понимает, что шансы на успех близки к нулю.

Кн.2. Глава 25. Возвращение

  Заладьева пробыла в Иране еще чуть менее двух недель. Именно на этот срок исламское революционное правительство страны закрыло авиасообщение с остальными странами мира, чтобы «не дать сбежать пособникам шахского режима». 
  Эскорта из федаев с ней больше не было, потому что не стало самих федаев. Когда были подавлены последние очаги сопротивления сторонников шаха, Хомейни и Базарган в ультимативной форме потребовали от недавних союзников разоружиться и распустить свою организацию. Часть федаев выполнила это требование, некоторые даже влились в «Корпус стражей исламской революции» (КСИР), созданный на базе «Хезболлы». Но были и те, кто, как Сафар, отказались разоружаться и ушли в подполье, став оппозицией уже к новому режиму.
  Из конспиративной квартиры федаев, ныне ими покинутой, Заладьева переехала в отель. Необходимости в конспирации для нее больше не было: исламские революционные власти прекрасно знали, кто она. И нельзя было назвать их отношение дружественным: Валентине прямым текстом объявили о нежелательности ее дальнейшего пребывания в стране и предписали после возобновления международного авиасообщения немедленно покинуть Иран. 
  А до момента отъезда ей запрещалось вмешиваться в дела страны и поддерживать любые контакты с кем-либо из граждан Ирана.
  Ограничений передвижения не было, но теперь к ней для круглосуточного наблюдения приставили группу из двух «стражей исламской революции» (называемых еще «пасдаранами»), которые регулярно менялись. Когда Валентина находилась в отеле, очередная пара просиживала всю ночь в холле, а когда выходила – они неотступно следовали за ней. 
  Сидеть в отеле непрерывно Валентина не собиралась, а целыми днями прогуливалась по столице, с интересом наблюдая, как на глазах меняются институты власти. Из государственных учреждений вооруженные молодые люди с зелеными повязками на головах выводили трясущихся от страха чиновников. Из установленных на улицах громкоговорителей звучали военные марши, которые чередовались с проповедями аятолл Хомейни, Рафсанджани и Бехешти. 
  Когда было объявлено, что одну из проповедей Хомейни произнесет на центральной площади, Заладьева направилась туда: уж очень ей хотелось своими глазами увидеть и вживую услышать великого деятеля и мыслителя.
  Но ей даже не дали подойти к площади: один из наблюдающих за ней «стражей исламской революции» обогнал ее и перегородил ей дорогу.
  — Русская, иностранцы-немусульмане не могут присутствовать на проповеди святейшего имама, — резко сказал он.
  Валентина молча развернулась и пошла обратно.
  «Вот я уже и не союзница, а «эта русская»! Знали бы они, что я родилась иранкой, когда их прапрабабушек в сороковой степени еще не было и в проекте!»
  Почти сразу она им отомстила: зашла в кафе пообедать и устроилась за столиком прямо у окна, через которое с удовольствием наблюдала, как оба «стража» глядят на нее с улицы и наверняка сглатывают голодную слюну. Звать же их за свой столик она не собиралась. 
  «Одно дело – устроить маленький праздник жизни в Гафуте для своих единомышленников-федаев. Но я не мать Тереза, чтобы на свои не особо обширные командировочные кормить еще и пасдаранов».     
  Вернулась в свой отель она в разгар облавы: «стражи исламской революции» начали борьбу с проституцией. Им удалось выловить двух девушек и их сутенера, после чего их препроводили на ближайшую площадь, где мигом собралась толпа и состоялся шариатский суд. 
  Особо доказывать вину подсудимых и не требовалось: все было, что называется, налицо. Гораздо больше времени заняло перечисление обоснований наказания из текста Корана. Девушкам определили по три удара плетью, а сутенеру на правах представителя сильного пола – все восемь. Сразу же на месте приговор и был приведен в исполнение. Правда, исполнитель клал удары еле-еле, не сильнее, чем веником в русской бане. Очевидно, смыслом наказания была его позорность. Сутенеру перепало посильнее, но и тут исполнитель продолжал работать в полусонном режиме. Валентина, жившая два тысячелетия назад, знала, что происходит с теми, кого секут по-настоящему, а не театрально.
  После завершения экзекуции троица быстро натянула одежду на оголенные места и ретировалась под свист и улюлюканье толпы. Зеваки стали расходиться, Заладьева тоже собралась уходить, когда вдруг услышала рядом голос:
  — Я вижу, вам сильно не понравилось то, что вы сейчас видели?
  Она резко повернула голову. Рядом стоял Нур-Нияз.
  — Не понравилось! – резко сказала Валентина. – С чего вдруг ваши единомышленники решили, что у них есть право вот так девчонок публично срамить? Но никому в голову почему-то не пришло, что они таким ремеслом занялись от нищеты и безысходности в семьях. Может, сначала следовало бы построить общество, где все имели бы достойную работу и безбедную жизнь, а уж потом с кого-то что-то спрашивать?
  — Вы пытаетесь поставить арбу впереди кобылы, — ответил Нур-Нияз. – Мы только тогда сумеем построить такое общество, когда все до одного станем вести себя так, как велит Коран. Сейчас приходится выдергивать сорняки прошлого. Разве не такой же клич был брошен вашими революционными солдатами и матросами в семнадцатом году? 
  — Я что-то не слышала, чтоб они проституток секли, — усмехнулась Заладьева.
  — Зато они много по кому другому прошлись, и отнюдь не плетьми.
  Возразить Валентине было нечего.
  Уже возвращаясь в отель, она подумала, что это был спор не одну минуту, а на несколько десятилетий вперед. И лишь спустя это время станет ясно, кто окажется прав.
  Как только авиасообщение было возобновлено, Заладьева немедленно покинула Иран. Из окна самолета она в последний раз взглянула на свою историческую родину, теперь желающую побыстрее от нее избавиться. Предстояло возвращаться на новую, для нее столь же сложную и непредсказуемую.
  Лететь обратно с пересадкой в Белграде было недопустимо: американская дипломатия наверняка уже успела раздуть в Югославии скандал вокруг диппаспорта на имя Евы Иллиясович, что означало неизбежные неприятности. Но эта ситуация была Ткачуком предусмотрена, поэтому у Заладьевой имелся еще один иностранный паспорт с дипломатическим статусом – на имя гражданки далекого Эквадора. Она составила замысловатый план: вылететь в нейтральную страну Марокко, оттуда в Рим, а там уже сесть на рейс на Москву. 
  В аэропортах стран НАТО наверняка будут тщательно всматриваться во всех пассажиров с самолетов из Тегерана. Но не из Марокко. Так что, вероятность ареста в Риме была минимальной.
  «Второй раз за двадцать веков – это был бы перебор!»
  Но купить авиабилет оказалось не просто. В первый день возобновления полетов тегеранский аэропорт был переполнен толпами граждан стран Западной Европы, желающих немедленно покинуть Иран. Очереди в кассы стояли на десятки метров. 
  Проблему решили двое «стражей исламской революции» из очередной смены ее сопровождения. Они просто прошли с ее паспортом в начало очереди, оттеснили возмущенных покупателей и, предъявив свои удостоверения, спокойно купили для нее билет на рейс в Марокко.
  Когда Валентина оказалась в Риме, ближайший рейс в Москву был только в середине ночи. Сдав багаж в камеру хранения, Валентина взяла такси и поехала на развалины Древнего Рима.
  Несмотря на вечер, там отнюдь не было безлюдно. Несколько компаний хиппи и панков довольно громогласно предавались романтическому отдыху. То есть – выпивали, а кое-где пускали дым от самодельных сигарет с довольно подозрительным ароматом.
  Как и в Гафуте, рельеф холмов Вечного города за двадцать веков изменился – они тоже просели. Что касается сооружений, большая их часть относилась ко времени постройки после 53-го года до нашей эры. Но все же были и более ранние, их Заладьева узнала сразу.
  — Signorita, lei è una storica? — , вдруг обратился к ней пожилой итальянец, чем-то похожий на Антонио Грамши, одного из вождей компартии времен борьбы с фашизмом.
  Итальянский язык был ей знаком. То, что ее приняли за историка, Валентину немного удивило.
  — А почему вы так подумали, синьор?
  — Вы смотрите на эти развалины так, словно они – часть вашей собственной жизни. Так могут смотреть только историки.
  — Вы способны в темноте распознать взгляд? – удивилась Заладьева.
  — Я его чувствую. Дело в том, что я сам историк, и мой профиль – как раз античная эпоха, — пояснил итальянец.
  — К сожалению, я не вхожу в число ваших коллег, и для меня это лишь хобби, — сказала Валентина. – Но, пользуясь случаем, была бы счастлива узнать мнение специалиста о значимости одного события.
  — Какого, синьорита?
  — Битвы под Каррой.
  — О, на мой взгляд, это сражение было судьбоносным для мировой цивилизации, — оживился итальянец. – Разгром армии Красса заведомо более слабым противником навсегда породил у римлян уверенность, что продвижение на восток – идея несбыточная. Конечно, потом им все же удалось отвоевать часть Мессопотамии, но о том, чтобы двигаться дальше, квириты не решались и думать. Именно поэтому они сосредоточили свои силы на покорении европейских земель к северу. 
  — А что, по-вашему, стало главной причиной постигшей Красса катастрофы?
  — Их две. Предательство принца Абгара, который завел римское войско вглубь пустыни, и знаменитый маневр Сурены Михрана с ложным отступлением.
  — Но этому предшествовали и менее известные события, — заметила Заладьева. – Серьезный раскол внутри римского лагеря и сгоревшая гексера с войсковой казной и боевыми собаками.
  — О чем вы говорите, синьорита? – с изумлением уставился на нее пожилой историк. – Гексер тогда еще не было, их стали строить уже позже. Самым мощным кораблем римского флота была пятипалубная пентера, на которой и находился сам Красс. Боевых собак римляне как-то пытались использовать, эксперимент оказался неудачным и поставил на этой идее точку, но это было не в тот период. И никакого пожара во время экспедиции не было, около берегов Пелопоннеса случился лишь сильнейший шторм, из-за которого затонули две триремы.
  Поблагодарив собеседника за содержательный разговор, Валентина направилась в сторону стоянки такси.
  «Что за чертовщина? – размышляла она. – В Гафуте я узнаю, что у Амбеаршана были только сыновья, а в Риме и вовсе выясняется, что все, что было связано со мной – лишь плод моего воображения. Как будто кто-то взял и стер  следы моего присутствия в античной истории. Мистика, иначе не скажешь».
  Впрочем, долго размышлять на эту тему Заладьева не стала. Ей предстояло возвращение в Москву, и предчувствия на этот счет были у нее самые недобрые.

  Выполнение задания, полученного от начальства на Петровке, 38, Егором Чайкиным и его помощником Пашей Дороховым, упорно пробуксовывало.
  После того, как из колонии строго режима, убив охранника, сбежал рецидивист по кличке Шут, вскоре стало известно, что он в Москве. Случайно беглец попался на глаза одному из милицейских агентов в уголовной среде, но тут же пропал из виду. Теперь Егору и Паше предстояло его вычислить. Но пока не получалось. Шут понимал, что на него идет охота, на одном месте не засиживался и пока что умудрялся путать все карты преследователям.
  Егор и Паша с самого начала своей работы в органах МВД прочувствовали на себе, что такое «ненормированный рабочий день» и что выходные имеют место не по графику, а по случаю. Как в известной песне про «знатоков». И сейчас ситуация была для них вполне обычной. Забежали в здание на Петровке на совещание и с текущим отчетом, а после него выкроили минут двадцать, чтобы присесть в своем кабинете, вскипятить чай и достать из портфелей бутерброды с «докторской» колбасой.
  Когда раздался стук в дверь и в ответ на «войдите» в кабинет прошла Заладьева, оба от неожиданности выпучили на нее глаза.
  — Давно не виделись, — сказала Валентина и положила на стол перед Чайкиным какой-то листок.
  Немая сцена со стороны оперативников продолжалась. Паша застыл с недоеденным куском бутерброда во рту, а Егор зачем-то с силой потушил зажженную сигарету о свое собственное запястье, при этом даже не поморщившись.
  — Прямо Тарзан, — кивнула Заладьева. – Но до Рахметова все равно не дотягиваешь. Тебе еще надо ночь на гвоздях поспать.
  — У нас забастовка, — мрачно буркнул Чайкин и, не заглянув в листок, подвинул его обратно к ней. 
  — А что такое? Жены подсыпали вам в суп слабительное?
  — Убирать за тобой трупы и соучаствовать в незаконных обысках и краже книг мы больше не будем.
  — А я и не скальд, чтобы звать вас на такие подвиги, — возразила молодая чекистка. – Прочесть-то текст не лениво будет?
  Егор пробежался по тексту глазами, присвистнул и сказал напарнику:
  — Нет, ты посмотри Паша, какие чудные дела на нашем свете творятся! Приносят нам запрос от «Ленфильма», на бланке «Ленфильма», с печатью и за подписью ответственного лица данной организации. Но приносит почему-то сотрудница КГБ, которая вряд ли успела за столь короткий срок сменить профессию на актерскую, хотя соответствующие способности, не спорю, имеются. Заметь – запрос не от «Мосфильма», хоть мы и в Москве, а от «Ленфильма». Видимо, это после «Иронии судьбы» мода такая – Москву с Ленинградом путать. Но вы, девушка, ошиблись, вам с этим не к нам, а в следующий кабинет направо по коридору к товарищу Авенирову. А он уже вас дальше на хозотдел сориентирует.
  Забрав со стола листок и поблагодарив оперативников обворожительной улыбкой, Валентина вышла из кабинета.
  — Егорка, ты ошалел, что ли? – возмутился Паша. – Над комитетчицей открытым текстом стебаешься! Сам же говорил, что это фаворитка Андропова!
  — А хоть Брежнева, — невозмутимо отозвался Чайкин. – Срать я на них всех хотел. Не те уже времена, когда все перед ними осиновым листом тряслись. Я тебе так скажу, Паша: вот мы с тобой сейчас замотанные, замордованные, ног под собой не чувствуем, за Шутом гоняясь, а я все равно радуюсь. Спросишь, чему? А тому, что нам с тобой хотя бы не надо в ихние гэбэшные игры играть.

Еще почитать:

{Roman Godfrey} - happen — Marriage of convenience

My father Captain Hook

Глава 16. Странный Мир 

(Roman Godfrey) - kill you wife and son — Marriage of convenience