Роман из двух книг “Гранд-пасьянс в кабинете Андропова” из двух книг полностью опубликован здесь – https://www.litprichal.ru/users/gp436/ либо https://www.next-portal.ru/users/grand-passianse/ 

 Пророчества последнего жителя затонувшей 12 тысяч лет назад Атлантиды и слепой провидицы Златы из Югославии свелись к одному: в 1979-ом году человечество ждет Третья мировая война и полное уничтожение. Это не останавливает группу американских «ястребов» во главе с Бжезинским, намеренных сорвать «разрядку» и вернуться к «холодной войне»: они готовят безумную выходку у берегов Крыма, не осознавая, что спровоцируют ядерный кризис.

 Советская разведчица Валентина Заладьева (девушка из Древнего мира, погибшая в борьбе против Рима, но получившая «дубль-два» в теле жительницы XX века) решается на отчаянную попытку ценой собственной жизни сорвать гибельную для всего мира американскую провокацию, хотя понимает, что шансы на успех близки к нулю.

 Кн.2. Глава 19. В Гафуте

   ­К началу февраля 1979-го года ситуация в Иране достигла предельного накала.

   После того, как шах Мохаммед Реза Пехлеви выехал из страны, передав всю полноту власти вновь назначенному премьер-министру Шапуру Бахтияру, антишахская коалиция начала готовиться к решительным действиям.

  Объявленные Бахтияром реформы (роспуск «САВАК», отмена цензуры, освобождение части политзаключенных) уже не могли устроить противников шаха. Они лишь усмотрели в этих действиях подтверждение тому, что под их напором власть начала прогибаться. Поэтому десятки тысяч иранцев восторженно встретили вернувшегося в страну главу религиозной части оппозиции, духовного лидера Ирана аятоллу Хомейни. О том, чтобы властям его арестовать, не могло быть и речи. Хомейни заявил, что не признает полномочий Бахтияра, и назначил своего премьер-министра – противника шахской власти Мехди Базаргана. 
  Теперь в стране было два премьер-министра. Оставался вопрос – за кем пойдет армия.
  А армия была готова пойти за своим кумиром – генералом Аббасом Баджари, первым заместителем верховного главнокомандующего. Но Баджари молчал, не принимая ничьей стороны. Когда его пытались вывести на откровенный разговор, он лишь отшучивался. Между тем, подобной позицией он создавал в стране патовую ситуацию, потому что без поддержки армии ни одна из сторон не смогла бы добиться победы.
  На стороне Пехлеви и Бахтияра была готова выступить шахгвардия, которая еще по-другому именовалась «Гвардией бессмертных». Ее численность только в Тегеране составляла тридцать тысяч прекрасно обученных бойцов с оружием американского и израильского производства. Шахгвардия подчинялась верховному главнокомандующему, то есть, шаху Пехлеви, а сейчас, во время его отсутствия – премьер-министру Бахтияру. Но фактическим ее руководителем был военный комендант Ирана генерал Рахими. При этом, никто не знал, что Рахими полностью предан Баджари, так же, как и командующий сухопутными войсками генерал Бадреи.
  Если противостояние перейдет в вооруженное столкновение, шахгвардия хоть и будет уступать повстанцам в численности, но по выучке и вооружению окажется гораздо сильнее их. Если же Баджари сохранит нейтралитет, она будет сражаться в полсилы, не позволяя оппозиционерам победить, но и не доводя дело до их полного разгрома.
  Это и есть патовая ситуация.
  Противостоящий лагерь выглядел разношерстно, но две главные силы были видны четко. Первая – движение «Хезболла», получившее военный опыт во время последней арабо-израильской войны. Численность его не была никому известна. Но резко нарастить эту численность религиозные противники шаха смогли бы, если в случае вооруженного столкновения начнет стихийно формироваться народное ополчение.
  Другим боевым формированием была левая организация «федаев», вооружаемая и финансируемая СССР. Федаев было не так много, по численности они примерно соответствовали «Хезболле». Но Бжезинский считал, что уничтожить в первую очередь надо именно их. Если не сделать этого сейчас, то после будущего установления диктатуры Баджари и расконсервации баз в Тебризе и Мешхеде, федаи смогут создавать помехи достройке этих объектов, развернув на севере Ирана партизанскую войну и совершая диверсии против самих баз и на путях их снабжения. 
  Именно ради уничтожения федаев Бжезинский и затеял игру с советской разведкой. Если русские попадутся на удочку и сделают на Баджари ставку, федаи не будут готовы к удару с его стороны, и он сумеет прихлопнуть их за счет внезапности. Поэтому встреча генерала с советским резидентом должна пройти, что называется, «без сучка и задоринки». Одновременно Баджари должен был решить и другие задачи: смещение Бахтияра и разгром «Хезболлы» и ополчения. 
  Хотя Бахтияр и распустил службу «САВАК», ее специалисты никуда не делись. Теперь они составили костяк «отдела военной контрразведки», подчинявшегося лично Баджари. Даже «средства физического воздействия на арестованных» перевезли туда в полном комплекте. Слегка свихнувшийся врач-кокаинист из «САВАЕК», следивший за состоянием пытаемых, чтобы давать или не давать разрешения на продолжение пыток, теперь работал в новой структуре.
  Всего этого, разумеется, не знали ни федаи, ни руководство КГБ СССР, ни Заладьева, прибывшая в Иран с югославским дипломатическим паспортом на имя Евы Иллиясович.
  В тегеранском аэропорту ее встречал изображавший таксиста Сафар, командир федаев, по этому случаю загримированный, чтобы не быть опознанным. Вместе с ним Валентина прошла в машину, где сидели еще двое федаев, вооруженных только пистолетами.
  По дороге Заладьева и Сафар разговаривали по-русски: он ранее учился в Москве. Они обсудили все детали ее будущей встречи с генералом Баджари, назначенной им на следующий день в ресторане «Крепость» в городе Гафут. 
  Гафут! Это же ее родной город, в котором она родилась и выросла две тысячи лет назад! Вот уж интересно будет увидеть, что там сейчас!
  Для сопровождения советского резидента на эту встречу Сафар собирался выделить троих бойцов. Пока же Валентину привезли на конспиративную квартиру федаев, где она провела остаток суток, обложившись иранскими газетами, чтобы произвести правильный анализ расклада сил в стране на этот предгрозовой момент. Телевизор и радиоприемник были включены в ее комнате почти непрерывно. Периодически звонил Сафар, который сообщал дополнительные сведения, добываемые разведкой федаев. Разговор их, разумеется, был шифрованным – мало ли что.
  Один факт очень насторожил Заладьеву. Баджари вовсю подчеркивал свой нейтралитет и стремление завершить политический кризис в стране мирным путем. Но… В небольшом Казвине, находящимся на трассе, ведущей из столицы на север страны, происходило на первый взгляд незаметное сосредоточение сил: пехоты, бронетехники и артиллерии. 
  Против кого это может быть использовано? Впрочем, если Баджари выступит как союзник СССР, он вполне может обрушить этот военный кулак против шахгвардии. Вот только то, что шахгвардия находилась уже под контролем не Бахтияра, а Баджари, Заладьева и Сафар и предполагать не могли. Политический шахматист Бжезинский уверенно обставлял русских, способных сейчас играть только вслепую.

  Утром следующего дня Заладьева покинула конспиративную квартиру федаев и в сопровождении охраны отправилась в Казвин. Охрану эту составляли трое друзей: Хосров, Зарташт и сидящий за рулем Сейфи. Когда-то решение примкнуть к боевой левой организации было ими принято после того, как отцы Зарташта и Сейфи лишились последних сбережений в результате обмана со стороны «американо-иранского банка». Мехди, отец Зарташта, после этого сошел с ума и покончил с собой – поджег собственный дом. В сгоревшем доме погибла и его жена, мать Зарташта.
  Эту невеселую историю он и поведал в машине советской разведчице, которая прекрасно разговаривала и понимала на фарси.
  — В аду будут гореть эти банки, — сказала Валентина. – Это же надо – растоптать судьбу человека из-за каких-то поганых денег! Которые, по меркам их сверхдоходов, еще и сущие гроши. 
  — А в Советском Союзе такое было бы возможно? – спросил Сейфи.
  — В СССР есть, конечно, свои трудности и недостатки, как и в любой стране мира. Но такие вещи там невозможны в принципе. Банковская сфера там полностью в руках государства. 
  Сейфи вел машину на средней скорости, поэтому на довольно широкой современной автостраде их время от времени обгоняли другие машины. Но вскоре их автомобиль сам обогнал неспешно двигающуюся на север колонну танков и боевых машин пехоты.
  — Это Бахтияр куда-то стягивает войска, — озабоченно сказал Хосров.
  — В Казвин. И не Бахтияр, а Баджари, — поправила его Заладьева.
  — Так кто нам Баджари? Друг или враг? – спросил Хосров.
  — Именно это мы и едем сегодня узнать.  
  А вот и Гафут.
  По мере приближения к городу сердце Валентины бешено заколотилось. Это ведь в реальном мире прошло две тысячи лет, а она-то в своем восприятии жила здесь совсем недавно: до переезда в Рим, гибели от вражеских стрел и какой-то пары месяцев жизни в Странном Мире в новой физической оболочке.
  Вон там долина, в которой Калишатха обучал ее разным премудростям выживания в полном опасностей мире. Здесь она скакала на лошади, на скаку поражала цель из лука, фехтовала со своим наставником. 
  Но сейчас большую часть этой долины занимал цементный завод, к которому по решению Заладьевой Сейфи направил машину. Там был куплен двадцатипятикилограммовый мешок цемента, который федаи запихнули в багажник. Затем автомобиль развернулся в сторону ресторана. Он был построен на горе, на которой когда-то много веков назад стояла крепость Амбеаршана. Сейчас эту гору было не узнать, она осела, расширилась, хотя и выглядела по-прежнему живописно, чему способствовало серпантинное шоссе. От самой же крепости не осталось даже развалин.
  Когда машина подъехала к ресторану, Валентина повела себя довольно странно. Она велела Сейфи поставить автомобиль не на асфальтовой площадке, предназначенной для машин посетителей, а на небольшом пустыре по соседству. Затем Хосрову и Зарташту пришлось с мешком цемента несколько раз обойти вокруг автомобиля, рассыпая белые дорожки в виде причудливой сеточки. После этого Заладьева взяла небольшую лопату, набросала на эту сетку землю, а еще сверху федаи «нарисовали» цементными дорожками еще одну сетку.
  — Зачем это? – спросил Сейфи.
  — Если в наше отсутствие кто-то закрепит под днищем мину, мы поймем это сразу. А то был у меня недавно один неприятный случай.
  — А разве Сейфи не останется в машине? – спросил Зарташт. – Мы бы потом ему принесли из ресторана еду.
  — Вот ты и оставайся в машине, а я тебе принесу, — огрызнулся Сейфи.
  — Эй, князья Шуйские и Милославские, хватит меряться гонором, — прервала их спор Валентина. – В ресторан идут все. Один человек может быть легко и незаметно захвачен шахгвардейцами. Надеюсь, понятно, что это для него значит?
  Как только они зашли в помещение двухэтажного ресторана, к Заладьевой тут же подошел иранец средних лет, который представился владельцем заведения.
  — Мисс Иллиясович? На встречу с генералом?
  Валентина ответила утвердительно.
  — Господин генерал просил передать вам извинения, его запоздание составит не более часа. За это время вы и ваши спутники могут насладиться обедом в совершенно пустом зале, потому что для других посетителей сегодня ресторан закрыт. Только всем уважаемым гостям придется на время оставить здесь оружие. Нашему охраннику. 
  Пришлось подчиниться, хотя Хосров, Сейфи и Зарташт отдали свои пистолеты крайне неохотно. Затем их провели на второй этаж к столу, накрытому на шесть персон. Легкую куртку Валентина снимать не стала, сославшись на то, что в ресторане оказалось весьма прохладно. Взяв со стола меню, она передала его федаям:
  — Заказывайте то, что сочтете нужным.
  — Ты хочешь сказать, Ева, что у тебя для этого хватит денег? – удивился Хосров. 
  — Не часто, но иногда хватает.
  Записав заказ, официант удалился. Но довольно скоро он начал возвращаться с полными блюдами, на содержимое которых федаи яростно набросились.
  — Скажи, Ева, а ты состоишь в компартии? – прошамкал Зарташт набитым ртом.
  — Нет, я состою несушкой на страусиной ферме!
  — Тогда скажи, раз ты советская коммунистка: правда, что если у нас победит социализм, то любой парень из простой семьи сможет позволить себе повести свою девушку в такой вот ресторан?
  — Сможет, если не станет рыгать и хватать с блюда руками, как один деревянный носатик, — сердито ответила Валентина. – Мне надо было к вам Карабаса-Барабаса приставить, чтобы не давал облизывать пальцы и плевать косточками на пол. Уж лучше друг другу в глаз.
  — Ну, и зануда же, — тихонько шепнул Сейфи Хосрову.
  Вскоре к ним в знак особой предупредительности вышел хозяин ресторана и поинтересовался, все ли понравилось гостям в обслуживании, и нет ли каких-либо особых пожеланий.
  Заладьева заверила его, что все замечательно.
  — Скажите, а почему ресторан называется «Крепость»?
  — Две тысячи лет назад на этой горе стояла крепость парфянского военачальника Амбеаршана, — охотно ответил хозяин, заметно оживившись. – Он погиб в войне с вторгшимися в Парфию аравийцами. Крепость перешла к его старшему сыну Тару, который позже вместе с братьями был заподозрен царем Харрутом Вторым в участии в заговоре Сурены – того самого, который разбил в пустыне Красса. Отряд царских воинов сумел хитростью проникнуть в крепость, всех сыновей Амбеаршана вывели на высокую стену и сбросили вниз.
  «Невелика потеря», — подумала Валентина, вспомнив об отношении к ней братьев и их постоянных издевках над ее тогдашней внешностью.
  — А дочерей у Амбеаршана не было? – небрежно спросила она.
  — Не было, — уверенно ответил хозяин. – У Амбеаршана всегда рождались только сыновья, в чем ему завидовали остальные парфянские вельможи.
  «Вот те раз!»
  Видимо, недоумение Заладьевой даже отразилось на ее лице. Ресторатор придал этому иное значение и вновь осведомился об оценке гостями кулинарных способностей его поваров, получив новое заверение, что оно превзошло пределы совершенства.
  «Попробуем соотнести этот факт забвения с ребусом, заложенном в пророчестве последнего атланта. А ведь кое-что явно перекликается».
  Подошедший официант что-то шепнул на ухо хозяину, после чего тот сразу обратился к Валентине:
  — Господин генерал прибыл. Я прошу вас еще немного подождать, и вас пригласят на первый этаж в кабинет для переговоров.
  Минут через десять хозяин вернулся с сообщением:
  — Господин генерал ожидает вас.
  Все четверо поднялись из-за стола и спустились в зал первого этажа. Там было около десятка вооруженных солдат. Среди них внимательный взгляд Заладьевой выцепил держащихся в стороне четверых людей в штатском и с европейской внешностью. Трое мужчин и женщина. Всем им на вид около пятидесяти или чуть меньше, но держат себя в отличной форме. Явно это телохранители Баджари. Валентину они буквально прошивали взглядами.
  Вместе с адьютантом Баджари Заладьева подошла к одной из дверей, которую адъютант тут же распахнул, приглашая чекистку зайти в кабинет. Как только Валентина вошла в помещение, адъютант закрыл за ней дверь и остался стоять возле нее.

  Быстро поднявшись из-за стола, уставленного вазами с фруктами, Баджари сделал несколько шагов вперед, предложил гостье руку, провел ее к этому столу, посадил за него, после чего сам сел напротив.
  — Для меня большая честь, что переговоры со мной поручены столь юной и прекрасной женщине, — певуче проговорил он, чуть поклонившись.
  — Приятно слышать это от столь достойного во всех отношениях мужчины, — не осталась в долгу Заладьева.
  — В ваших странах с христианской культурой беседу часто начинают с пьянящих напитков, — улыбаясь, продолжил генерал. – У нас, мусульман, все несколько иначе. Вы ведь наверняка помните содержание «Графа Монте-Кристо», мисс Иллиясович?
  — Лучше просто Ева, при этом — не упоминая вслух названия моей страны, если это вас не затруднит, господин генерал.
  — Разумеется, — согласился Баджари, — Хоть эта страна и не Югославия, мы будем деликатно обходить стороной ее настоящее название.
  Заладьева не сомневалась, что ее уже не раз сфотографировали скрытыми камерами, а запись разговора в этом кабинете, конечно же, ведется. Впрочем, диктофон был включен и у нее.
  — Содержание «Графа Монте-Кристо я помню с точностью до абзаца, — ответила она на вопрос собеседника.
  — Граф, как вы помните, строго придерживался восточных обычаев, поэтому, когда он находился в доме Морсера, отказался принять и съесть виноград из рук его прекрасной супруги Мерседес. Потому что на Востоке недопустимо принимать пищу в доме врага и из рук врага. Я же предлагаю в знак отсутствия вражды нам обоим вручить друг другу по горсти винограда и его вкусить.
  — Господин генерал, я очарована Востоком и вами, — улыбнулась Заладьева и, взяв с блюда горсть винограда, протянула ее Баджари, второй рукой приняв протянутую им другую гроздь. – Кто знает, может быть, если удастся дожить до старости, мне придет в голову каприз провести остаток жизни в этих благословенных краях.
  Каждый их них съел по несколько ягод из поданной собеседником грозди.
  Переходить сразу к делу в таких странах, как Иран, было не принято, поэтому беседа пока текла подобно ручью – с восточным изяществом и взаимным обменом любезностями.
  — Прошу прощения, мисс Ева, за странный вопрос, — проговорил Баджари. – Но не могли ли мы когда-либо встречаться раньше? Хотя глаза говорят мне о том, что видят вас впервые, какая-то дальняя часть моего разума упорно пытается мне внушить, что что-то в вас мне знакомо. Но это «что-то» столь неуловимо, что не подлежит описанию.
  — Может, этого не позволяет английский язык, на котором мы беседуем? – предположила Заладьева. – Я свободно говорю на фарси, поэтому мы можем перейти на него, если это будет для вас более комфортно.
  — Пусть остается английский, — решил генерал. – Вероятно, вы раньше не посещали Иран? Я не имею в виду ваш первый приезд год назад, когда нам, к сожалению, не удалось встретиться.
  — Вы правы, в Иране я до этого не была, и здесь вы видеть меня не могли. Впрочем, возможно, вы сами когда-то посещали мою страну?
  — Которая «не Югославия»? – улыбнулся Баджари. – Нет, увы, не довелось. Думаю, мы уже можем переходить к предмету наших переговоров. Насколько я понял, вы готовы содействовать моему приходу к власти, обеспечив поддержку со стороны ваших здешних союзников, и поддерживать дальше при выполнении мной ряда условий. Каковы эти условия?
  — Прежде всего, никто не будет навязывать вам выбор общественного строя и пути развития, — начала Валентина. – Это дело иранского народа. Но для нас принципиальными вопросами являются выход Ирана из враждебного нам блока СЕНТО, демонтаж баз в Тебризе и Мешхеде и прекращение военного сотрудничества с США, Великобританией и их союзниками. Возникновение военного сотрудничества Ирана с Китаем тоже не в интересах наших будущих отношений.
  — Я вас услышал, — кивнул генерал. – Тогда следующий вопрос. В чем будет заключаться ваша поддержка нового Ирана?
  — В области финансов это будут льготные займы. В двусторонней торговле ценообразование будет согласовываться на условиях, более выгодных для Ирана. Также мы можем предложить вам помощь в строительстве новых экономических объектов.
  — А вот американцы обещают нам новейшие технологии, — усмехнулся Баджари.
  — Что-то мне подсказывает, что «новые» на поверку окажутся позавчерашними, — парировала Заладьева. – А вооружения мы сможем поставить такие, с которыми новый Иран будет способен противостоять не только каждому из пяти потенциальных противников в регионе, но и всем одновременно. Я имею в виду Турцию, Израиль, Пакистан, Ирак и Саудовскую Аравию.
  Сделав паузу, она продолжила:
  — Отдельно можно обсудить вопрос нашего сотрудничества в области тепло- и гидроэнергетики.
  — А ядерная энергетика? – спросил генерал.
  — Для переговоров на эту тему у меня нет полномочий. Могу высказать лишь свое субъективное мнение: любая страна будет в состоянии развивать у себя ядерную энергетику лишь тогда, когда ее экономика примет национальный характер. Можно ли сказать это о современном Иране? Ведь даже цементный завод в паре километров отсюда принадлежит голландской компании «Ройял левел».
  Наступило короткое молчание, и в течение этой паузы каждый из переговорщиков мысленно резюмировал свои впечатления от беседы.
  Баджари шел на эти переговоры с конкретным заданием от Бжезинского: ввести в заблуждение какого абстрактного русского агента. Иными словами – «ничего личного». Но почему-то сейчас к этой молодой, красивой и образованной женщине, в совершенстве владеющей искусством высокой дипломатии, он испытывал непонятно откуда взявшуюся острую неприязнь. Объяснить это самому себе с позиции здравой логики у него не получалось. 
  А Заладьева по той же самой причине «внутреннего голоса» четко осознала: Баджари – враг. И никаких логических подтверждений этого ей даже не требовалось.
  Валентина с раздражением вспомнила разработчиков операции из Управления КГБ. Ну почему они наивно полагают, что перейти на сторону СССР может человек с банковскими счетами и недвижимостью в Великобритании и детьми, обучающимися в Австралии?! Да он всеми корнями, артериями и капиллярами врос в Запад, которому ничего не стоит все это перерезать и пережать.
  Раз так, у нее теперь лишь одна задача: сделать вид, что поверила в искренность Баджари, и поскорее уносить отсюда ноги вместе с Хосровом, Сейфи и Зарташтом.
  Вдруг раздался стук в дверь, и она распахнулась. На пороге с растерянным видом стоял адъютант.
  — Кто тебе позволил ворваться сюда? – грозно сдвинул брови генерал.
  — Господин генерал, — заговорил офицер. – Эти федаи… Они агитируют солдат вашей охраны. Суют им свои газеты. Я не имеют от вас предписаний, можно ли этому препятствовать. Вот, смотрите!
  Одну из газет он положил на стол перед Баджари.
  «Вот балбесы-то», — с раздражением подумала Заладьева. Вслух же она сказала:
  — Господин генерал, приношу вам свои извинения за глупые выходки моих сопровождающих. Позже я с ними разберусь, а пока просто попрошу, чтобы ваши солдаты просто не обращали на них внимания.
  — Ты слышал, что сказала наша гостья? – обратился генерал к адьютанту. – Выполняй!
  Тот выскочил, захлопнув дверь.
  Взгляд Баджари упал на передовицу газеты, где бросалась в глаза огромная карикатура. На ней американская статуя Свободы, сброшенная с постамента, падала в воду Гудзонова залива. А на опустевшем постаменте бодро резвилась маленькая змейка, ставшая причиной крушения исполинской конструкции.
  — Что это?! – произнес генерал изменившимся голосом.
  — Всего лишь политическая карикатура. А что в ней вас удивило?
  Эту карикатуру она сама нарисовала в самолете по пути в Тегеран, а уже на месте отдала Сафару.
  — Очень похожий рисунок я однажды уже видел, — медленно заговорил Баджари, пристально глядя ей в глаза. – И как вы думаете, кто мне его показал?
  — Кто? – машинально спросила ничего не понимавшая Заладьева.
  — Красс.

  На Валентину словно обрушился потолок. И этот потолок ее и ударил, и придавил, потому что ей вдруг стало трудно дышать. По телу прошла волна дрожи. И она прекрасно понимала, что скрыть это состояние сейчас невозможно, хотя в течение минуты она сумеет совладать с собой. Только вот будет уже поздно.
  Наблюдавший за ней генерал рассмеялся:
  — А ведь американцы и представить не могли, что в Советском Союзе тоже додумались до «искусственной реинкарнации». Но главное-то не это. Если в КГБ вдруг решают подменить настоящего агента реинкарнированной террористкой, то это уже не переговоры. Это провокация. Думаю, через две тысячи лет вы вряд ли удосужились сменить свой шпионский псевдоним, к тому же, «Ева» звучит почти как «Эфа». Кстати, ваш талант художника-карикатуриста за двадцать веков никуда не делся, Реште из рода Файзака!
  Заладьева наконец сумела взять себя в руки.
  — В произнесенной вами фразе, господин генерал, есть одно ключевой слово – «тоже». Надо полагать, Бжезинский уже поставил себе на службу оккультные науки, и вот тогда обрел еще одну жизнь в двадцатом веке… посол Варсег!
  Генерал опустил голову, а когда поднял глаза на собеседницу, в них плескалось злорадство.
  — А для утопленницы вы очень неплохо выглядите, мисс псевдо-югославка! Даже внешне сильно похорошели со времени нашей последней встречи. Надеюсь, вы не будете в претензии, если мои автоматчики довершат работу лучников с корабля?
  — А если буду?
  — Сожалею, но у меня нет такого богатого меню, как в этом ресторане. Цирк с питоном и тигром предложить вам не могу, а вот вариант с закапыванием рассмотреть вполне возможно. Так что, у вас еще и выбор имеется.
  — Тогда я предпочитаю третий вариант.
  — И в чем он состоит?
  — Взорваться. Но в компании с вами.
  Заладьева сбросила куртку, продемонстрировав пояс с двумя почти плоскими цилиндрами. Это устройство было снабжено небольшим закрепленным приборчиком с рукояткой. И эту рукоятку она сейчас резко перевела вниз.
  — «Пояс смертника»? – спросил генерал, бледнея на глазах.
  — Он самый. Сейчас у меня два варианта действий. Могу продвинуть эту рукоятку дальше и поставить на предохранитель. Тогда ничего не изменится. Могу отпустить, что и придется сделать, если буду мертвой. Она уйдет вверх и… Вот тогда изменится многое. Для вас – необратимо. Я почему-то уверена, что эта «искусственная реинкарнация» для вас тоже вторая. А третьей, как меня просветили, быть уже не может.
  Баджари сглотнул слюну.
  — Чего вы хотите?
  — Прежде всего, не делайте резких движений, не позволяйте это делать никому из ваших и не пытайтесь от меня отскочить. Пока я со своими людьми не окажусь в безопасности, мы с вами будем находиться только рядом, словно крепкая супружеская пара.
  — Хорошо, я велю освободить вам путь до вашего автомобиля.
  — Это само собой. Но вы еще и проводите нас до него лично. Там мы и расстанемся. Но сначала мы, четыре человека, окажемся внутри машины. Оружие федаев должно быть им возвращено не разряженным.
  — Замечательно! – язвительно сказал генерал, который постепенно отошел от первоначального ужаса при виде «пояса смертника». – С вами будут трое вооруженных боевиков, а я один. И они, оказавшись возле машины, спокойно смогут меня убить или похитить.
  — Пусть во время нашего перемещения к автомобилю ваши солдаты держат нас на прицеле. Никто из моих людей не решится выстрелить в вас, зная, что в следующее мгновение его самого изрешетят.
  — С логикой у вас все в порядке, — буркнул Баджари. – Уж не училась ли ваша нынешняя скорлупа в Сорбонне?
  — В Сорбонне учились ваши друзья-полпотовцы. А моей скорлупе хватило университета недалеко от места жительства.
  — Как мне отдать приказание моим людям?
  — Громко и четко, чтобы я слышала и поняла каждое слово.
  Генерал тяжело поднялся из-за стола и пошел к двери. Заладьева шла прямо за ним, продолжая держать руку на рычажке устройства. Когда они вышли в ресторанный зал первого этажа, на них уставилось множество изумленных глаз. Установилось всеобщее молчание.
  Баджари громко заговорил:
  — Внимание, всем слушать меня! У этой дамы – «пояс смертника». Я обещал ей и федаям безопасный проход до их машины. Приказываю: оружие федаям вернуть заряженным и во время всего нашего следования до их автомобиля держать их четверых на прицеле. Если кто-то из них попытается что-то против меня предпринять – всех уничтожить. После того, как они сядут в машину и отъедут, а я пойду обратно – вслед по автомобилю не стрелять, они могут успеть ответить по мне. Исполнять!
  — Что-нибудь можно сделать в этой ситуации? – шепотом спросил Уве у Конрада.
  Тот уже успел все оценить и просчитать.
  — К сожалению – ничего. 
  И тут их немало удивила Линда. Она направилась прямо к Заладьевой, встала в нескольких метрах перед ней и сказала по-английски:
  — Я хорошо тебя запомнила, коммунистка. И узнаю в любом гриме, который ты на себя намажешь. Так что, жди, мы еще встретимся.
  Валентина смерила ее внимательным взглядом и ответила на том же языке:
  — Я рада, что для вашего возраста у вас такая хорошая память, фрау.
  Линду от неожиданности передернуло. Подколка насчет возраста ее нисколько не задела, но каким-то непонятным образом русская разведчица сумела безошибочно определить ее национальность. 
  Выйдя из ресторана, Заладьева, Баджари и трое федаев медленно пошли в сторону оставленного на пустыре автомобиля. 
  Неожиданно Баджари сказал на древне-парфянском:
  — Знай, Эфа: те, кому я служу, пользуются покровительством темных богов, которые имеют власть даже над Эребом, внушавшим столько страха латинянам и эллинам. Если ты не отступишься, Эреб, царство мертвых, снова поглотит тебя, но теперь уже безвозвратно.
  На том же языке ответила и Заладьева:
  — Варсег, я и так всегда знала, что тебе достаточно лишь дунуть в букцину, чтобы все силы преисподней стянулись к пологу твоей палатки, словно тучи перед грозой. Но, устрашая меня Эребом, помни: я не повторю ошибки Орфея и не сунусь туда добровольно.
  Когда небольшая группа подошла к машине, Заладьева обошла его кругом, внимательно оценивая «сетку» из цементных дорожек. Ее целостность не была нарушена, но Валентине этого оказалось недостаточно, и она обратилась к федаям:
  — Кому-то все равно надо слазать под машину и проверить, не прицеплена ли к днищу веселая неожиданность.
  — Зарташт, давай, — сказал Хосров.
  — А чего ты здесь командуешь? Вот сам и лезь, — огрызнулся парень.
  — Под машину полезет тот, кто курил в ресторане, хотя висели таблички, что этого делать нельзя, — сказала Валентина и выразительно взглянула на Сейфи. Чертыхаясь, он начал заползать под автомобиль. 
  — Своеобразно у вас поставлена дисциплина, — заметил генерал, с любопытством наблюдавший за перепалкой. – Вероятно, с этими людьми вы собираетесь противостоять шахгвардии и моей армии.
  — У меня мотивация хорошая, — скромно выдала свой аргумент Заладьева.
  — Ваша мотивация видна как на ладони. Красса и царя Харрута нет, а я еще здесь. Жажда мщения у вас ведь никуда не делась?
  — Ошибаетесь, господин Баджари. Я даже была бы готова предложить вам сделку.
  Сейфи, отряхиваясь, вылез из-под машины, весь белый от цемента. Двое его товарищей начали тихо смеяться.
  — Ничего нет, — сообщил он.
  — Тогда – в машину, — скомандовала Валентина.
  — Подождите, — остановил ее Баджари. – О какой сделке вы говорили?
  — Мы не будем пытаться ничего предпринимать против вашей жизни в течение суток. За хомейнистов не говорю, с ними договаривайтесь отдельно. Но в течение двадцати четырех часов вы должны покинуть страну. Как оправдаться перед Бжезинским за дезертирство, вы что-нибудь придумаете. Зато чем плоха для обеспеченного человека райская жизнь в Великобритании? Лучшие в мире яхты, теннисные корты и поля для гольфа, армия любовниц из лондонского бомонда. А здесь – лишь стрессы и неопределенность.
  — Зато для вас тогда настанет полная определенность. Вы начнете делать в Иране все, что пожелаете. Только вот я не допущу, чтобы сюда залезла ваша страна, на которую надо надеть смирительную рубашку, либо изолировать ее в инфекционном боксе, словно заразного больного. И когда повторно понадобится переступить через ваш труп, как две тысячи лет назад, я с превеликой радостью сделаю это снова. Вот мое последнее слово.
  — В таком случае, флаг вам в руки и свисток в зубы, как говорят олимпийцы, — вздохнула Заладьева и уселась в машину.
  Сейфи завел двигатель, газанул, и автомобиль федаев рванулся с места – прочь от ресторана.
  К Баджари уже подбегали вооруженные люди.
  — Я по рации сообщил всем ближайшим подразделениям об этой машине, — задыхаясь от бега, сказал адъютант.
  — Я уверен, что это бесполезно. Наверняка, за Гафутом их встретят на другой машине, они пересядут туда, а эту бросят.
  — Господин генерал, а если нет?
  — «Нет» тут не проходит. Я знаю эту дамочку чуть подольше, чем ты.
  В тот же день Баджари подробно рассказал Бжезинскому о произошедшем.
  То, что в СССР тоже ставятся опыты по «искусственной реинкарнации», особо не изменило настроение помощника президента. Все эти эзотерические исследования никак не влияют на стратегический расклад сил.
  Но то, что Баджари, поддавшись эмоциям, неосторожно себя раскрыл, привело Бжезинского в бешенство. Ведь мог же генерал сделать вид, что ничего не понял, и завершить беседу на позитиве. А так получается, что это чертово ископаемое из Древнего мира в оболочке жителя двадцатого века, одним махом испортило Бжезинскому столь долго и искусно создаваемую часть общей игры. Теперь неожиданно прихлопнуть федаев не удастся, и они будут драться против Баджари и шаха вместе с «Хезболлой» и народным ополчением. 
  Но вслух он генералу ничего не сказал и пообещал выйти на связь , когда будет принято решение о дальнейшей тактике игры. Хотя теперь все упростилось: нужна просто военная победа. Как в Индонезии в 1965-ом, в Греции в конце сороковых. И не менее важным будет убийство Бахтияра химическим оружием с обвинением в этом СССР. 
  Заладьева же вышла на связь с Москвой, отправив туда шифровку. Ответ пришел не сразу: в ведомстве Андропова, а затем в Политбюро явно долго переваривали и обсуждали ситуацию. Но все же он был получен к вечеру того же дня.
  В надвигающемся неизбежном вооруженном столкновении федаи должны участвовать в составе антишахской коалиции. Но если повстанцы начнут терпеть поражение, что тоже вероятно из-за того, что сражаться придется против регулярной армии во главе с Баджари, федаи должны быть выведены из боев и переброшены на север Ирана, в районы Тебриза и Мешхеда, чтобы перестроить свою тактику для длительной партизанско-диверсионной войны против строящихся американских баз.
  Когда четверо бывших «гитлерюгендов» обсудили между собой вопрос обеспечения безопасности Баджари в новых условиях, Линда вдруг заявила:
  — Я все равно убью эту русскую суку. Своей рукой.
  — Чего ты к ней прицепилась? – спросил Томас.
  — А вы видели ее мерзкую ухмылку? Наверное, это самое правильное изречение: «Лучше быть мертвым, чем красным». Она и будет мертвой, когда я до нее доберусь.
  Выхватив свой новый пистолет «фарион», из которого она поражала самую небольшую цель даже на дальних дистанциях, Линда сделала вид, что целится в кого-то.
  Когда она отошла, трое ее товарищей многозначительно переглянулись. Ее сумасшествие с каждым годом медленно, но неуклонно прогрессировало. Значит, когда-то настанет время, когда даже находиться рядом с ней может стать делом небезопасным.

Еще почитать:

Кн.2. Глава 21. «Комната страха

Тайны дремучего леса — Кара. Тайны дремучего леса.

Тайны великой академии. I том. Гиены и львы — Глава 4. Знакомство

Пробы пера или как-то раз в Игдее — Твое сердце — моё!