IV

После странного расставания прошло несколько месяцев. Ирэна отправилась в Париж учиться основам ювелирного дела. Что ж, вся в отца – он был экспертом. Оставшаяся часть приданого, доставшегося ей от тёти, пошла на цели обучения. Девушка хотела разбираться в разных свойствах металлов, стремилась создавать красивые вещи, постигая тонкости искусства творца. Благодаря её талантам, её с лёгкостью зачислили на летние курсы ювелирного мастерства при университете Сорбонна.

По женской линии Ирэна Уолкут отличалась невероятной аккуратностью и чувством пропорций. Практически безошибочно она могла определить оценочную стоимость любого объекта или предмета. Правда, над тем, как она овладевает силами зимы, она не слишком ломала голову, предпочитая не уходить в запредельность. Преображение! Теперь Ирэн могла не только понимать язык зверей, но и принимать их образ; однако, по-прежнему не могла девушка удержать опыт: она не помнила впоследствии ничего из произошедшего с нею.

В Сорбонне, недалеко от которого девушка сняла квартиру-студию, Ирэна подружилась с двумя сокурсницами, которые стали ей неразлучными товарищами. Азалина Рэнэ, блондинка с длинными волосами и ярко-голубыми глазами и Аврора Селестис, шатенка – с такими же длинными волосами, но ярко-зелёными глазами. Азалина, Аврора и черноволосая Ирэна, глаза которой по-прежнему имели неотступно фиолетовый цвет, превратились в настоящую неразлучную троицу.

Однажды девушки – им было по шестнадцать, все вместе шли по коридору именитого вуза. Ирэна почувствовала, что должна покинуть своих подруг. Те были в замешательстве, по какой причине столь остро возникло желание покинуть их так опрометчиво, что перед дверьми лекционного зала они стали расспрашивать Ирэн, не поменяла ли она свои планы. Но пользы от расспросов не было – Ирэна стояла, словно в полудрёме; затем тихо развернулась и ушла. Её уход выглядел весьма опрометчивым; но никто не знал, что в тот момент она слышала зов.

— Ты ли это, Снежинка? – занервничала Ирэн, когда отошла от своих подруг.

— Следуй за браслетом, что на твоей руке.

— Что всё это значит?

— Ещё одна страница.

— Но как?!

— Это – книга твоей жизни, Ирэн, – голос волчицы звучал будто в храме.

— Что значит книга?! – взмолилась девушка, находясь всё в том же коридоре университета с небольшим портфелем в руках. Со стороны показалось бы, что кто-то попал в беду, раз разговаривает сам с собой.

— Пробуждение холодной сущности – гордой мощи зимы…

Голос волчицы стих, и Ирэн уступила, довершив действо очевидным преображением, но – что это! Лощина! В глубине стройных сосен открылись цветá и оттенки талого снега. Водоворот и энергия севера. Отовсюду, заманивая мистическими волнами в свою внезапно открывшуюся прореху, сочился тусклый свет – не более того, чтобы в водоворот ступив, войти в зрелищные врата, и увидеть там что-то. По ту сторону девушка оказалась прямо на вершине заснеженных гор! Взором прикованная к величию зáмка в низинах из чистейшего синего льда, Ирэн увидела на вратах – две огромные снежинки. Идеальной формы кристаллы на мгновение лишили её дара речи. Врата распахнулись, и её взгляд пал на могущественную, причудливой формы лестницу из горного хрусталя, до невозможности прозрачного. Взойдя на ступеньку, Ирэн почувствовала, как браслет дал о себе знать: обжигая её кожу, он становился с каждым шагом всё ярче, и в конце концов перед глазами появилось ярко-фиолетовое сияние. Ирэн сделала ещё шаг и увидела на возвышенности кубической формы, гигантских размеров, ледяную халцедоновую глыбу. Знакомый голос прозвучал на этот раз мягче обычного:

— Сядь на неё, Ирэна.

Девушка сделала, как ей велел зов: сев в позу почему-то лотоса и, закрыв глаза своими чёрными, как бездонный шурф, ресницами, она попыталась сосредоточиться на чём-нибудь осязаемом, но почувствовала, что нечто твёрдое, однородное под нею приподняло её на пару футов. Точно само преображение, поток снежно-ледяных узоров посыпался сверху, и чёрные волосы приобелились. На голове сидела корона, украшенная сияющими сапфирами и заострёнными аметистами – камни тесно были прилажены, напоминая форму диадемы. Всё было в оправе из благородного металла. На светлой голове корона держалась непринуждённо, великолепно, роскошно. В задней части белело чистое серебро. Белые линии волос были закреплены в нескончаемую косу – хвост скорпиона. Брови белы, ресницы – теперь как божий день. Глаза – и фиолетовые, и ледяно-синие, отдающие изморосью; зрачки в виде точек смиренно сидели в приятно усталых укромных глазницах. Тонкие бледно-розовые губы и кожный покров – выдержанный фарфор. Ухоженные руки, неистёртые длани, небесно-голубого цветка ноготки – на них, на каждом пальце искусно управлялись белые снежинки. Ослепляющее белое платье – скорее оно подошло бы для бальных танцев – скрывало грудь под белоснежным шёлком. Низ платья – по щиколотку. Рукава – ниже локтя и кружевные полы; длинную смугловатую шею тесно охватывал плетённый сиреневый обод, а талию – тонкий пояс с драгоценными каменьями в тон тех, что сидели на главе в украшении; на широком невеликом каблучке фиолетовые сапожки; браслет мерцал цветущим фиолетовым огнём.

Выбрав Уильяма объектом исследования, некоторое время за ним наблюдала одна хорошенькая студентка. Тот понуро разгадывал кроссворды, и она решила, всосав через соломинку остатки желеобразного напитка, нарушить тишину:

— Не угостите ли даму коктейлем, сударь, раз мы сидим за одним столиком?

Кажется, сегодня она в духе, раз знакомиться предпочитает первой. Но что хорошего, подумал Уильям, взглянув на блондинку, попивающую морошковый кисель? В студенческой столовке сегодня как-то мило, впрочем, это обычное дело.

— Я пишу дипломную работу на тему: «Мужчины и полезная от них деятельность».

Что-то в ней, однако, есть, раз будущий социолог, подумал Уильям, заходит издалека, заговорив о роли мужчины в современном обществе прямо за столиком из двухлетнего дуба. Светлые волосы, прибранная чёлка, вид профессорши; над жгучими чёрными глазами лёгкой аркой повисли серповидные брови. Отбросив в сторону газетёнку, а потом, когда вдруг заиграла группа «Провидение», Уильям был готов уже заорать ей прямо в ухо, едва успев спросить её, одна ли она.

— За мной должен подъехать парень, – перекрикивала она музыку, хотя с минуту назад проявила инициативу. Зеваки, чтобы поймать взгляд любимой группы, стали вытягивать шеи, пританцовывая в такт; кое-кто тихонько бил себя ладонью по бедру, а кто-то стучал пальцами по столу.

Когда песня закончилась, в атмосфере стало просторнее. Уильям поинтересовался:

— Вы не находите курьёзным, не дождавшись своего парня, затевать разговор с незнакомцем?

— Это свобода для меня, – как бы предвосхитив желание, блондинка оставила после себя горькое послевкусие.

— Звать-то тебя как? – спросил напрямую Уильям.

— Послушайте, если я назову своё имя, то это будет нечестно, так как я…

— В таком случае, разрешите представиться, Уильям.

Не ожидав столь несносной бестактности, блондинка решила пересесть за другой столик – с менее уютным климатом, как вдруг лидер музыкального коллектива прямо со сцены промурлыкал в микрофон:

— Хей там, на горизонте. Я вижу ваши улыбчивые лица. За столиком: вы, вы! – он обратился к блондинке, – берите своего любезного – устроим кавардак.

Блондинка, потерявшая всякую нить беседы, вдруг была спасена: в глубине зала заиграла мелодичная музыка, навивающая спокойствие. Поочерёдно стали вычерчиваться пары. Она попыталась ещё что-то сказать, но к ней подошёл парень с ярко зелёными бакенбардами, по виду которого было логично предположить, что он не отступит, пока кого-нибудь не оттанцует. Уильям ничего не стал предпринимать, кроме как взглядом спокойно проводил блондинку, мысленно перепоручив её редкозубому приятелю – тот тут же, подхватив её, закинул её длинную руку себе на костлявое плечо и начал активничать, выписывая несуразные телодвижения, больше похожие на танец мертвеца, в которого воткнули токопроводящую вилку.

«Загадочный случай, – допустил Уильям, возвращаясь к газетёнке с кроссвордами. — Пишущая дипломную работу студентка – в лапах резвого самца…»

Усевшись на передних рядах лекционного зала, Азалина и Аврора стали дербанить железную бонбоньерку. Азалина любила шоколадные с орехами, а Аврора – ирис, посыпанный кокосом.  

— И часто с ней такое? – спросила Аврора с набитым карамелью ртом.

— Часто что? – спросила Азалина с полным ртом шоколада.

В аудиторию вошёл месье преклонных лет. С совершенно убелёнными волосами и с такой же белой коротко стриженной бородкой он – полный решимости учёный муж – был готов осадить любого засидевшегося на его курсе «твёрдости металла и техник умозрения».

— Что такое техника умозрения? – начал месье Борнео в свойственной ему манере лектора. — Дать оценку текущему положению вещей – не является самопричиной для аргументации, но важно отличать, насколько предоставленная данность является ключом к силе… кстати, где у нас Уолкут? – суровый взгляд оратора скользнул по неполной троице. Азалина и Аврора втянули головы в бархатные плечи, хоть вопрос был проще простого.

— Она… она отсутствует, – с ропотом промолвила Азалина, теперь вжимаясь в скамью.

— Так я вижу, что она отсутствует, – с упрёком отреагировал профессор, – вот только почему она отсутствует?.. Что ж, продолжим: явления, отражаемые в камне…

Пока продолжалась лекция, из своего загадочного, чем-то поучительного путешествия вернулась в прежние границы леса, а оттуда – и в университетский коридор Ирэн. Будто одурманенная, она ничего не помнила. С трудом осознавала она, что в самом престижном учебном заведении Франции тоже могут происходить загадочные события. В коридоре к ней подошла преподавательница «окаменелости подлепленной под парту жвачки», которая, пощупав лоб Ирэн, – моментально одёрнула руку – лоб был настолько холоден, что, казалось, Ирэн только что достали из морозильной камеры.

V

Еще почитать:

Все дороги ведут в Аньхой — Глава 3

Медведецкая гряда

Третья весна

МОРСКОЙ ЦАРЬ АРКАС