Ключи к силе.

                            I

Ирэна села на диван и открыла шкатулку. В ней были различные украшения. Не столь дорогие, как браслет, который обхватывал её прелестное запястье, всё же они имели семейную ценность. Из шкатулки доставать она ничего не стала, лишь взглянув на имеющиеся в ней одиночные колечки да изящные проволочные украшения с цепочками, да каффами, тут же закрыла, убрав её на место. Ещё свежи были в памяти ушедшие дни, когда тётю Элизабет сократили на работе, и она вслед за бабушкой Марго оставила наш бренный мир.

Поправив одну из серебряных туфелек на своей ноге, на которой виднелся узор из синих роз, Ирэн, чуть было не потеряв равновесие, оперлась всей пятернёй о заляпанное стекло зеркала. Платье из непрозрачной ткани, подолом чуть ниже колен, было с длинными рукавами, цвета семи морей. Широкий кушак тугим сиреневым обручем облегал высокую талию. Вот она – стоит и любуется браслетом, элегантно обхватывающим её тонкое запястье. Естественный взгляд, вмонтированный божественной рукой; белоснежная кожа; голову венчают длинные, цвета тёмного шоколада волосы.

Ирэн приподняла бретельки и принялась кокетничать с собой: захлопала чёрными, как бездонный шурф, ресницами и, скосив на себя тёмно-фиолетовые глаза, увидела в отражении круглолицую Гарлемскую мадонну; тонкие очерченные скулы, алые губы, под цвет волос точёные брови; маленький носик, незаметные ушки и ровненький подбородок. Распустившийся цветочек, высокая длинношеяя красавица – противоположной стороной суровых буден оказалась красота Ирэн, так что на судьбу пенять было сложно.

Ожидалось, что родится сын, но родилась Ирэн, а Уолкут – это даже не фамилия, а скорее, нужное слово для наикратчайшего определения идентичности: добросердечная, импульсивная, справедливая. Юная шестнадцатилетняя красавица выглядела не так, чтобы взрослой, но подчёркнуто женственной, с миловидным уклоном и тёплым отзывчивым нравом. С некоторых пор она напоминала её любящего отца, хоть тот был упрям, и заботливую мать, которая была сама покорность.

Отец Ирэн был родом из Биаррица, и однажды местные жители столкнулись с великим неудобством. Трудясь во славу Испанских земель, в кругах золотопромышленников он познакомился с очаровательной хозяйкой сарафана, для которой организовал незабываемую ночь. Приведя в действие заряженные взрывным веществом шпуры в уступе горы, он вызвал выход рек из своих русел. Соседние имения во Франции были затоплены, а хозяйка сарафана под Рождество зачала под платаном.

Впрочем, девушка при жизни никого из родителей почти не помнила: во-первых, ещё была она юна, чтобы помнить, как с нею сюсюкались, а во-вторых, отец её, когда Ирэне не было и шести лет, погиб при загадочных обстоятельствах, оказавшись лежать весь переломанный на дне шурфа. Мать же она практически не представляла, кроме цвета её волос да знакомых глаз; а когда Ирэн осталась без родителей, опеку над ней взяла родная тётка, старшая из сестёр матери. Одинокая добрейшая женщина, тётя Элизабет, не имевшая собственных детей, принялась с усердием и любовью воспитывать Ирэну как единственную кровиночку. Пока она тратила время на то, чтобы с особым вниманием отнестись к своей подопечной, дав ей возможность получить достойное образование, время шло, и девушка вынуждена была попрощаться с Европой, переехав за океан сначала в Новую Англию, а затем и в Гарлем – в район трепещущих страстей.

Здесь всюду снуют ювелиры. С потускневшим взором греясь у костра, они толкуют цинично о смысле жизни, а днём, дабы устроить свой процент оценщика, напускают небрежную мнительность. Оцениваемый ими экземпляр в присутствии владельца выставляется ими в неблагожелательном свете, как якобы не имеющий особой ценности, или как нечто само собой разумеющееся, скорее, даже как совсем ничем не примечательный артефакт. Не снимая притворной маски, сделав тяжёлый вдох, такому оценщику требовалось бы далее повернуть голову в сторону своей лавки, прикрыв лицо руками, и, не поворачиваясь обратно, выдохнуть ничтоже сумняшеся потирая руки, что наконец сияющий подлинной глубиной и утренней долиной кварц прибыл в распоряжение настоящего знатока.

Когда бабушка Марго, прежде чем отойти в мир иной, посчитала, что пришло время подарить Ирэне редкий браслет из чистого серебра, семейная ценность тут же оказала судьбоносное влияние на ещё не окрепшую девичью душу. С лёгкой сиреневой дымкой, с непревзойдённой безупречной полировкой, семейную реликвию венчал аметист Морозное Око – в узких кругах – истинный самородок.

Двух или трёх недель, стали происходить труднообъяснимые события. Будоражащие неокрепшее сознание звуки по утрам из глубины лесной чащи казались Ирэн сокровенными, таящими глубокий смысл провидения. Не снимая с руки приятной ноши, девушка эмитировала звуки на птичий лад. Беззащитная пташка: слушая соловьиные трели, она эмитировала не только пение кедрового свиристеля, но и постигала загадочный смысл дивной науки. В один прекрасный день соловей, ранним утром молясь, воспевал, чтоб – «вдруг не взойдет – скорее взошло солнышко»; а потом, после того, как оно, опаляя верхушки вековых сосен, разливалось медовым светом, соловушка, певуче упреждая, переходил на молитву: «гроза да миновала чтобы в наступивший рассвет озабоченную иву, томно склонившую свои усталые пальцы у окна старого свода». Смыслы открывались девушке так: она предвосхищала, что ключом к тому состоянию, в котором находится современное общество, служит человеческое невежество. Всё же вопреки здравому смыслу, неокрепшее сознание едва ли могло постичь внезапно нагрянувшие необычайным образом познания. Предпочтя думать, однако, что сходит с ума, Ирэн браслет с руки не снимала, ведь он являлся наследством покойной матери её отца.

Нужно заметить, что в криминальной среде подобного рода «эффект перевоплощения» вряд ли мог бы произвести достойное впечатление на циничную публику. Для искушённых жителей Гарлема простейшие правила заурядного охотника за лёгкой наживой гласили, что напуск мнительности – единственное условие для объективной оценки мироздания.

У одного нечистоплотного предпринимателя зародился план. Ему захотелось обогатиться за чужой счёт. Стал он тогда быстренько браслет с руки Ирэн сдёргивать. На протяжении времени девушка жила в неспокойном квартале обычной жизнью учащейся. Укрепилась она во мнении, что Морозное Око с её запястья снимать не собирается. Дело было в тёмном переулке, возвращалась та домой. Браслет просто-напросто врос в её хрупкое запястье да так, что и фомкой не отомкнуть. Несколько раз странный предприниматель пытался оседлать удачу. Вряд ли бы ему пришло в голову, что браслет мог нести заряд бодрости. Однако будь ему известен источник силы, где бы оказался он в ту же секунду? Ступив на шаткую тропу, перед собой он видел беззащитную жертву. Как только браслет с руки девушки он в очередной раз беспардонно попытался снять, ярость и бесстрашие снизошли на Ирэн. Жгучая испанская кровь забурлила в холодных жилах. При каждой дальнейшей попытке добраться до семейной на руке ценности, происходило необъяснимое: железной хваткой вцеплялась студентка в желтоватую бороду да так, что ноги отпетого негодяя зависали над бетонной плитой велосипедной дорожки; затем он, когда Ирэна расцепляла пальцы, плюхался спиной, глотая воздух. Он снова поднимался и снова натыкался на бесстрашие молодой девушки, на лице которой читалась полная отрешённость. Как выходило, что превосходящий в комплекции мужчина не мог сдюжить с хрупкой школьницей? Сокрушительно осадив заблудшую душонку, Ирэн заставила незадачливого грабителя сидеть тихо; но дурь вышла из него только тогда, когда он не смог подняться: лежал и теперь нуждался в помощи полицейских; всю дорогу злодей бессвязно молотил языком, не понимая, что находится в карете скорой помощи, а рядом юная девица, на руке которой красовался несбыточный браслет, перевязывает ему голову бинтом.

С тех пор Ирэна Уолкут обладала не только силой, но и даром понимания языка птиц; она стала проницательнее ощущать наш мир, а он давал ей возможность носить браслет на руке, что необыкновенным образом влияло на городские события.

Неподалёку от прогалины в пригородном лесу Ирэне захотелось срезать молочай. Под кустами она нашла беззащитного волчонка. Она не могла пройти мимо, так как любила животных. В съёмной квартире ей никто не разрешал их держать. Волчонок оказался брошенным и больным; самостоятельно он передвигаться не мог – был дезориентирован. Когда же девушка решила приблизиться к нему, зверь на неё зарычал: «Лайя-лэй, лайя-лэй!»

— Не бойся, дурачок, – взяла она его на ручки. — Я же тебе хочу помочь. Да не обижу я тебя!

Белоснежная шёрстка, остроконечные, внутри розоватые ушки, глаза цвета семи морей. С невероятной нежностью девушка приподняла его над собой и с добротой в голосе начала напевать. Волчонок приумолк; впрочем, это оказалась самка, сроком около двух недель. С позволения домовладельца, найдёныш остался в съёмной квартире; оплатить, правда, пришлось за месяцы вперёд.

Неизведанный мир вновь постучал в глубокое девичье сердце. Снежинка, хоть и ласковая волчица, заставила однажды свою владелицу понервничать, когда та начала с нею резвиться. Ирэна долго не могла понять, почему ей приоткрываются знания животного мира. Она не стала выставлять себя глупой, да ей бы никто и не поверил, посчитав её за мошенницу или за сумасшедшую. Всё же Ирэн проявляла любопытство. Дело в том, что её красавица-волчица необычным образом вещала про солнце, про грозу и про свежую кость, которой ей хотелось полакомиться. Мотая из стороны в сторону своим бесконечно весёлым хвостиком, волчица подбежала к своей хозяйке и миловидными безмерно радостными глазами стала заглядывать в лицо. Голубоватую шёрстку, больше похожую на серебряное одеяльце, опоясывал матовый ошейник, на котором синими буквами было начертано «Снежинка». Ирэн, растроганная, подогнув колени, стала с ней разговаривать:

— Радость моя, если бы ты знала… — Но едва девушка успела сказать, как через её сердце прошла волна неизведанного:

— И ты, моя радость.

— Нет! Мамочки!! – опешила Ирэн. — Что со мной!

— Не бойся, это не голоса в твоём теле и уж точно не в голове. Куда больше ты узнаешь о браслете со мной, дорогая Ирэн. Как ты успела уже понять, причина всему – именно он на твоей руке. Это ключ к силе, и таких реликвий на белом свете сколько в точности, никто не знает, но известно, что каждый ключ – по-своему уникален. Тебе подвластно управлять зимой; остальные ключи – впрочем, это зависит от данности. Твой браслет даёт силы, которые, если ты сможешь доказать судьбе свою особенность, откроет – настоящую сущность твоей природы, тем более, что ты достойна того, чтобы обладать невообразимыми возможностями, и это ясно как день. Наша с тобой встреча – далеко не случайность; меня выбрал твой ключ, и я расскажу, как распорядиться ниспосланным тебе даром. Я буду огораживать тебя от незнаний и от твоей неуверенности, заблаговременно предупреждая тебя о таящихся на пути опасностях. Хвала пригородному лесу с молочаем!

II

В переполненной шумной столовой имеются стулья, сцена и танцпол. С разноцветными флажками и воздушными шарами проходит мероприятие. Со студентов берётся зарок, что в новом семестре никто из них не будет слабым звеном.

— Позвольте представиться, миледи, раз уж мы сидим за одним столиком.

Кажется, он шкет – и метр с кепкой. Что-то в нём, однако, есть, подумала Ирэн, когда оба они одновременно заняли один и тот же столик. Чёрные зализанные волосы, высокий лоб мечтателя, вид легкомысленного юнца; под голубые глаза ему не хватало разве что жёлтых гетр для матча «красные носки» против Чикаго. Довольно смуглая кожа, но это не портило впечатления размашистости его брови, толщиной в средний палец.

— Вы одна? – уже практически заорал в ухо Ирэн молодой человек, пытаясь перекричать доносившуюся со сцены музыку. Нахал, подумала Ирэн, мельком взглянув на лукавый подбородок. Нос мал, рот до ушей. Что ж, можно и ответить.

— За мной должны приехать, – попыталась она отбрехаться.

Когда доносившийся со сцены звук внезапно стих, все вытянули шеи, чтобы охватить взглядом выступающих. Кое-кто отложил бургеры и стал притопывать в такт начавшейся следующей песни «Smells Like Drill Spirit»; а кое-кто просто умилялся, щёлкая по сторонам. Возникший ниоткуда собеседник, казалось, сник, но после того, как песня была спета, молодой человек взялся за старое, обратившись по-новому:

— Вы часто здесь бываете?

— Это свобода для меня, – как бы предвосхитив прозвучавший вопрос, Ирэна сумничала, хотя про свободу её никто не спрашивал.

— Вам нравится быть одной? – не унимался пытливый ум, скрытый за толщей лба. В окружении ярко очерченных тёмных скул его губы казались прозорливыми.

— Послушайте, мне нет никакого дела до вас. Я жду своего парня, – повторила Ирэн.

— В таком случае, разрешите представиться Уильям.

Не ожидав напористости, Ирэна хотела подняться и пересесть за более уютный – с меньшими расспросами столик, но, встретившись взглядом с лидером музыкального коллектива «Провидение», она тут же отвела глаза, и услышала со сцены в микрофон:

— Хей там! На горизонте. Я вас вижу. Не прячьтесь. За столиком: вы, вы! Берите своего молодого человека. Устроим медленный танец.

Ирэна взбрыкнула; а Уильям, как бы у него неловко всё не выходило, попытался пригласить. Всё же девушка предпочла остаться за столиком. Заиграла мелодичная музыка. Побросав свои подносы с гамбургерами и апельсиновым соком, сформировались пары. К столику подошёл незнакомец с выкрашенными в ярко зелёный цвет бакенбардами, но Ирэн танцевать с ним отказалась и, прикоснувшись двумя руками к салфетке, собралась уходить. Уильям посчитал, что пока её не перехватил какой-нибудь редкозубый болван, выйти из-за столика и пригласить её на танец будет самым верным шагом.

— Вы со мной, миледи? – протянул он ей руку.

«Загадочный случай», – подумала Ирэн и, уступив, тихо накинула на плечо спутнику свою лёгкую руку.

— Как вы мягки и чувствительны, – тут же заметила она, держась за него – он вёл её спокойным размеренным шагом, сохраняя свой непринуждённый взгляд.

— Отличная сегодня погода, не правда ли? – мастерски взял он её в свои руки. — Простите, не имею чести знать вашего имени. — Вновь предвосхитив вопрос, игриво, гримасничая, однако – с чувством некоего достоинства миледи назвалась: «Ирэн».

Когда они развернулись на свет, падающий на сцену, чтобы поаплодировать музыкантам, она заметила небольшой шрам на его щеке. Он, будто уловив необузданное любопытство, пояснил, что увлекается холодным оружием, овладение которым приводит к непредвиденным последствиям.

Во время следующей композиции, которая была также мелодичной, Ирэн стала прижиматься белоснежной щекой к коричневатой кожаной жилетке.

— Терпеть не могу коричневый цвет, – решила она сумничать.

— Бог войны был одет в коричневое, – парировал партнёр и тут же, придержав девушку сзади за сиреневый кушак, лёгким движением отклонил её. — Кстати, этот цвет чтут в Ирландии, – вернул он её, притянув за руку, в исходное положение.

— Могу поспорить: ваши чёрные ботинки – это единственное, что оказалось чёрным в обувном магазине на Манхеттене, – язвительно ввернула обладательница непропорционально длинной шеи.

— Поехали? – вдруг сказал Уильям, когда звук стал сходить на нет.

— Поехали, – утвердительно сказала Ирэн, словно была готова к такому вопросу.

— А как же парень? – остановил её Уильям. Впрочем, настаивать не стал.

Байк уносил обоих сквозь аромат вечерних трав. Теперь она обхватывала его сзади, и ни у кого не было сомнения, что едут они в нужном направлении. Перехлёстывая через лицо, её волосы развивались – бились, словно волны о пирс, лаская спину впереди сидящего. Уильям прибавлял обороты, всё больше погружаясь в ночную синеву. Он чувствовал дыхание в спину и привносил в рокот мотора едва заметную романтику. На виражах железного коня он не щадил, приводя в ещё большее возбуждение; у себя за спиной он ощущал, как спутница полна жизнью и тонко чувствует единение с дорогой. Через плечо, за которое она недавно держалась в танце, она хватала воздух, набегающий своею опасностью ненароком словить кузнечика. Когда Уильям закладывал очередной вираж, девушка ещё крепче переплетала вокруг него свои тонкие пальцы, сжимая браслет так, что он касался его рёбер.

По дорожке разлился лунный свет. Мотоцикл подкатил к подъезду.

— Здесь я сойду, – тихо сказала девушка. То ли утомлённая, то ли с ощущением досады, она стала рядом.

— Обещаешь? – прихватил её за кисть мотоциклист. Заметив, что рука байкера не даёт ей сделать шаг, девушка взглянула на него исподлобья. — Обещаешь, что мы ещё увидимся? – выставил он на неё свой смуглый подбородок.

— Не налегай, пожалуйста, ведь ты меня совсем не знаешь… и отпусти мою руку, – попыталась вырваться она.

— Так в чём же дело? – продолжал удерживать её Уильям. — Если ты конечно не против. — Чтобы он разжал свои пальцы, Ирэн пришлось одарить его дерзким взглядом. Когда он отпустил её руку, она потупила взор и прежде чем развернуться сказала, смягчившись:

— По-моему, ты считаешь себя сердцеедом и заходишь слишком далеко.

— А я считаю, – кинул он ей вдогонку, – что ты абсолютно права.

— Пока! – не оборачиваясь, Ирэн зашагала к дому. — Мне ещё зверя кормить.

— Покорми и передай привет, – завершил Уильям вечер и завёл мотор. Он укатил с безразличным видом, оставив свою новую знакомую стоять на ступеньках собственного подъезда. «Значит, ты у нас с характером», – пронеслось в голове у девушки. Что тут скажешь? Бог войны. Не боится ни волка, ни первого пропущенного поцелуя. С этими мыслями, Ирэн поднялась по ступенькам. Войдя в дом, – задумчиво улыбнулась.

С тех пор как в жизни Ирэн появилась Снежинка, она ожидала, что маленькая красавица будет встречать её на пороге. Та, встревоженная от восхищения, подбегала, предпринимая очередную попытку продемонстрировать непоправимую радость. Вот и в этот раз войдя, Ирэна тут же присела чтобы унять восторг своей любимицы. Радостно склонившись, хозяйка щекотала розовое брюшко и пожимала выставленные лапки.

— Будем ужинать, – тепло отозвалась девушка. Она поднялась и прошла на кухню, увлекая за собой волчицу. В холодильнике удалось откопать старый шницель с сосисками и разделить пополам.

Всё больше укреплялась своим счастливым участием в судьбе хозяйки Снежинка. «Око ли мороза» сочеталось со всем этим мистическим настроем, или всё происходило по иному разумению? Девушка чувствовала, что, вопреки наличию браслета на её руке, с волчицей они повязаны, словно между ними проходила невидимая пуповина. Вдруг та неожиданно транслировала: «Какая ты особенная сегодня».

— Прошу прощения! – спустилась с облаков Ирэн, но тут же, взглянув на маленький пушистый комочек, стараясь не выказывать эмоций, добавила: — Ах, перестань! Совершенно точно ничего особенного. Просто хороший был денёк!

Ирэне не хотелось придавать большое значение последним событиям в её жизни, но язык её тела говорил об обратном. Именно недавние события изменили что-то в ней, раз её взгляд, её поза, её положение рук выдавали её нервозность.

В тот поздний час никто не знал, что на уме у Уильяма и почему он не спит. Он спустился в гараж чтобы чем-то себя занять. Прочь отгоняя навязчивые мысли, он заглянул в потайную нишу, из которой охапкой торчали кувалда, канистра и стеклянная банка с какой-то едко пахнущей жидкостью. У самого потолка висело чучело мамонта, которое он сделал из попкорна в классе.

Уиллу нравилось копаться в моторе, протирать хромовые трубки, вдыхать бензин с маслом; но в этот раз он не стал заниматься мелким ремонтом и даже бак своего мотоцикла ветошью он не протёр; он просто выкатил своего двухколёсного орла, оседлал и умчался в ночь с привычным рокотом.

III

У костра, разведённого в железной бочке, грелись какие-то люди. Уилл заглушил двигатель и стал у очага вместе с остальными. Выставив ладони, он стал слушать, как среди присутствующих разгорался спор.

— Я не привираю. Говорю вам: сам видел, как эта девка намяла бока незадачливому Мухомору.

— Привираешь! Как может такая хрупкая девица справиться с обалдуем весом в центнер?

— А может, она наделена сверхсилой?

— Нет, она ходит в спортзал.

— В мистический спортзал!

Уильям понял, что искал обстановку, близкую к данной. Располагающая болтовня целительно действовала во избавление от пленяющих дум. Из-за пламени костра звёзд на небе не было видно. Так проще жить, не правда ли? Когда на небе ничего не видать, проще становится дышать.

Один протянул Уильяму запёкшийся кусок, который сидел чёрным сгустком на еловой ветке. Бровь его была выбрита, из-за чего глаза казались разного цвета, а лицо ассиметричным.

— Эти неучи, – промолвил он, и вдруг остановился, чтобы посмотреть, как молодой человек начнёт сдувать жар с обугленного кругляша. — Эти неучи знают, что моим россказням нет предела. Но то, что я сказываю про девицу – правда чистой воды. Я видел сам, как крутили Мухомора, а она содействовала копам.

— О какой девушке вы говорите? – спросил Уильям, сосредоточившись на дымящейся картофелине.

— При-ви-ра-ешь! – сказал самый щуплый. Он сделал это с таким видом, будто в рукаве у него целый козырь.

— Хватит трезвонить! – вмешался в разговор длинноволосый. Стариковатого вида мужчина всю дорогу наблюдал за Уильямом, как только тот подошёл. — За вашими байками мы позабыли про нашего гостя.

— Мы позабыли про гостя! – попугаем отозвался тот, что был похож на разорившегося мздоимца, лицо которого не выдавало ни единой мысли, а рот не имел зубов.

— Хватит! – грозно рявкнул длинноволосый жердяй. — Нашего кореша упекли. Пока вы с три короба сочиняете, Мухомор печётся. — Жердяй небрежно бросил взгляд на Уильяма, который продолжал сдувать вырывающийся из разломленной картофелины белый пар. Уильям невольно вспомнил недавнюю встречу в столовке. Кажется, грохочущая у бочки компания уловила его еле заметную иронию. Все разом замолчали. Один из присутствующих, который свою правоту выстраивал на основе убеждений, что в жизни странные вещи происходят и поэтому списывать их со счетов нельзя, обратился к Уильяму:

— Не расстроен ли ты нашими громкими речами, друг мой?

— Ч-то? – неуверенно спросил парень. Казалось, вот только что он был на пике умиротворения, как вдруг его втягивают в словесные баталии.

— Что ты думаешь о том, – обратился к нему, очевидно, вожак, лицо которого было сплошь малинового цвета, – что барышня прибегает к заклинаниям?

— Я не пойму. — Слегка надвинув широченные брови на свои ясные глаза, Уильям принял недоумевающий вид.

— О-о-о! – насмешливо протянул сброд, – парень толковый!

— Хватит! – рявкнул старикан – длинные волосы ему нужны были, чтобы не носить шапку зимой. Едва он обрубил весь гомон, как из компании вычленилась бездомная душа: не расстававшаяся всё время со своим испытующим взглядом, бездомная душа, слегка смягчившись, даже утончённо обратилась к присутствующим:

— Господа, на мой непрофессиональный взгляд почти хозяина почти комиссионного магазина, я почти с уверенностью могу сказать, что наш гость – влюблён!

— Абсолютно точно! В кого-то малец влюбился.

Вокруг была беспробудная темнота.

— «Каллахэн!» – послышался голос из чащи. Странный зов вытащил Уильяма из мечтаний. Компания продолжала галдеть. Решив покинуть дотошную публику, которая стала его раздражать, он оседлал свой байк и дал ходу.

— Горяч ещё, – обозначил жердяй, когда Уильям умчался.

— Просто задеты его чувства. — Тот, что с бритой бровью, бросил это невзначай. Он успел подкинуть в бочку пенопласт от упаковки с надписью «GILF» да пару шишек с хворостом, подновив в ней пламя и добавил: — Не нужно затрагивать личное, если это затрагивает тебя.

Юноша мчался в предрассветную дымку. Обвиваемый алчущими ветрами, скорость он прибавлял, будто бы она могла восстановить, реабилитировать, вернуть до состояния прежнего умиротворения. В его памяти всплывали греющиеся у костра люди. На него накатывали чувства. Мысли заволокли его сознание.

Спустя мили, он обнаружил, что дорога привела его, где живёт она – в его раненом сердце, в его воображении – такая трогательная; свет не горит в её окне. Не боязно ли ей? Или боги войны не наезжают по ночам, чтобы свериться с обителью? Не страшно быть богом, но страшно за Ирэн – она живёт в съёмной квартире, да ещё и с хищником. Уильям заглушил мотор и кинул в её окно кедровую шишку.

В квартире Ирэны не было. После того, как расправиться со шницелем, подруги улеглись. Снежинка заснула раньше. А вот у Ирэн сон никак не шёл. То и дело подбирались думы, преобладающая часть которых была связана с загадочной персоной. Ирэн крутила браслет вокруг своего запястья, уставившись в темноту. С каждым прокручиванием, она медленно считала. Как только она сбивалась, то начинала заново.

Сонная и помятая волчица трогательно подошла к миске и стала лакать, разбрасывая капли по паркету. Почуяв, что хозяйка собирается оставить её, Снежинка подбежала и уставилась на неё с вопросительным взглядом.

— Мне нужно. Иначе я не усну. — Ирэн собиралась ещё что-то выдавить из себя, но лишь вышла, притворив дверь. 

Уилл откатил мотоцикл и, прикрыв небольшие ворота, поднялся наверх. Как ненадёжен этот мир! Всюду в мыслях ему являлись какие-то промоутеры-девчонки, прыгающие на стадионе в своих коротких белых юбках. Грозно выглядывающий из своего кабинета занудный ректор, которого студенты за глаза называли «помёт». Да, ещё этот Роберт. Кажется, это было в пятом классе. Его прозвали Бобби, потому что он смахивал на полицейского, он так об этом и написал в своём сочинении. Во время перемены Бобби достал пушку и стал демонстрировать умение владеть оружием на глазах у целого класса – выстрелил себе прямо в грудь. Мысли стали затекать в потайные уголки души, и Уилл стал проваливаться в сон.

Раздался телефонный звонок:

— Уильям, вам нужно подъехать. У чёрного пня нашли тело Ирэн.

Всюду висели странные тени. Словно в сомнамбулическом припадке, Ирэн в поисках приключений продолжала нащупывать почву. Она шла по тёмному лесу, над которым высился диск полной луны.

— Что мне знать, ух-ух, о вашей мышиной возне! – ухала лесная сова.

Ирэн содрогнулась, хоть и свыклась с мыслью, что не перестаёт понимать язык лесных обитателей. Она отвела хвойную ветку, через которую намеревалась шагнуть к чёрному пню, но ветвь незатейливо съехала с её руки и пружиной, покачиваясь, вернулась на место. Ирэн взглянула вверх и увидела залитый чистым мраморным светом мир, окутанный слепящим кругом луны. Склонившись над девичьей головой, мир как бы высвобождался от человеческого присутствия.

Забредя в самую чащу – впрочем, не так уж сильно перестаралась Ирэна Уолкут в своём ночном странствии чтобы почувствовать, как нечто невероятное, подающее утраченные надежды, всё оттуда же сверху склонившись над нею, приподняло её, словно в офисном лифте, отправив туда – к видам пепельной россыпи. Ещё порыв, и окрылённая девушка остановилась над верхушками деревьев, и так зависнув в притягательной тревоге, студентка попарила над хвойным зелёным ковром, касаясь лишь редких верхушек носками своих серебряных туфель.

От такого ужасного наваждения Уильям проснулся. Вокруг пахло машинным маслом, всюду были разбросаны гайки и болты с ремонтными ключами. На стене зажелтел портрет Иммануила Канта.

Неведомая разлука и едва начавшееся знакомство, не умещаясь в сознании, в диком танце – тащили на дно тяжким грузом. Уилл перевернулся на другой бок и закрыл голову подушкой.

К Ирэн мотоциклист испытывает чувства, это нужно признать. С его добродушного согласия, греющиеся у костра позволяют развязывать свой поганый язык, усматривая слабость в проявлении любви. Что в этом свете без неё? Отсрочка блаженных минут?.. Уилл подумал, что должен встретиться с ней и объясниться. «Я должен, я должен…» С этими мыслями он погрузился в очередной кратковременный сон.

Очнулась девушка дома.

— Ладно, довольно, – закрывалась она руками, когда её облизывала Снежинка, – мне очень щекотно!

— Что с тобою произошло?

— Я ничего не помню, – с явным отчаянием говорила хозяйка.

— Может, твой дар имеет обратный эффект?

— Не знаю, – ответила Ирэн и только тогда заметила на своих ногах туфли, к подошвам которых прилипли листья с хворостом.

Ирэн. Как ты могла оказаться ночной гулёной? Как с рук моих ты не вкусила персик? Неужели та, от которой можно потерять голову, имеет непристойные наклонности! По ночам все благонравные девушки спят, а не бродят по лесной чаще. Как же горько ошибаться!

У подъезда её ждал Уильям. Когда он кинул шишку, он подумал, что она спит. Вместо этого он встретил её блуждающую в полусознательном состоянии – под утро она вышла прямо на него из леса, само собой разумеется, у него возникло множество вопросов.

Меж тем, как на следующее утро Ирэн уже гуляла с волчицею в солнечном лесу, стараясь не думать о странной череде событий, Снежинка предчувствовала, что события эти не проходят бесследно и что за всякий дар нужно нести персональную ответственность. Представить только: если бы каждый получал в пользование дар, благодаря которому решались бы судьбы тех, кто рядом; а тут ещё проснувшиеся силы хранительницы Морозного Ока неоднозначно дают о себе знать. Белоснежная волчица транслировала, но девушка, по своему человеческому разумению, невероятным образом открывшиеся способности принимать в дар не спешила; не более того, что впоследствии, как только исключительный дар являл бы собой непривычное действо, – она ничего бы не помнила, что пугало бы её, как любого человека, который столкнулся с неизвестностью.

Теперь на своём байке Уильям Каллахэн мчался в попытке разгадать секрет ночных странствий своей новой знакомой. Он был практически на месте, но на глаза Ирэн попадаться не спешил; а вот выждать у высокого солнечного кедра, чтобы понаблюдать за событиями, – непременно предпочёл.

Как только появилась она, кольцо, что носил он на своём пальце, разгорелось янтарным свечением. Совсем позабыл мотоциклист спрятаться под покровом невидимости при помощи нехитрых знаний. Янтарно-жёлтый камень пульсировал светом, который яркими бликами перешёл играть на камне в оправе девушки. Неужели браслет на её руке – не просто украшение и она – тоже является хранительницей, как и он? Юноша не мог взять в толк, стоя там же, за столетним кедром, пытаясь выдающееся пламя прикрыть рукою.

Это многое объясняет, подумал он. Вот где прямой порядок вещей; и то, что произошло прошлой ночью, когда Ирэн, будто одержимая, курсировала к своему подъезду, у которого он ошивался. Эта ситуация – ошибочно воспринятая, одним словом, чуть всё не испорчено. Ведь каждый хранитель должен пройти свой собственный путь с непредсказуемой чередой событий, дабы обрести ключ к силе – той, которая должна действовать как настроенный инструмент.

В общем, Уильям не мог остановить сияние и выйти из-за дерева, выдав бы так себя. Ирэна со своей хищницей, бодро, кажется, о чём-то общаясь, шли в сторону подъезда. С возрастом пагубные привычки укореняются, к тому же, разгуливать с дикими собаками и разговаривать с птицами – в Гарлеме не принято. Кое-кто из соседей уже обратил внимание на загадочное поведение девушки, но вмешиваться никто не решался.

Смягчившись, хоть и с едва ощутимой растерянностью, Уильям угомонил сияние на своей руке. Когда Ирэна скрылась за подъездной дверью, он неспешно выкатил мотоцикл и, решив взора с хранительницы впредь не терять, медленно уехал на встречу солнечному ветру. Проблески оставшихся лучей пробежали по окну Ирэн, которая, отодвинув занавеску, успела заметить, как Уильям покидает её пределы. Противоречивые чувства охватили Ирэн. С одной стороны, ей до безумия хотелось спуститься и догнать его, а с другой, она опасалась, что тогда всё может измениться навсегда: он точно посчитает её легкомысленной. Уилл же, как будто почувствовав переживания, ещё хотел вернуться к кедру, но не стал даже оборачиваться.

IV

После странного расставания прошло несколько месяцев. Ирэна отправилась в Париж учиться основам ювелирного дела. Что ж, вся в отца – он был экспертом. Оставшаяся часть приданого, доставшегося ей от тёти, пошла на цели обучения. Девушка хотела разбираться в разных свойствах металлов, стремилась создавать красивые вещи, постигая тонкости искусства творца. Благодаря её талантам, её с лёгкостью зачислили на летние курсы ювелирного мастерства при университете Сорбонна.

По женской линии Ирэна Уолкут отличалась невероятной аккуратностью и чувством пропорций. Практически безошибочно она могла определить оценочную стоимость любого объекта или предмета. Правда, над тем, как она овладевает силами зимы, она не слишком ломала голову, предпочитая не уходить в запредельность. Преображение! Теперь Ирэн могла не только понимать язык зверей, но и принимать их образ; однако, по-прежнему не могла девушка удержать опыт: она не помнила впоследствии ничего из произошедшего с нею.

В Сорбонне, недалеко от которого девушка сняла квартиру-студию, Ирэна подружилась с двумя сокурсницами, которые стали ей неразлучными товарищами. Азалина Рэнэ, блондинка с длинными волосами и ярко-голубыми глазами и Аврора Селестис, шатенка – с такими же длинными волосами, но ярко-зелёными глазами. Азалина, Аврора и черноволосая Ирэна, глаза которой по-прежнему имели неотступно фиолетовый цвет, превратились в настоящую неразлучную троицу.

Однажды девушки – им было по шестнадцать, все вместе шли по коридору именитого вуза. Ирэна почувствовала, что должна покинуть своих подруг. Те были в замешательстве, по какой причине столь остро возникло желание покинуть их так опрометчиво, что перед дверьми лекционного зала они стали расспрашивать Ирэн, не поменяла ли она свои планы. Но пользы от расспросов не было – Ирэна стояла, словно в полудрёме; затем тихо развернулась и ушла. Её уход выглядел весьма опрометчивым; но никто не знал, что в тот момент она слышала зов.

— Ты ли это, Снежинка? – занервничала Ирэн, когда отошла от своих подруг.

— Следуй за браслетом, что на твоей руке.

— Что всё это значит?

— Ещё одна страница.

— Но как?!

— Это – книга твоей жизни, Ирэн, – голос волчицы звучал будто в храме.

— Что значит книга?! – взмолилась девушка, находясь всё в том же коридоре университета с небольшим портфелем в руках. Со стороны показалось бы, что кто-то попал в беду, раз разговаривает сам с собой.

— Пробуждение холодной сущности – гордой мощи зимы…

Голос волчицы стих, и Ирэн уступила, довершив действо очевидным преображением, но – что это! Лощина! В глубине стройных сосен открылись цветá и оттенки талого снега. Водоворот и энергия севера. Отовсюду, заманивая мистическими волнами в свою внезапно открывшуюся прореху, сочился тусклый свет – не более того, чтобы в водоворот ступив, войти в зрелищные врата, и увидеть там что-то. По ту сторону девушка оказалась прямо на вершине заснеженных гор! Взором прикованная к величию зáмка в низинах из чистейшего синего льда, Ирэн увидела на вратах – две огромные снежинки. Идеальной формы кристаллы на мгновение лишили её дара речи. Врата распахнулись, и её взгляд пал на могущественную, причудливой формы лестницу из горного хрусталя, до невозможности прозрачного. Взойдя на ступеньку, Ирэн почувствовала, как браслет дал о себе знать: обжигая её кожу, он становился с каждым шагом всё ярче, и в конце концов перед глазами появилось ярко-фиолетовое сияние. Ирэн сделала ещё шаг и увидела на возвышенности кубической формы, гигантских размеров, ледяную халцедоновую глыбу. Знакомый голос прозвучал на этот раз мягче обычного:

— Сядь на неё, Ирэна.

Девушка сделала, как ей велел зов: сев в позу почему-то лотоса и, закрыв глаза своими чёрными, как бездонный шурф, ресницами, она попыталась сосредоточиться на чём-нибудь осязаемом, но почувствовала, что нечто твёрдое, однородное под нею приподняло её на пару футов. Точно само преображение, поток снежно-ледяных узоров посыпался сверху, и чёрные волосы приобелились. На голове сидела корона, украшенная сияющими сапфирами и заострёнными аметистами – камни тесно были прилажены, напоминая форму диадемы. Всё было в оправе из благородного металла. На светлой голове корона держалась непринуждённо, великолепно, роскошно. В задней части белело чистое серебро. Белые линии волос были закреплены в нескончаемую косу – хвост скорпиона. Брови белы, ресницы – теперь как божий день. Глаза – и фиолетовые, и ледяно-синие, отдающие изморосью; зрачки в виде точек смиренно сидели в приятно усталых укромных глазницах. Тонкие бледно-розовые губы и кожный покров – выдержанный фарфор. Ухоженные руки, неистёртые длани, небесно-голубого цветка ноготки – на них, на каждом пальце искусно управлялись белые снежинки. Ослепляющее белое платье – скорее оно подошло бы для бальных танцев – скрывало грудь под белоснежным шёлком. Низ платья – по щиколотку. Рукава – ниже локтя и кружевные полы; длинную смугловатую шею тесно охватывал плетённый сиреневый обод, а талию – тонкий пояс с драгоценными каменьями в тон тех, что сидели на главе в украшении; на широком невеликом каблучке фиолетовые сапожки; браслет мерцал цветущим фиолетовым огнём.

Выбрав Уильяма объектом исследования, некоторое время за ним наблюдала одна хорошенькая студентка. Тот понуро разгадывал кроссворды, и она решила, всосав через соломинку остатки желеобразного напитка, нарушить тишину:

— Не угостите ли даму коктейлем, сударь, раз мы сидим за одним столиком?

Кажется, сегодня она в духе, раз знакомиться предпочитает первой. Но что хорошего, подумал Уильям, взглянув на блондинку, попивающую морошковый кисель? В студенческой столовке сегодня как-то мило, впрочем, это обычное дело.

— Я пишу дипломную работу на тему: «Мужчины и полезная от них деятельность».

Что-то в ней, однако, есть, раз будущий социолог, подумал Уильям, заходит издалека, заговорив о роли мужчины в современном обществе прямо за столиком из двухлетнего дуба. Светлые волосы, прибранная чёлка, вид профессорши; над жгучими чёрными глазами лёгкой аркой повисли серповидные брови. Отбросив в сторону газетёнку, а потом, когда вдруг заиграла группа «Провидение», Уильям был готов уже заорать ей прямо в ухо, едва успев спросить её, одна ли она.

— За мной должен подъехать парень, – перекрикивала она музыку, хотя с минуту назад проявила инициативу. Зеваки, чтобы поймать взгляд любимой группы, стали вытягивать шеи, пританцовывая в такт; кое-кто тихонько бил себя ладонью по бедру, а кто-то стучал пальцами по столу.

Когда песня закончилась, в атмосфере стало просторнее. Уильям поинтересовался:

— Вы не находите курьёзным, не дождавшись своего парня, затевать разговор с незнакомцем?

— Это свобода для меня, – как бы предвосхитив желание, блондинка оставила после себя горькое послевкусие.

— Звать-то тебя как? – спросил напрямую Уильям.

— Послушайте, если я назову своё имя, то это будет нечестно, так как я…

— В таком случае, разрешите представиться, Уильям.

Не ожидав столь несносной бестактности, блондинка решила пересесть за другой столик – с менее уютным климатом, как вдруг лидер музыкального коллектива прямо со сцены промурлыкал в микрофон:

— Хей там, на горизонте. Я вижу ваши улыбчивые лица. За столиком: вы, вы! – он обратился к блондинке, – берите своего любезного – устроим кавардак.

Блондинка, потерявшая всякую нить беседы, вдруг была спасена: в глубине зала заиграла мелодичная музыка, навивающая спокойствие. Поочерёдно стали вычерчиваться пары. Она попыталась ещё что-то сказать, но к ней подошёл парень с ярко зелёными бакенбардами, по виду которого было логично предположить, что он не отступит, пока кого-нибудь не оттанцует. Уильям ничего не стал предпринимать, кроме как взглядом спокойно проводил блондинку, мысленно перепоручив её редкозубому приятелю – тот тут же, подхватив её, закинул её длинную руку себе на костлявое плечо и начал активничать, выписывая несуразные телодвижения, больше похожие на танец мертвеца, в которого воткнули токопроводящую вилку.

«Загадочный случай, – допустил Уильям, возвращаясь к газетёнке с кроссвордами. — Пишущая дипломную работу студентка – в лапах резвого самца…»

Усевшись на передних рядах лекционного зала, Азалина и Аврора стали дербанить железную бонбоньерку. Азалина любила шоколадные с орехами, а Аврора – ирис, посыпанный кокосом.  

— И часто с ней такое? – спросила Аврора с набитым карамелью ртом.

— Часто что? – спросила Азалина с полным ртом шоколада.

В аудиторию вошёл месье преклонных лет. С совершенно убелёнными волосами и с такой же белой коротко стриженной бородкой он – полный решимости учёный муж – был готов осадить любого засидевшегося на его курсе «твёрдости металла и техник умозрения».

— Что такое техника умозрения? – начал месье Борнео в свойственной ему манере лектора. — Дать оценку текущему положению вещей – не является самопричиной для аргументации, но важно отличать, насколько предоставленная данность является ключом к силе… кстати, где у нас Уолкут? – суровый взгляд оратора скользнул по неполной троице. Азалина и Аврора втянули головы в бархатные плечи, хоть вопрос был проще простого.

— Она… она отсутствует, – с ропотом промолвила Азалина, теперь вжимаясь в скамью.

— Так я вижу, что она отсутствует, – с упрёком отреагировал профессор, – вот только почему она отсутствует?.. Что ж, продолжим: явления, отражаемые в камне…

Пока продолжалась лекция, из своего загадочного, чем-то поучительного путешествия вернулась в прежние границы леса, а оттуда – и в университетский коридор Ирэн. Будто одурманенная, она ничего не помнила. С трудом осознавала она, что в самом престижном учебном заведении Франции тоже могут происходить загадочные события. В коридоре к ней подошла преподавательница «окаменелости подлепленной под парту жвачки», которая, пощупав лоб Ирэн, – моментально одёрнула руку – лоб был настолько холоден, что, казалось, Ирэн только что достали из морозильной камеры.

V

В Гарлеме не принято при небольшом столкновении вызывать дорожную полицию. Однако, если речь идёт о наезде на пешехода, то тут выпадает желанный куш. Некоторые предприимчивые горожане бросаются под колёса, лишь бы его срубить.

За рулём приличного седана, направлявшегося в окрестности города, сидел Быстрый Джо. Оказаться у него на пути – удовольствие из малоприятных. Вдвойне опасно, если кинуться на капот его «Понтиака». Срубить шальные деньги не получится, скорее, он тебя пристрелит.

— Тогда-то я чуть и не приплюснул его, размазав как муху. Он успел убежать. Разбил лбом моё ветровое стекло.

Рядом с ним на пассажирском сидении находился чуть покоренастее. Говорил он нараспев, отчего кончик кривого боксёрского его носа при определённых гласных чуть вжимался в его отчаянно выпяченную верхнюю губу:

— Я всегда говорил, что ты его чуть не приплюснул, Джо. Резвый малый он какой-то. Ты чуть не подсадил его на свою крышу! Неужели других тачек мало! Неположенное, видите ли, место… сейчас направо… перейти дорогу ему, видите ли, захотелось перед автомобилем представительского класса, чтобы глупой выходкой своей разбить ветровое стекло, а заодно и набить свои карманы… сейчас ещё раз направо и на первом перекрёсте налево… а это для тренированного человека не составит труда… вот мы и на месте. — Закончив свою болтовню, коренастый тип, когда они остановились у старого кедра, стал разговаривать тише:

— На мой непрофессиональный взгляд, хозяин дома не находится сейчас дома.

— С чего ты взял, что браслет там?

— Я практически уверен, Джо, что он практически там. Девка умотала куда-то в Европу. Не будет же она вечно таскать его на себе.

Комиссионный магазин с невероятной скоростью скатывался в банкротство. Содержать его на последнюю заначку вызвался Быстрый Джо, который искал лёгкой наживы, делая ставки на то, что плохо лежит под ногами. При всём при этом, одним из его условий было то, что доля, которую он будет иметь в сомнительных предприятиях, пойдёт на поддержание общей кассы в мире художников, оценщиков и эстетов. К тому же, ему тоже хотелось поправить своё финансовое положение: любой редкой вещицей он не брезговал, назначал за неё максимально выгодную цену; а предписываемый закон в свете имущественных прав – не являлся для него помехой. Был ещё один пунктик, от которого зависело, поступят ли впоследствии приобретённые незаконным способом вещи в его собственный комиссионный магазин, которым он заведовал, либо они уйдут потайными путями третьим лицам по тем же расценкам. С намерением проникнуть в квартиру за браслетом Ирэн, они стояли у окна. Уже стемнело, и, воспользовавшись форточкой с неисправной щеколдой, они проникли внутрь. Поблуждав с фонариком, они вошли в кухню, и Бройлер, что с боксёрским носом, наступил на миску с собачим кормом. Подобно тому, как бросается на капот предприимчивый пешеход – неожиданно и дерзко, – оба грабителя, стоя в темноте, ощутили внезапное оцепенение. Им отчётливо слышался чей-то низкий голос, больше похожий на дикий плач:

— Ирэ-э-э-эн!

Вой доносился откуда-то из спальни, или из гостиной – разобрать было трудно. Очевидно, незваные гости сочли звуки за чью-то магнитофонную шалость, а значит – в доме кто-то есть! Один из них достал револьвер, ствол которого был спилен на два дюйма. 

— Сердце сейчас выйдет из груди-и-и-и!

                Быстрый Джо прокрутил барабан и угрожающе отпустил в темноту:

— Да пошёл ты! — Позади него, не ожидавший пальбы, Бройлер вцепился ему в плечи. С потолка стала сыпаться штукатурка. Все пули были выпущены в никуда. Озадаченные предприниматели были загнаны в угол – обладательница желанного трофея держит в доме – огромного белого пса! Снежинка оголяла с рычанием верхние клыки, не выпуская чужаков. С диким ужасом они стояли, пока не стали биться лбами, нащупывая пути отхода. Быстрый Джо уже добежал до форточки, как путь им был отрезан яркой вспышкой, от которой оба едва не ослепли. Это был Хранитель ещё одного ключа к силе – Лев – Император солнечного света. За плотным сияющим столпом его было не узнать. Настоящий львиный рык – в тот неприглядный для грабителей момент таким был Уильям Каллахэн. За световой завесой и за диким рыком им приоткрылись слова:

— Уходите и забудьте дорогу в этот дом!

Заскрежетали зубы, и из квартиры Быстрый Джо с Бойлером сбежали.

Спустя миг свет рассеялся и перед белой волчицей стоял бог Войны: байкер был одет в ярко-коричневое кожаное одеяние. Он потянулся к Снежинке:

— Значит, это и есть ты, про которую мне говорила Ирэн, – добродушно сказал юноша, поглаживая шерсть и теребя уши волчицы.

На удивление, Снежинка с большим удовольствием приняла ласку и почувствовала заботу. К тому же, юноша знал её подругу и сам являлся обладателем ключа к силе – солнечному свету.

— Благодарю тебя, Лев – Император, – с почтением транслировала Снежинка.

— Ты знаешь, кто я?

— Именно так; но боюсь, что моя Хранительница не знает.

— Ещё не время. Она узнает. Ведь у каждого, кто обладает ключом, есть самое главное – свой путь, и, если нужно, я приду, – с неменьшим почтением произнёс молодой человек.

— Я чувствую, ты говоришь правду; как ты предвидел? – Снежинка обвела взглядом квартиру, в которой успели наследить грабители, перевернув некоторые из предметов мебели.

— Дело в том, что… что я испытываю некоторые чувства.

Волчица стала излучать радость:

— Вот оно что!

— Почему хозяйки нет дома? – вдруг спросил Уилл. — И что нужно этим мерзавцам?

— Она во Франции, с Азалиной и Авророй, это её подруги, они учатся вместе; она вернётся послезавтра. Чужаки же – они приходили за браслетом с очевидным намерением убить Ирэн, если та окажется у них на пути.

— Что ты сказала?! – опешил Уилл.

— Браслет они хотят сдать в ломбард, выручив за него деньги. Никто не в силах снять его без желания Ирэн. Ключ к силе – всегда при ней.

— Да, – сказал Уилл. — Ничего не выйдет.

— Вот видишь; осталось только расставить по местам перевёрнутую в квартире мебель.

— Это вовсе не беда, – хотел сострить юноша, но поднял левую руку, и через мгновение вся квартира приняла прежний обставленный вид: опрокинутый шкаф, за которым грабители, видимо, нащупывали сейф, встал на место, а стулья, приподнявшись в воздухе, аккуратно вернулись на прежние места.

— Благодарю тебя, Лев – Император.

— Уилл ты можешь называть меня Уилл.

— А меня зовут Снежинка.

— Защищай её, Снежинка, и не говори, что я был здесь.

Коротким кивком белая волчица завершила необычное общение, и Уилл ушёл, как будто и не было его в квартире вовсе.      

Когда происходила попытка ограбления, девушка находилась в загородном доме почтенного семейства Селестис. В своё время глава этого семейства сорвал джекпот, выдав замуж сразу трёх своих дочерей за не менее почтенных сударей, обставив всё так, что те должны были сами проявить инициативу, добиваясь руки и сердца его дочерей. Что касается Авроры и Азалины, то они были обе из обеспеченных семей; были красивы и умны, каждая по-своему. Аврора была чуть азартнее, но в то же время – когда начинала понимать, что может превратиться в транжиру, – вовремя могла остановиться. Азалина же была застенчива, но при этом – не боялась ответственности; Ирэн же отличалась от них какой-то еле уловимой грустью в глазах; и даже когда они радовались, играя в настольные игры или наслаждаясь сладостями, то каждая из них непременно бы не упустила возможность блеснуть чем-то, например, своими лучшими нарядами.

Аврора и Азалина были поражены, когда узнали, что вся одежда, которую носит Ирэн, была сшита её руками. И в этом была некоторая с их стороны опека о подруге: никто из них не стремился показать высокомерность, как приветствуется иной раз в некоторых обществах; никто из них даже не думал, чтобы принижать чьё-либо достоинство, оскорбляя чувства друг друга или выказывая гнев. Успех со стороны трёх подруг расценивался прежде всего в дружбе и солидарности. Если бы они были дочерями Селестиса, то он бы их тоже выдал замуж, как можно выгоднее.

Но неразлучная троица имела свой жизненный путь. Любая девушка стремится найти родную душу, будь то милый друг или надёжный по жизни товарищ. Стоит здесь отметить то приятное обстоятельство, что неразлучная троица оказалась совершенно музыкальна, и все трое имели идеальный слух и чувство такта. Несмотря на свою юность и неопытность, Азалина чудесно играла на лире, Аврора – чарующе исполняла композиции на свирели; Ирэн же блистательно извлекала мелодию на серебряной лютни, которую подарили ей подруги: инструмент напоминал по форме мандолину, но, к сожалению, имел свои ограничения в силу античного происхождения, либо от того, что усталая дека не справлялась с влажным климатом; в общем, лютня перестала воспроизводить стройный лад, а гусиное перо в руке Ирэны стало плохо защипывать струны – те быстро ослаблялись в силу возраста инструмента.

Зато теперь у Ирэн появилась возможность наслаждаться исполнением своих подруг, игрой которых она так была воодушевлена. Девушка великолепно умела слушать, и даже подпевать своим девичьим едва окрепшим голосом. Однажды весь ансамбль, всё это соцветие звуков донеслось до матери Авроры, Миранды, которая, совершенно зачарованная пением и игрой, прошла в зал для муз, чтобы узнать, откуда течёт столь божественный ручей. Когда-то Селестис был женат на Миранде, но оставил ей часть наследства, когда решил уйти. А всё из-за вкусов! Миранда предпочитала во всём классику: в одежде, в архитектуре, в музыке, а Селестис был до импульсивности эклектичен и предпочитал визитке – джинсы с майкой.

В знак ли лёгкого сожаления от воспоминаний о былом семейном разладе Миранда стояла, слушая в зале муз, одетая в чёрную блузку из атласной ткани, с длинными рукавами; поверх был пиджак нежно-розового цвета и длинные брюки того же оттенка; мини сапоги чёрного цвета на низком широком каблуке; на голове – большой классический пучок в виде хитроумной пышной причёски. В остальном, мать и дочь были словно живыми портретами друг друга. Их можно было принять за родных сестёр: Миранда родила Аврору, когда ей было восемнадцать лет.

Войдя же, в окружении своей юной дочери она увидела двух милых леди, которые наигрывали славный мотив. Улыбка на лице женщины не долго спадала; а девушки, – настолько поглощённые своей игрой и пением, – даже не заметили появления хозяйки. От всего земного участницы и невольная слушательница были отстранены; настолько поглощены они были извлекаемой музыкой, что совершенно не заметили, как за окном стемнело. Вечер был в полном разгаре, и когда трио наконец завершило свою обворожительную программу, Миранда торжественно зааплодировала.

— Ну мама! – воскликнула Аврора, сконфуженная незаметным появлением матери.

Остальные участницы случайного шоу были смущены не меньше.

— Госпожа Миранда, – в один голос выступили Азалина и Ирэн.

— Да не пугайтесь вы, – подошла ближе женщина: с широкой улыбкой на устах она тут же облюбовала всех, добавив: — Я нахожу ваше исполнение просто великолепным!

— Большое спасибо! – сказала Ирэн, приподнимаясь с колен и поправляя волосы, которые шоколадной россыпью упали на её плечи.

— Как ты мила, мама, – сказала Аврора.

— А вы все милые тоже и особенно – пение Ирэн… Так, девочки, сколько раз я просила называть меня тётя Мира? А ну, шагом марш ужинать! Не всё же питаться невидимой пищей.

— Есть, капитан Мира! – произнесли почти в один голос девушки и последовали на аромат, идущий из столовой.

   

                VI

Над головою висели молчаливые звёзды. Пустое шоссе волнительно наполняло сердце мыслью об Ирэн. Как только это происходило, он тотчас притапливал, словно уходя от погони. Он мчался на своём байке, готовясь что-то ей сказать, ожидание раздирало его душу. «Сердце моё», – думал он, проговаривая каждое слово, которое собирался вымолвить в её присутствии. Уязвимость ли это, когда ты в кого-то по-настоящему влюблён? Неожиданно ли возникшая потребность заботы о ком-то? Неизбежность, судьба, обречённость ли?

Он гнал от себя ненужные мысли, но Ирэн упорно, нагоняя сзади, заходила ему в голову, не давая спуску и не позволяя думать о чём-то другом.

Ближе к центру, Уилл сбавил скорость. Проехав школьную библиотеку и церковь, он не стал возвращаться в гараж, посчитав, что это сделает его досуг невыносимым, а вот провести время в какой-нибудь компашке – было бы в самую пору.

В парковой зоне он увидел старых знакомых, которые грелись у костра. Они громко что-то обсуждали, и Уильям посчитал, что присоединиться ­– побыть с ними окажется бальзамом на его душу.  

Он подошёл и с разрешения стал у бочки с разведённым огнём. На гриле жарились помидоры. Виднелись ошмётки репчатого лука и выброшенные из ресторанов и кафе листы салата. Погревшись, он начал изучать присутствующих, среди которых он узнал двух грабителей: Быстрого Джо и Бройлера. Первый размахивал руками, пытаясь доказать свою правоту; второму же приходилось поддакивать первому, что вызывало всеобщий смех.

— Я не привираю. Говорю вам, этот тип зарычал на нас как лев в клетке.

— Да, да, именно так…

— Ах-ха-ха! Привираешь! Как может какой-то обалдуй стоять на пути у таких профессионалов как ты с Бройлером, Джо?

— Сами не понимаем, как такое могло случиться.

— А может, вы и не были там вовсе, и вам примерещилось?

— Там происходила какая-то чертовщина!

— Да, да, вот именно…

— Ха-ха-ха!!

— Ну как же так? – утирался сквозь смех и слёзы приятель, бляха на ремне которого имела гравировку в виде грифона. — Получается, Джо, вы с Бройлером оба видели один и тот же сон.

— Ха-ха-ха!!! – компания заходила в нервном смехе, и никто не мог удержаться.

— Стойте, неучи! – остановил всеобщий гомон тот, что имел беззубый рот. Всю дорогу он наблюдал за Уильямом с тех пор как тот подошёл к ним. — Позвольте любезно к вам обратиться, молодой человек, – учтиво прошепелявил беззубый рот, но тут же его владелец громко обратился ко всем: — Вот пусть он, – указал он на Уильяма толстенным прутом с нанизанным помидором, – пусть он рассудит нас.

— Ага, пусть рассудит, – добавил Бройлер, явно не узнав в молодом человеке причину всех бед.

Повисло молчание. Все уставились на байкера.

— Что я должен рассудить? – спокойно сказал Уилл.

— То, что мистики нет, – больше похожий на директора прогоревшей фабрики, с худыми руками, в дырявой шляпе, сказал это вполне убедительно.

— А я говорю, есть, – заупрямился Быстрый Джо.

— Вот именно, – поддакнул ему Бройлер.

— Ха-ха-ха…

— Да тише вы! – прохрипел беззубый рот и вновь вполне учтиво обратился к байкеру: — Важно спросить незаинтересованное лицо. Ну же, прошу вас, сделайте нам одолжение.

Уильям начал говорить:

— Смотря что называть. Является ли мистикой то, если не давать коню овёс, как скоро он издохнет?

— Ха-ха-ха!

—  Мистика ли для вас, – продолжил незваный гость, – если долго не поливать цветок, то он засохнет?

                Окружающие недоумённо переглянулись. Бройлер с Быстрым Джо насупились.

— Мистика ли для вас, если не давать сердцу любви, как скоро в нём иссякнет жизненная сила?

                Уильям наконец заснул, когда вернулся уже под утро к себе в гараж. В дом он подниматься не стал – не хотелось будить соседей. Старые деревянные ступени поскрипывали. Бывало так, что поднимаешься по ним, делая это как можно незаметнее, но предательская дощечка – где-нибудь да выстрелит. Да и здесь, вместе с байком, Уильям чувствовал себя гораздо спокойнее.

Кирпичные стены гаража были увешаны плакатами супергероев, дикими животными. Над токарным станком висели в рамочках семейные фотографии. Родителей Уильям практически одновременно потерял, когда ему было десять лет. Автобус с туристами перевернулся в Италии. Он сидел с матерью на заднем сидении. Его спасло то, что он вылетел в окно. Затем отец – он разбился из-за нераскрывшегося парашюта. Почему были унесены жизни родителей, а ему была дарована жизнь повторно – представить трудно.

                В гараж постучала тётя Ники – взявшая на воспитание его родная тётка. Она разговаривала с техасским акцентом. Протягивая каждое слово, она сказала:

— Уилл, я так счастлива, что ты наконец дома. Тебя не было целую вечность.

                Уильям сделал виноватый вид, зная, что тётя Ники лишний раз не поругает. Он поинтересовался, всё ли у неё хорошо, на что услышал от неё целую историю о том, как она перепутала названия лекарств, и принимала то, что считала антидепрессантами. В итоге, спустя полторы недели она обнаружила, что принимает снотворное. Вот, наверное, почему, подумал Уильям, все эти полторы недели, его тётка не сильно переживала за его ночные отсутствия.

— Тётя Ники, мне пора.

— Постой, дорогой, я тебе сделаю сэндвичи в дорогу.

                До сэндвичей не дошло: оставив байк в гараже, Уилл воспользовался школьным автобусом, за рулём которого был ухажёр тёти Ники, мистер Покка Лабокко – итальянский жеребец, решивший, что в жизни нет ничего благороднее, чем водить школьный автобус.

                Миновав церковь и школьную библиотеку, автобус прибыл до конечной точки назначения – школы Святого Иосифа. В ней Уильям обучался гуманитарным наукам, нейролингвистическому программированию, диссоциации и игре в бейсбол.

                Лучи солнца падали на рыжее викторианское здание, когда на входе Уилл столкнулся с учителем физкультуры, мистером Пржекой Антальским. Одетый в спортивный костюм, на верёвочке у него болтался белый свисток.

— О, Каллахэн, ты-то мне и нужен. Ты в курсе, что ты самое слабое звено? Представить только, полраза на турнике! Кроме тебя так никто не подтягивается. Вынужден, если так продолжится, поставить оценку ниже среднего, а это затронет успеваемость в целом.

                Уилл стоял и хлопал глазами. Ещё вчера, по мановению руки, он расставлял мебель в квартире Ирэн, а сегодня не мог даже прыгнуть и трёх футов с места.

— Я справлюсь, господин Антальский.

— Смотри, Каллахэн, – положил ему на плечо свою мясистую руку физрук. — У тебя неделя, чтобы сделать наше учреждение не таким захолустным, как о нём думают во всём Гарлеме.

И почему Уильям Каллахэн ­– слабое звено? Не причина ли в том, что парень, в самом деле, ещё не догнал в своём развитии; вот только будучи хранителем императорского ключа, он обладал несравнимыми физическими способностями; сила должна проявляться как можно незаметнее. 

По заверению Снежинки, девушка должна была вернуться в назначенный час, что и произошло: в дверях стояла Ирэн с небольшим чемоданом на колёсиках. 

— А вот и я!

Её встречала, виляя радостно хвостом, волчица, которая свалилась прямо у её ног, прося ласки. Получив её, волчица стала заглядывать в глаза хозяйки, которая от нетерпения вымолвила:

— Ну как ты, дорогая? Как ты тут без меня?

— Всё хорошо, только я сильно скучала!  

— Я тоже соскучилась страшно!

На руки подхватив передние лапы волчицы, девушка ещё с нею понежилась, затем прошла в комнату. Едва она переступила порог, как почувствовала следы чьего-то присутствия: очевидно здесь был тот, кто являлся хранителем ещё одного ключа. Ощутив душевное смятение, насколько силён был след, девушка поставила волчицу на пол и стала глядеть на неё с особой тревогой.

— Что с тобой, Ирэн?

— Ты говорила, что всё хорошо.

              Волчица не знала, как ответить.

— Я чувствую, – объявила Ирэн с ноткой тревоги, – что в квартире был другой хранитель, причём свет его настолько силён, что подобного сияния, по моим ощущениям, я прежде не испытывала.

— За твоим браслетом приходили, Ирэн. Материальная ценность не более; про его магические свойства они не слышали.

              Ирэн продолжала глядеть на Снежинку; та же транслировала далее:

— Знаю, ты шокирована, но волноваться не о чем. Лев – Император прогнал их, и вряд ли они захотят вернуться сюда; раскрыть же его личность я не могу, так как дала ему обещание; он тебе не навредит, Ирэн.

— Ясно. Ты назвала его Лев – Император?

— Да, в нём, как в тебе, течёт кровь императора, только он – Лев Идеального Света, а ты – Императрица – Скорпион Идеального Льда. Такие ключи, как твой, – родовая реликвия; ключи эти действуют, если отданы в руки тех, кого называют императорскими хранителями.

— Выходит, он тот, кого называют императорским хранителем?

— Именно так.

Выяснив все тонкости невидимого мира, Ирэн с волчицей поели и улеглись спать. Несмотря на переполняемые их эмоции, на душе присутствовало лёгкое веселье вперемешку с еле уловимым ощущением тревоги от недавнего шока. Дева Идеального Льда от усталости быстро заснула и увидела весьма реалистичный сон, в котором она находилась в самом центре событий.

На поле боя она была в обличье императрицы и готовилась в любой момент нанести поражение. Облечённый необъяснимой демонической силой, скорпион собирался вонзить свой хвост в любого, кто осмелился бы перехватить ключи к силе, и именно в ту минуту полной решимости произошло непредвиденное: кто-то напал со спины. В мгновение ока, поражённый подлым образом скорпион увидел, что рядом с ним – союзник. Без особых усилий он прогнал демона, и в помощь пришла волна солнечного света, так напоминающего своею вибрацией грозный львиный рык. Союзник обернулся, и девушка увидела, что является хранительницей его сердца. На миг, его озарённое светом лицо стало похожим на те тревожные чувства, которые она испытала, когда зашла домой.

Бок о бок они продолжили сражение. В ход шёл домен северной магии – могущественное препятствие, которое являлось таковым лишь в силу замысла его создателя. Всё происходило, словно в каком-то минималистическом царстве. И вот Хранительница Ока Мороза – несмотря на то, что так много времени ушло на подобное заклятие – применила действие своего домена, союзник, не спеша, дал ей возможность приготовиться к новому броску. Но картинка оборвалась, и девушка проснулась. Неужели видение о предстоящих событиях?.. Во сне она узнала, кто являлся её союзником. Вместе они сражались как одно целое. «Каллахэн», – читалось на её губах. Теперь она знала, что он был тем, кто защитил её дом от ограбления.

                VII        

Где-то в недрах дома суетилась тётя Ники. Уилл в гараже вытачивал какую-то деталь. Он присмотрелся к одной из висевших на стене фотографий. На ней был изображён каньон с красными скалами. Вдалеке, в глубине каньона, была видна чья-то маленькая фигура, которая, в приветственном жесте вскинув руки, собиралась вот-вот прыгнуть вниз, в глубокую бездну…

— Не подкинете ли дамочку до школы?

Уилл выключил станок: обернувшись, – увидел блондинку, что писала трактат про «мужчин и полезную от них нагрузку». В этот раз она держалась гораздо увереннее, чем тогда – в школьной столовой, когда не удосужилась представиться.

— Вы ведь Джейн, – опередил её Уильям и подумал, что являться без приглашения уместно лишь в том случае, если одержим легкомыслием. Блондинка кивнула.

— А что, Джейн, – продолжил Уильям, – я разве оставлял ключи от своего гаража?

— Нет… просто школьный автобус уже ушёл, – логично умозаключила блондинка.

                Казалось, девушка почувствовала неловкость. Уилл отбросил на стол свои перчатки и пригласил подойти её ближе.

— Вот видите эту фотографию? – сказал он, указывая на каньон.

                Джейн начала всматриваться, привстав на цыпочки.

— Представляете, каким он был отважным, раз запросто мог сигануть в бездну.

                Уилл заметил небольшой свёрток в её руках.

— Что это у вас? – спросил он, указывая на него.

— Ах, это… это кекс, я испекла его для вас.

                Хороший ход. Теперь не откажешься. Выдав девушке защитный шлем, Уилл выкатил свой байк и закрыл гараж на тройной поворот ключа.

Тем же утром, Ирэн распаковала свою дорожную сумку, в которой были завёрнуты серебряная лютня, фиолетовая кожаная косуха и ряд личных вещей, включая шкатулку с серёжками. На школьный автобус Ирэн успела, и её сердечно поприветствовал мистер Покка Лабокко.

Миновав несколько перекрёстков вдоль парка Морнингсайд, жёлтый автобус остановился и стал стоять у Собора Иоанна Богослова, в ожидании разрешающего сигнала светофора. Ещё проехав пару миль, школьный автобус въехал на прилегающую территорию и остановился у общественного парка – здесь учащиеся сходят. Когда двери автобуса открылись, серебряная туфля, с узором синих роз у закрытого носка, ступила на каменную площадь. Едва Ирэн сделала пару шагов по направлению к школе, как у парковой зоны, у арки с двумя небольшими фонтанами, расположенными по бокам статуи Святого Иосифа, она увидела знакомый байк и какую-то девушку, которая, сняв шлем, передавала его Уиллу.

В глубине зала заиграла музыка. Пары рассредоточились, поочерёдно появляясь на танцполе. Уилл и таинственная Джейн сидели вместе за одним столиком, когда к ним подошла Ирэн: одетая в платье цвета семи морей, из непрозрачной ткани с длинными рукавами; поверх талии – сиреневый кушак; в мочке уха – гвоздик, в центре которого – маленький фианит в виде фиолетовой снежинки. Фианит был в паре с каффой, сидящей на ушной раковине, таким же исполнением; и были два гвоздика между собой соединены серебряной цепочкой. Уильям ничего не стал предпринимать, а лишь сказал: «Привет, Ирэн». Та спокойно стояла и смотрела на него, не обращая внимания на блондинку, к которой успел подойти редкозубый приятель, чтобы очертить круг желаний. Недолго думая, Ирэн перехватила подошедшего и, закинув ему на плечо свою утончённую руку с браслетом, принялась вместе с ним кружить в танце; на её лице в тот момент была загадочная улыбка.

Джейн осторожно прикоснулась к Уильяму, перед глазами которого вновь пронеслась фотография с каньоном. Теперь он отчётливо видел на ней приветственный замóк, сделанный из рук его отца. Подобрать ключ, чтобы разомкнуть эту силу, было первоочередной его задачей.

Угольки от огня начали тлеть, когда, пнув по ржавой бочке, вожак объявил:

— Слушай сюда. Мы встретим её у школы, и я вам докажу, что мистики нет. Во-вторых, я хочу отплатить за Мухомора.   

— Точно, – поддержал самый хлипкий, – девушка войдёт в автобус, и мы её схватим.

— Запёкшийся кусок ты на еловой ветке, – поставил его на место тот, у которого бровь была сбрита. — Ты ещё автобус угони, дубина. Как только мы её схватим, – тут же привлечём к себе внимание.

— Хватит трезвонить! – рявкнул вожак с малиновым лицом. — Мы её схватим тогда, когда она покинет школьный автобус, проследует домой, вырубим её у подъезда и зайдём по-нормальному, через двери, не через форточку. — Быстрый Джо с Бройлером стояли, озираясь по сторонам, и слушали старикана, утверждающего, что «если есть браслет, то должно быть всё остальное».

— Что же будет, если барышня прибегнет к заклинаниям? – не устоял Бройлер, у которого вид был, словно он собирался чихнуть.

— Я сказал, довольно! – рявкнул старикан пуще прежнего.

                Из компании вычленилась бездомная душа. Всё время она сохраняла пустой взгляд. Слегка смягчившись, приятель обратился к присутствующим:

— На мой непрофессиональный взгляд почти хозяина почти комиссионной лавки, я почти с уверенностью могу сказать, что план толковый.

— О, да! – возрадовался с бритой бровью и начал тереть грифона на своей бляхе. — Подкараулим её у подъезда, вырубим, завладеем браслетом, проникнем в дом. Поймаем удачу!

— Смотри, как бы она тебя не поймала. — Впрочем, Быстрый Джо сказал это настолько тихо, что его слова мог разобрать только рядом стоящий Бройлер.

                На следующее утро Ирэн проснулась и стала слушать пение соловья: надвигается буря; но да минует она тебя, потому что будет восходить солнце, и будет его свет прорастать ветвями любви в твоём сердце.

— Доброе утро, господин Покка. — Ирэн вошла в автобус и села на свободное место.

— Ирэн, – сказала Джейн, которая сидела позади и подалась вперёд для разговора, – между нами с Уильямом… я зашла чтобы… в общем, я пишу дипломную работу.

— Джейн, – сказала вполоборота Ирэн, – у меня нет к тебе вопросов.

— Нет, ты дослушай, – подалась ещё больше вперёд блондинка, облокотившись локтями на горизонтальный поручень сидения, – тема моей работы звучит как «Роль мужчины в современном обществе».

— А причём здесь Уильям?

— Он мне показался подходящим типажом.

— Это типа кролик подопытный?

— Нет, благодаря ему я получила наиболее объективную картину.

— Что ты хочешь сказать?

— Я не считаю, точнее я считаю, в общем… по моим убеждениям, мужчина нужен только для рождения ребёнка.

— По-твоему, в хозяйстве он не нужен?

                Джейн слегка насупилась.

— Я не утверждаю, что он совсем не нужен. Он как бы нужен, но, чтобы возиться, извини, это современной женщине не нужно. Ей и так крепко достаётся.

— А как же любовь?

— Ой, я тебя умоляю, Ирэн.

— Ну как же? Ты ведь только что сказала о деторождении, значит, ты желаешь ребёнка, ты задумываешься, ты хочешь привлечь для этого мужчину.

— Это всё так, да… но я не понимаю, точнее, пытаюсь понять в своих исследованиях, насколько нужен мужчина помимо участия в деторождении.

                Автобус медленно стал обгонять знакомый байк, который, поприветствовав водителя, сорвался с перекрёстка. Девушки проводили его взглядом.

— Нам незачем думать о том, что не приносит пользы, Джейн.

                У арки с фонтанами девушки увидели обогнавший их ранее мотоцикл. На мгновение обе замерли: переглянувшись, разошлись – каждая по своим делам.

                После занятий, в школьном автобусе Джейн не оказалось.

— Как прошёл день, Ирэн? – спросил господин Лабокко.

— День прошёл, – грустно констатировала она.

— Не встретилась сегодня с ним?

— С кем? – слукавила Ирэн.

— Ну ничего, всё наладится.

                Автобус подъехал к остановке, и Ирэн сошла. Едва сделав несколько шагов вдоль леска, она полезла за ключами в рюкзак – как что-то мощное, необратимое, ледяное и вместе с тем как будто бы расплавленное сконцентрировалось на её макушке глухим ударом.

                Отдалённо слышался голос водителя: «Всё будет хорошо…»

«Держись, Ирэн», – сладкий голос хоть и приглушённо доносившийся — Снежинка.

Теперь голос напоминал свирель; слышалось не менее отстранённо – «Хранители Клуба Света!» Ирэн узнала в отстранённом голосе Аврору Селестис: «Око Растений, могущество флоры на мне», – говорила она, – благодаря этой силе демоническая тварь будет скованна прочными лианами…»

Голос изменился и стал напоминать звук лиры, всё такой же бархатный и глубокий. Я обращаюсь к тебе, Ирэн: знай, что я – императрица льда, держательница ключа ласточки ветра; эту силу сотворил торнадо вокруг пленника, чтобы пресечь всякие попытки его бегства. Но стоит уничтожить одного, как на его месте возникнет другой – более сильный противник, и с этим лютым врагом нам предстоит борьба…»

Ирэн почувствовала присутствие некоего юноши. Она услышала его речь, отдалённо напоминающую звуки в каменоломне: «Я твой младший брат Конрад Уолкут, с которым не заладилось. Меня изгнали за то, что я был лудоманом и поставил на кон бабушку Марго. Весь наш род отказался от меня, как и от будущих моих отпрысков, которые поставили на кон Кэсси – она, ещё не приобретя свой ключ, – вмиг применила зеркальный щит – это наш фирменный семейный приём. В итоге, ею была перенаправлена тёмная энергия азарта в светлую сторону воздержания, и мои отпрыски поставили на кон друг друга».

                Ирэн почувствовала присутствие своих родителей, те склонились над её телом. Она отчётливо видела их лица, которые говорили: «Кэсси Уолкут – это твоя двоюродная сестра, Ирэн, она держательница ключа зеркального лебедя – Ока Истины».

Позади них Ирэн увидела алмазный барьер. Азалина и Аврора, и ещё двое хранителей находились вне защитного поля, прижимаясь спинами друг к другу так, что были они как бы повержены и ранимы.

Откуда-то издали она услышала голос Снежинки, которая предвещала появление ещё двух хранителей: «Это Эрик Грей, он имеет силу зверей, мудрый бурый медведь – Око Животных, а рядом с ним стоит Мирис Алмазова, девушка со жгучей испанской кровью, но русскими корнями; она – держательница ключа янтарной лисы – Ока Иллюзий. Янтарная лиса – мастерица власти над разумом; обладательница Ока Иллюзий способна заставить видеть то, что видит сама, гипноз очарованием, или: очаровательный гипноз – никому не устоять. Такова Мирис. С помощью её очарования будет убито множество неразумных тварей…»

Раздался голос с небес: «Императрица Идеального мира находится между жизнью и смертью, твоя забота нужна о, Воин Солнечного Света. Как Высший Создатель всех на свете ключей я выбрал тебя, как самого достойного из достойнейших».

По человеческому разумению, открывающиеся невероятным образом способности мы принимать боимся: как только исключительный дар даёт обнаружить себя, – теперь открыв в нас самих своё непривычное действо, – мы тут же разубеждаемся в полученной силе, так как это пугает нас – простых смертных своею непостижимостью.

Когда небесный глас говорил, всех окружал белоснежный свет; когда же он исчез, за ним наступила тьма, словно и не было его. Хранители сразу не поняли, но было им ниспослано, что не грозит им ни старость, ни смерть.

Ирэн почувствовала в руке гусиное перо. Аккомпанируя лесному пернатому, струны серебряной лютни рождали прекрасную мелодию: «Судьба связала нас навеки, мы – целое одно отныне, хоть мы сейчас так далеко, но близок путь к тебе и все дороги как одна; где буря есть в моей душе, любовь твоя жива, признайся, буду ждать и твой рассвет он – самый яркий, праведный мой путь, и ветер отнесёт к тебе мои слова, и да поможет нам рассвет увидеть тот, кого не видела я вечность. Не видела я так давно тебя. Но верю я, мы встретимся, и в миг цветок воскреснет. Как больно, как холодно мне без тебя, и взгляд твой полон тайны. Ты – искра вечно солнечного дня. Вода, огонь, и трубный глас: добросердечность, импульсивность, справедливость… Как мы разнимся иногда. Мы – стражи мира. Меч, любовь. Несокрушимы стены. Образ твой… Я увядаю, остываю. И в сердце вечен голос твой. Лев. Скорпион. Ты полон внутреннего света. Моя душа, я искренне желаю, чтобы назвал меня любимою своей. Один лишь взгляд твой – сердце будет биться под старым сводом, ива у окна…»

Случилось то, что случилось. Браслета на руке Ирэн не оказалось. Но кольцá на пальце Уилла – тоже не оказалось. Украшения, отделившись от своих владельцев, сплелись и стали светиться над верхушками деревьев. Всё ярче и ярче они становились единым мерцанием. Медленно меняя своё переливное сияние, становились они всё больше похожими на выплавленный ключ. В виде снежинки ключ ледяной императрицы – целиком из серебра, в центре – фиолетовый аметист; ключ Льва – Императора – лишь серебряный центр, исполненный жёлтым камнем, напоминающим по форме – лучистое солнце. Трансформация! и две новые реликвии вошли обратно в своих владельцев, более визуально не наблюдаемые со стороны.

Клуб верных друзей. Он стал известен под названием Клуб Света. Был создан остров, на котором жили в почётном представлении хранители, которые удостоились бессмертия. Немногие были достойны вечной жизни. Но когда такое случалось, люди представали перед Советом Старейшин, в который входили все члены Клуба Света, во главе которого была семья Каллахэн. Новообращённые бессмертные обязаны были посетить Старейшин, чтобы постичь устройство Острова Бессмертных. Каждым новичкам назначался хранитель – покровитель на определённый период времени.

Когда Ирэне и Уиллу исполнилось восемнадцать, они поженились. К девятнадцати у них родилась дочь, Лилиана. Хотя девочка ещё была мала, было уже очевидно, что красотою пошла она исключительно в мать: те же волосы цвета тёмного шоколада, тот же взгляд с фиолетовыми глазами; только цвет кожи был у неё какой-то свой, медовый, неописуемый, солнечный. Прекрасный цветочек, из года в год девочка расцветала; а к шестнадцатилетнему возрасту Лилиана Каллахэн стала копией Ирэн, нередко бывало даже, что мать и дочь путали между собою окружающие. Овладев Светом Вселенной, который объединяет в одно целое два элемента, доставшихся от родителей, наследница Каллахэн была скорпионом света, но льдом владела не хуже. Ключа у Лилианы не было, ибо сила её была в крови, что перетекла в её жилы от её родителей.

Солнце уже зашло, оставляя после себя небесные огненные разводы. Среди острых каменных выступов отчётливо видна фигура. На лице не разобрать эмоций. Поверх головы замкóм вскинуты руки; фигура приветственно собирается сделать шаг с каньона вниз. Я так просто схожу вниз, мой Уильям, сын мой, и размыкаю этот замóк твоим ключом. Будь вежлив, бери эту силу, ты достоин большего света, испепели живое воплощение самого ужасного кошмара на свете – дипломную работу Джейн.

— Хей там, на горизонте! Я вас вижу. Не прячьтесь. За столиком: вы, вы! Берите же друг друга, устроим всё как надо.

— Вы со мной, миледи? – протянул руку Уилл. Ирэн, приподнимаясь с колен, одарила его небесно-голубым взглядом. В её волосах сидели металлические украшения в виде янтарно-голубых колец. Встав, она прижалась к его груди, упёршись своей сиреневой косухой в его кожанку. Он коснулся ладонью сдвоенных кафф из фианита с цепочкой в её ухе и там, где тугие косы по её голове начинали расходиться на пробор, – прислонил свои обветренные губы.

Одетт Хрустальная & Sluice

31 января, 2025 г.

Еще почитать:

Кошачьи чувства — Кошачьи чувства глава 16

Рыжая ведьма

Рыжая ведьма 5 глава

Персиковый сад 5