Как я встретил сатану.

Заиграла ненавистная песня из динамиков его смартфона. Как же она его раздражала. Каждое грёбанное утро эта мелодия силой вырывала его из тёплых объятий столь приятных сновидений и рывком, с болью швыряла назад, в этот отвратительный мир. И это утро не стало исключением, особую боль которому добавляло похмелье. Остатки сна моментально испарились с первой волной боли, волной накрывшей его голову уже после первых нот мелодии будильника.

Дейв ненавидел просыпаться. Пробуждение он по праву считал самой худшей частью своего дня, потому как ни одно, даже самое негативное событие, не могло перекрыть то отчаяние которое он испытывал возвращаясь и своего путешествия по миру грёз в наш мир. Мир пропитанный злобой и ненавистью, серый и беспощадный, мрачный и угрюмый, мир в котором для него не было места.

Но это состояние бесконечного ужаса и страдания исчезало так же быстро как и сон, который оно сменяло. А в это раз этому ещё и поспособствовала вторая волна боли, незамедлительно последовавшая за предыдущей. Светлые образы сновидения замещались обрывочными воспоминаниями о вчерашней попойке. И с каждым новым воспоминанием лица людей, окружавших его, становились всё меньше похожи на человеческие, предметы окружения всё более расплывчатые и, менее целые, отдельные личности, которые Дейв знал более или менее хорошо, испытывали некие странные метаморфозы. И среди всех этих воспоминаний чётко выделялись лишь те на которых была она. Загадочная девушка не высокого роста, с каре темно — синего цвета, и милой улыбкой. Тут Дейв начал теряться. Чем же она так выделялась на фоне остальных? С этой кашей в голове он медленно встал и шатаясь побрёл в сторону кухни. На улице было 5:40 утра, стояла середина Октября, и сквозь плотно зашторенные окна не проникало ни одного солнечного луча, в основном по тому что что до восхода солнца было ещё как минимум два часа. Это всё делало коридоры его трёх комнатной квартиры, доставшейся ему по наследству от родителей, непроглядно тёмными. Но свет ему вовсе не нужен, ведь за столько лет одиночной жизни он выучил каждый уголок в своём доме. Но выучил не значит что он перестал натыкаться на мебель, особенно в таком состоянии. “Так, через три шага будет тумбочка.” подумал он и в последний момент был был готов проклинать себя, ведь злосчастный комод располагался не в трёх а в двух шагах от дверного проёма. Это он выяснил в прошлое подобное утро, так же забыв об этом факте как и в каждый подобный день до этого день до этого. Палец уже инстинктивно вжался в стопу на сколько ему позволяла физиология, а зубы сцепились в жёстком противостоянии двух челюстей, целью которого было не выпустить на волю слишком громкий звук. Но удара не последовало, ни на третьем и ни на четвёртом шагу. Дейву это показалось странным, но спорить с благосклонностью судьбы было не в его правилах, поэтому поблагодарив, по привычке, выдуманных кем-то богов, с приподнятым настроением он продолжил своё паломничество к святыне всех кого мучает последствие вчерашнего приятного вечера.

Между щелчком переключателя, и отражением света от поверхностей не прошло и доли секунды, а между тем как он увидел картину, что любезно, и даже немного с издёвкой, предоставил ему рассеявшийся свет и первой мыслью о суициде не прошло и пары мгновений. Но и эта мысль быстро канула в небытие, туда, где хранились его мечты, надежды, вера и прочие чувства которые Дейв утратил за свои тридцать два года жизни. Равнодушно смотря на пустые стены он не испытывал ничего, разочаровываться в в себе он попросту устал, а относительно мира он уже давно ждал чего то подобного.

— Хоть обои не спёрли.

Отпускать саркастические шуточки стало его плотной привычкой, на ровне с алкоголем или сигаретами, ведь это всё, хоть и в разной степени, помогало ему отвлечься от событий происходящих с его жизнью. Но сколько бы он не пытался себя обмануть, но слёзы наворачивались на глаза, а руки его дрожали так сильно что были еле способны достать пачку сигарет из прикроватной тумбочки.

— Блять.

Это всё что он был способен сейчас сказать.

Вызвать полицию, составить список пропавшего, вспоминать, под пристальным взглядом следователя, мелочи из прошедшей заунылой вечеринки. Всем этим ему сейчас заниматься не хотелось. Слёзы текли по алым, горящим щекам, сигарета судорожно прыгала во рту, а похмелье и не думало войти в положение и отступить, хотя бы на этот раз. Так бы он и провёл это утро в слезах и ненависти к несправедливому миру, а закончил бы его, возможно, ближе к потолку, чем к полу. Но на подобный случай у него всегда была твёрдая установка. “Иди на улицу”. Дейв всегда был из тех кто терял мотивацию так же быстро как и обретал её, а твёрдых принципов и не имел вовсе, однако были и некоторые убеждения которым н доверял всецело, и это было одно из них. Сам не понимая почему но в людных местах он чувствовал себя лучше, ощущение пустоты и неуверенности отступало, а на смену им приходили чувство отрешённости и бессмысленности всего происходящего. Он как будто в очередной раз себе напоминал о чём то, что был не в состоянии понять, но что его полностью успокаивало. Когда он заметил это наблюдение впервые то надежде его на избавление от себя старого не было предела, и сколь велика она была, столь велико было его разочарование, когда он понял что это не панацея, а лишь временное обезболивающее. Старую личность не выкинуть прочь как надоедливого кота, она всегда, подобно молодым побегам, пробьётся даже сквозь прочный слой асфальта новой жизни. Это было ещё одно наблюдение которое он сделал в тот день.

Но сейчас ему большего и не требовалось. Наспех умывшись, надев первые попавшиеся под руку вещи он нашарил в кармане джинсов ключи, которые он привычке никогда от туда не доставал, и перекладывал из кармана в карман когда менял штаны, снял с зарядки телефон и закинул к нему начатую пачку “Кредо”. Не желая задерживаться в этом месте не минутой более Дейв рывком выбил дверь, из-за чего по лестничной клетке прошло громкое эхо удара, на которое даже вышел удивлённый, вечно сующийся куда не следует сосед и квартиры двумя этажами ниже.

Лестничная площадка была одним и з многих мест которе Дейв не то что бы не переносил, но относился с подсознательной неприязнью ии всегда старался миновать как можно быстрее. Это был старый, типичный для домов подобного типа коридор , больше напоминавших червоточину, соединяющий мелкие островки с порталами, ведущими в другие квартиры. Старая, зелёная, местами облупившаяся краска на кривых стенах, вот уже как год не работающий лифт, отсутствующие лампочки на большинстве этажей, а в тех редких местах, где они всё таки сохранились, не способны достойно осветить даже своё место положение, и, последняя деталь которая закрывало последнее поле бинго ‘Плохого подъезда”, ужасный, тошнотворный запах, который годами то появлялся, то выветривался, пока, в итоге, не впитался в каждый объект, находившийся в месте, объединявшем жилища совершенно незнакомых, а порою даже враждебных людей.