Шаг вперёд приводит к неминуемой старости.

Равнина кончалось горой трупами, трупами закидавшим все, буквальна все и даже собаки не могли прийти туда, словно страх и ужас не пускал к столь прекрасными запасами. Но собаки ждали, словно чего то, словно кого то. И вот они дождались.  Этот гигант, не замечая прошел тот ужас, и поднялся на эту гору. Гору живых, ноющих трупов.  Они ноют просят о смерти. А он идет по трупам, они просят о смерти, он идет, они ждут удара того гигантского меча, он просто висит.  И в этом было что то глупое, абсурдное, ведь их спасение было не в нем, а белой пелене, белой пелене позади. Оно сжирало все, оно словно не замечала нечего, а впереди прекрасная дева, дева, что несет усладу глазам, и мир. Вот ее шаг ступил на первое лицо, лицо было счастливо, спокойно. Оно замолчало, не вскрикнуло, и словно погибла, и белая простыня завернуло его, а после превратила в кости.

 Все замолчало, стало смирно ждать. Ждать мирного и великого покоя. Но Монстер прикатил жрать, словно что то сильно и невыносимо и противное привело его суда,  что то тянуло в тот островок, в тот изрыгающий эту плот  остров Жизни и смерти. И с каждым шагом его руки все сильнее сжимались, рука тянулось к своему тупому мачете, а   голова изрыгала;

— он там, он там, точно там, точно там. Убью, Убью.

Удар, что то железное вскрякнуло. Еще удар, уже тонкий металлический звон, рука гиганта начала немного превращается в кровавую кашу, еще удар, и стук услышали , дверь открылась. Маленькая непонятное существо открыло его, его форма, цвет было похоже на комок старого чернослива, комок чего то сгнившего. Оно посмотрела на него, на его удар, и  превратилась из комка в лепешку. В низ вела спиральная лестница, на которой словно столбы стояли подобные существа. Каждое пыталось, словно что то сказать, предупредить, ее несвязную речь не понимал ни Грех, ни Мора. Но только они начали спускаться, только сделала она свой шаг, она поняла, что ее тело, с ним что то не так.  Грех шел не замечая, не думая. И его Слуга, его рабыня должна поступить так.  Пройдя вниз ее верные слуги стояли, не думая спускаться, а на ее теле, на ее прекрасном теле начали появляется морщины,  а волос начел белеть, она не понимала, не знала что это, но шла, шла не замечая той боли, страдание с каждым шагом, с каждым прошедшим ступнёю, пока ее тел не скрежилось и вся ее изумрудная красота не превратилась в труху, она упала в самом низу, видя маленького молодого парня, что смотрел на нее и удивлялся.

Он спросил;

— опять?- немного с грустью спросил мальчик.- может в этот раз выслушаешь?

 Оно не чего не ответила, только осмотрелось.

— ну в общем их нет,  я вообще не знал их, давай ты просто уйдешь, а я займусь делами, там твое творение надо убить.

При этих словах он начел замахивается толстой черно –ржавой палкой, что кагда то было его мечетей. Оно развалилось при ударе об хрупкое детское тело, совершено голое  и неполноценное.

— как всегда, ладно. – немного расстроившись сказал мальчик.- Смерть, так смерть всему!

Он просто подошел  к нему, с каждым шагом словно все умирало вокруг него, даже Грех чувствовал это, он умирал, умирал сотни, может тысячи раз, но его разум не исчезал, он становился все яснее, все становилось проще.

—  умри, умри, умри. И познай спасение. – говорил он.

 Он умирал, он знал его, его  не спасало, нет там спасение лишь безнадега, пустота что съедает тебя, что говорит тебе о бессмыслице, четности тебя, нет вот он спаситель, там, я механизм, я должен повиноваться, нет ничего, лишь это важно.

И вдруг смех, такой приятный, добрый.

Нет, не должен думать, лишь повиновение. Удар. Удар. Рука ударь.

Рука дарила, дитя упало, замертво, лишь глаза его сказали « все заново, надоело» и  его словно всосала земля.

То что было на верху, прыгнула и сотни белых тварей окрасились в красный. Они нечего не  оставили от нее, и не чего от тех кто был их спасителем. Их кости, белые кости, туловища и череп   словно начал снова отрастать плотью и ее, всю эту плоть твари начали,  словно собирать это в путь. И когда все собрали, исчезли, словно не чего не была.

Когда он поднялся, собаки жрали все, не щадя  не когда. Криков словно и не было, все просто умерли. А Грех, что Грех, он вновь направился в пут, уже точно туда. Туда  где они должны были встретится в самый крайним случаи.

 Он должен быть там, она , она, где она?