Каин, где брат твой - Авель?

Гермоген явился по первому же приказу Смерти, как и положено являться верному слуге на первый же зов хозяина. Обозначив своё присутствие тихим покашливанием, Гермоген почтительно замер, дожидаясь, пока Смерть заговорит с ним.

Ждать пришлось недолго. Ещё пару мгновений взгляд Смерти был обращён к окну, за которым Гермоген мог видеть только кусочек прозрачного неба, но Смерти явно было доступно больше, может быть далёкие земли и такие же далёкие души – Гермоген не горел желанием знать это.

Наконец голос Смерти нарушил привычно тяжёлую тишину:

–Скажи, Гермоген, доволен ли ты службой у меня?

Гермоген нахмурился: подобные вопросы ему не нравились хотя бы по причине того, что он не понимал, что значит «доволен»? Его сотворили вестником, гонцом и слугою, отправили в услужение сначала к ангелам, потом к архангелам, потом почему-то к смерти…

Гермоген не знал, повышение это или нет, да и не задумывался. Он просто служил. И тут такие сложные вопросы!

Но когда Смерть ждёт ответа, то лучше всего – ответить.

–Да, доволен, – Гермоген даже кивнул, усиливая своё согласие. Он не знал, чем вызван этот вопрос, но полагал, что это не его ума дело.

–Считаешь ли ты, что я могу ошибаться? – новый вопрос Смерти заставил Гермогена даже вспотеть от напряжения, но он был хорошим слугой, а потому быстро сообразил, что от него ждут лишь одного ответа, и среагировал:

–Ошибается даже Владыка.

Смерть повернула к слуге белое лицо, сверкнула провалами пустых глазниц, затем кивнула, словно принимая какое-то решение для себя:

–Тогда приведи мне Каина.

Гермоген помрачнел. Каина, содержавшегося в башне Смерти, он видел несколько раз, и каждый раз впечатление от него было одинаково жутким. Да и сам Каин, хоть и был человеком, проявлял удивительную для своего рода дерзость. Так, например, приходил к Каину архангел Миркаб, тот, что призван указывать путь к небесному прощению, уговаривал Каина молиться, но Каин и слушать не захотел – швырнул в архангела винным кубком и велел убираться.

Так приходил к Каину и демон из высшей знати – Азазель, уговаривал спуститься в бездну, да только и его Каин слушать не стал, а когда Азазель стал угрожать, заметил, что самое страшное с ним, Каином, уже случилось.

И вот теперь самой Смерти что-то потребовалось от этой грешной человеческой душонки! Гермоген мрачно ждал, что Смерть отзовёт приказ, но по снова вспыхнувшему в провалах глазниц огоньку понял, что ждать снисхождения не придётся, и покорно пошёл за Каином.

***

–Чего надо? – Каин лежал на каменном полу, но то ли не испытывал неудобства по этому поводу, то ли не показывал их. Когда Гермоген вошёл в его покои, Каин даже головы не поднял, да и вопрос его был равнодушным.

–Вас желает видеть Смерть, – Гермоген подавил отвращение, вспомнив, что хорошему слуге его испытывать не положено. – Причём немедленно.

–Смерть…– повторил Каин немного задумчиво, затем зашевелился, приподнялся на локте, глядя в лицо Гермогену с особенным вниманием, будто бы видел что-то большее, чем ледяное отрешение, затем кивнул и поднялся с пола. – Веди, посланник!

Сколько пренебрежения было в тоне его! Сколько высокомерия, хотя это был всего лишь человек, и даже слабый, явленный волей Творца вестник был его во много раз сильнее!

Гермоген, однако, подавил и это. Слегка скосив взгляд на заострившееся белое лицо человека, он увидел как в карих глазах его мелькнул желтоватый огонёк…

«Это игра воображения» – решил Гермоген, и, не переставая услужливо улыбаться человеку, которого считал самым ничтожным, провёл его до кабинета Смерти, и торопливо, с некоторым облегчением даже, откланялся.

Каин оглядел кабинет равнодушно. Его не заинтересовали Священные Книги Подземного и Небесного Царств, не заинтересовала разложенная карта людского мира, всё это было ему безразлично, и он, не дожидаясь приглашения, плюхнулся в роскошное кресло, развязно поинтересовался:

–Зачем звала?

Позже Смерть станет милосерднее и мягче, позже перестанет реагировать на насмешки, но это будет лишь позже. В этот же день она была ещё полна ярости, хотя её уже было можно назвать старой, пусть и мир, в который её явили, едва-едва зародился.

–Убери наглость из своего тона, Каин! Я тебе не архангел и не демон – церемониться не буду!

Каин пожал плечами и уже более спокойно, уяснив в тихом голосе Смерти присутствие угрозы, повторил вопрос:

–Зачем звала?

Смерть оглядела его оценивающе, затем заговорила уже спокойнее:

–Ты поставил нас всех в тупик. Ангелы, демоны, наша война, наши падения – это всё было понятно и просто. Но Творец решил пойти дальше, и теперь не знает, как с тобою быть.

–Что, опять к совести взываешь? – поинтересовался Каин. – Меня уже допрашивали. И те, и другие… всё хотели знать, всё выспрашивали – зачем, мол, да почему я брата своего убил! И знаешь, что я им сказал?

Смерть, в общем-то, знала, читала протоколы, но откровенность Каина ей льстила, и она спросила:

–Что же?

–Я сказал, что захотелось, – Каин криво усмехнулся, но в глазах его проскользнула тень, быстрая, неуловимая тень. – Сказал, что Авель меня утомил, что он меня замучил своей добродетелью, что он меня вынудил его убить от того, что был таким хорошим!

Да, такова была официальная версия. Так Каин глумливо отвечал архистратигу, архангелам и демонам. Смерть же учуяла ложь и укрепилась в своём решении, в конце концов – ей дали карт-бланш на любое решение относительно Каина, ведь ни Подземное, ни Небесное не знали, что с ним делать, вот и спихнули.

Каин ждал реакции. Он ждал гнева, как у Небесных, или удивления, как у Подземного, но Смерть не ужаснулась и даже не удивилась, лишь кивнула:

–Хорошо.

–Что хорошего? – не понял Каин. Ему стало обидно от её равнодушия, его же собственное слетело напрочь. – Я брата убил! Убил от желания убить!

–Это твоё дело, – отозвалась Смерть спокойно, – вопрос не в этом. Вопрос в том, что будет дальше.

–И что же будет дальше? – Каин угрюмо взглянул на неё, не ожидая ничего хорошего.

Но Смерть оказалась снисходительной. Более того, она поняла то, что не понял ещё Сам о своём любимом творении – о людях. А всё потому что ничего не пришло к Нему нового, Он наделил людей теми же качествами, которыми наделял ангелов, только дал им более короткий срок жизни и сгладил некоторые углы. А Смерть с ангелами уже была прекрасно знакома – и с теми, кто служил до своего исхода в Ничто, и с теми, кто был сброшен в то же Ничто, не сумев выжить с обожжёнными или отрезанными крыльями.

–Зависит от тебя, – ответила Смерть.

–От меня ничего не зависит, – Каин снова криво усмехнулся, но на этот раз в его глазах была печаль.

–С чего это? Ты же захотел убить брата и убил его! – Смерть знала, что это не совсем было так, не в желании простом было дело, но если Каин придерживался этой версии, то она просто загнала его в эту же ловушку.

Каин перестал усмехаться, вздохнул, но ничего не сказал. Смерть заговорила опять:

–Зависит от того, захочешь ты дальше здесь пустовать, или…ну, я не настаиваю, но вдруг…

Каин встрепенулся. Человеческое сердце его забилось в предвестии чего-то рокового, того, на что он уже не надеялся.

–Что? – хрипло спросил он, не выдерживая созданного Смертью напряжения.

–Ну вдруг ты захочешь искупить свой грех, – легко и быстро ответила Смерть и равнодушие легко на её запечатанные в вечности черты.

Она рассудила правильно. Архангел Миркаб, как и все ангелы, архангелы, архистратиг и серафимы полагали, что исправить свою вину можно только обращением к молитве, и тогда, если усердно молиться, то Небо услышит, и снизойдёт, и простит.

И Каин, стоило ему обратиться с мольбой о пощаде своей души, тоже получил бы это прощение. Проблема была в том, что он этого не сделал. А не сделал от того, что прощение неба ему ничего не значило, потому что он себя простить не мог. Да, издеваясь над всеми, кто пытался его толкнуть на беседу о прощении, Каин наказывал себя, считая, что он этого прощения не заслуживает. И даже если вынудить его, силой догадался бы кто поставить на колени, Каин был молчал до последнего, сжимая зубы, чтобы не заговорить с небом.

Смерть же увидела это. Она поняла, что Каин, как и некоторые знакомые ей по долгу службы ангелы (хоть уцелевшие, хоть павшие), перенял одну черту, не позволяющую ему молиться и смиренно ждать прощения. Ему требовалось действовать, ему требовалось убиваться физическим трудом, чем тяжелее, тем лучше, требовалось бурное действие, через которое можно прийти не к прощению (оно здесь ему не значило), но к искуплению.

И Смерть поняла это. И когда Каин вскочил из кресла, забывшись, с кем говорит, спросил как это сделать, спросил с криком, с бешенством, она убедилась в том, что попала точно в цель.

–Как? Как…– повторял Каин в безумстве.

Смерть, сохраняя равнодушие, подошла к карте и ткнула в Море Посреди Земли:

–Видишь? А теперь взгляни на берег… он сер и гол.

Каин следил за её тонкими навсегда ледяными пальцами, но пока не понимал, к чему она ведёт.

–Здесь будет город. В этом городе потомки адамовы поставят новые храмы, и новые грехи и новые добродетели восславят. Впрочем, тебе это не важно. Это уже не твоего замысла дело.

–Что ты хочешь? – спросил Каин хрипло.

–Вопрос в том, чего хочешь ты, – напомнила Смерть. – Если желаешь ты прозябания здесь, то можешь идти. Если желаешь ты искупления своего греха, то ты построишь здесь город…

–Город? – Каин расхохотался. Безумие вновь зазвучало в нём. Он убил брата, и теперь должен построить город? И этого хватит? Какие-то стены и рвы за жизнь того, кто был ему всего ближе?!

–Город, – холодно подтвердила Смерть и отвернулась к окну. Она знала по глазам его, что он построит этот город, ей хватило одного взгляда, чтобы понять, что Каин нуждается в искуплении и потому согласится на всё.

Ей же только практическая польза. Причём двойная. Во-первых, не придётся снова решать с Каином. Во-вторых, если не он построит этот город, то ей самой придётся ввязаться в это строительство, ибо воля небес была верна: город должен быть.

Зачем он нужен? Какая в нём ценность? Какое дело в новых храмах – Смерть не знала. Да и не спрашивала – зачем?

–Я сделаю это, – тихо, в тон ей проговорил Каин и Смерть кивнула, принимая ответ.

***

Было жарко, было невыносимо. Солнце палило без всякой пощады, как будет палить оно много позже, свидетельствуя о многих преступлениях и добродетелях рода людского. Но это солнце странно действовало на Каина.

Вместо того, чтобы разуверить его в действии своём, чтобы унять и ослабить его, оно раздражало и взращивало в нём безумство. Он наравне с собранными людьми поднимал камни, крепил глыбы друг на друга, и не знал отдыха. Солнце опаляло его, а он его не замечал. Жара душила его, но он отмахивался от неё. Жажда сушила ему рот и губы, но он работал до изнеможения, пока кто-то уже не подносил ему с силой воду или пока Каин не падал без движения.

«Надо же, какая экономия ресурсов!» – поражались в Подземном Царстве, зная, что этот город нужен был по замыслу Светоносного и в их власти, но для этого, не будь Каина, им пришлось бы самим его строить.

«Это тяжело», – думали люди, не знающие толком, что за безумие владеет Каином, и почему ему так важно убить своё тело, но построить этот город.

«Это не по закону небесному!» – хмурились в небе, но не вмешивались, наблюдали, ждали результата, надеялись на то, что в конце строительства Каин падёт на колени, и взмолится о пощаде души.

«Это интересно», – думала Смерть, наблюдая за тем, как на глазах, даже по людским меркам стремительно образуется город.

«Так надо!» – решил для себя Гермоген, которому проще всего было не вмешиваться ни во что.

Каин же был свиреп. Он не заговаривал, не праздновал, и всё был в неистовстве. Откуда были в нём такие силы? Что за воля его держала? Он сам едва ли задумывался об этом.

Он швырял камень на камень, и видел в стыках каменных линий брови Авеля. Он рыл ров, чтобы проложить в нём террасу для будущего храма, и цвет чёрной земли напоминал ему цвет волос Авеля и его собственный. Точно так зеленоватая крючковатая листва напоминала ему его кудри, а угол точильного бруса точь-в-точь был носом Авеля.

И каждое напоминание о нём губило Каина, губило бешенством.

«Я это сделал. Это навсегда со мной. Навсегда!» – каждая мысль отзывался болью и бешенством, и чтобы погасить эту боль, унять её, Каин работал, работал до изнеможения, до отупения, до дрожи всего тела.

И, наконец, утомлённый физической тяжестью и болью, Каин, не думая о боли душевной, предстал перед Смертью.

–Я построил, – сказал он тихо и глаза его сверкнули опасным торжеством.

–Вижу, – спокойно ответила Смерть. – Как нарёк?

–Нарёк? – Каин отшатнулся. Он не думал об этом. – Пока никак.

–Город не может жить без названия, – Смерть покачала головой. – Не назвал раньше, назови сейчас.

И она скрестила ледяные руки на плоской груди, выжидающе глядя на Каина. Тот задумался – первым порывом его было крикнуть: «Город Авеля», он любил своего брата, до сих пор любил, и ему почудилось, что это будет верным решением. Но миг прошёл, и Каину подумалось, что его горе и его скорбь никто более не должен разделять, что брат – мёртвый и живой принадлежит только ему, и с ним одним он связан, и ничьи уста не смеют трепать имя Авеля.

–Со мной, – отозвался Каин нерешительно, – работало много людей. Большая часть из них принадлежит этим землям. Они верят в то, что солнце – их Бог, и зовут его Баалом. Они возносят ему молитвы, как всякому Богу, и я думаю, что будет правильно, чтобы город помнил об этих людях. Им нелегко пришлось.

–Как наречешь? – Смерть оставалась едко-спокойной.

–М…Баалин, Бааловер, Баалат…– Каин задумчиво перебирал вариации, пытаясь придумать что-то благозвучное, но отражающее его замысел. – Бааль…Баальбек!

С ребячеством, которое не шло к его обожженному солнцем лицу, он вскинул голову и повторил уверенно:

–Баальбек. Город людей, которые верили в Баала, которые строили его со мной.

Смерть повторила:

–Баальбек…что ж, это звучит славно. Я обещала тебе искупление? Я помню.

Смерть лениво повела рукою, жест – едва значимый, но это для людского взгляда, который, как известно, не видит и половины реальности. Пространство расступилось под её волей и прямо перед Каином из этой пустоты, что притаилась за реальностью, вывалилось такое знакомое тело.

–Авель! – вопль Каина был ужасен. Во мгновение ока Каин оказался подле брата и уложил его голову на колени. Братоубийцу трясло от рыданий, от всех сдерживаемых годами рыданий, его крупные слёзы капали на мёртвое лицо, и вот попали они на глаза Авеля.

И Авель открыл их.

–Здравствуй, брат.

***

Каин целовал руки Авелю, что-то неразборчиво шептал, а Авель виновато улыбался, хлопал его плечам, поглаживал по голове. Оба они не замечали Смерти, разделившей их, но Смерть видела и наблюдала.

–Брат…– прошептал Каин, заглядывая в оставшееся прежним, лишенное теперь следов ужасного убийства, лицо. Самое родное лицо! Самое ненавистное.

-Ничего, – сказал Авель, слабо улыбаясь, – так бывает. Бывает.

–Я не хотел, то есть…я не хотел, чтобы оно так.

–Я не злюсь, – Авель улыбался светло и чисто. – Я прошу лишь, чтобы ты не корил себя. Я прошу, чтобы ты простил себя.

–Пора! – каркнула Смерть, нарушая идиллию. Каин вздрогнул, Авель кивнул:

–В самом деле.

–Ещё минуту! – Каин обратился к ней с бешеною мольбой. – Дай нам минуту!

–Пора, – повторила Смерть уже твёрже.

Каин пытался сжать брата в объятиях, но тот лишь истаял в его руках, позволяя светлой скорби проникнуть в обезумевшее сердце Каина.

–Это было жестоко, – промолвил он, когда сумел заговорить. – Ты, мерзкая, жестокая…

–Это было необходимо, – возразила Смерть. – Необходимо, чтобы ты услышал, что он тебя прощает.

–Прощает, – Каин поднялся с колен, на которых только что покоилась голова его брата, с ненавистью взглянул в лицо Смерти, – хочешь знать, почему я на самом деле его убил?

Смерть понимала, что едва ли ей хочется знать настоящий ответ – слишком холоден был взгляд Каина, слишком много яда и ненависти скопилось в нём.

–Хочу, – упрямо сказала она, ибо была ближе к молодости, а не к мудрости.

–Я убил его, чтобы Богу стало больно! – ответил Каин, и руки его сжались в неостывающем гневе. – Он сказал, что все сыны Адама ему любимы одинаково, но ещё до того… да, ты не знаешь, но Он слушал песни Авеля! Не мои! Его! Не в моих молитвах было Его присутствие, но стоило Авелю пасть на колени рядом, как снисходила благодать!

–Это не…– Смерть осеклась. Ей нечего было сказать.

Но Каину пока и не нужны были её слова, он продолжал:

–Я хотел быть равным Авелю! Вот и всё! Хотел, чтобы нас любили одинаково, не разделяли, не различали! Это всё, чего я хотел. Я просил Бога указать мне ошибки. Если он считал меня недостойным себя, то почему не указал мне этого? Почему не объяснил мне, в чём моя вина? Почему оставил меня в глухоте, позволяя видеть, как другому он благоволит?!

–Неисповедимы…– попыталась объяснить Смерть, но Каин перебил её:

–И вот наступил этот час. Я дал плодов своей земли, а Авель овец. Разве же овцы хороши без плодов или плоды без овцы? Но нет! нет, нет! Он увидел лишь своего любимого Авеля. А меня снова не заметил. Я плакал. Я плакал без слёз, потому что слёзы тогда кончились. Я любил брата, как никто никого не любил. Но такого стерпеть я не смог. Бог любил его больше, и тогда, когда мы возвращались домой, я чуть отстал… Авель был весел, напевал песню, а я поднял с земли камень…

Каин потух, глядя на Смерть со слезами, закончил глухо и отстранённо:

–Я бил его камнем, пока вместо лица не осталось месива. А потом бежал. Но Бог настигал меня. Или это я сам себя настигал? Мне казалось, что птицы спрашивают: «Каин, где брат твой – Авель?» мне слышалось, что ветер издевается: «Каин, где брат твой – Авель?». Я пытался умыться в реке, смыть его кровь, но и вода спросила: «Каин, где брат твой – Авель?». Он один был нужен Богу. И они все потворствовали его нужде, а я… это всего лишь я.

Каин умолк, переводя дыхание. Смерть воспользовалась паузой и промолвила:

–Мстить Богу глупо. Ты не только разочаровал Его, но и себя самого дорого лишил.

–Значит, так м не и надо. Авель сейчас с Ним! Ты не можешь препятствовать Богу, и он забрал его с собой в Небесное Царство. Может и лучше что так, а?! он же его любил! Его любил! А ведь говорил, что все созданы равными: мужчины и женщины – все братья друг другу. И что же, солгал?

Смерть молчала. В ней не было ответа. Она искала его не для Каина, но для себя, и не находила.

–Я пытался забиться во тьму, но и та спросила лишь одно…– Каин вздохнул, – ну что мне делать? Что?

–Я не знаю, – честно ответила Смерть. – Я дала тебе шанс на искупление. Ты встретился с братом. Он тебя прощает. Обратись к свету, и обретёшь мир с ним в Небесном Царстве.

–Это под властью Бога? – спросил Каин, – чтобы я снова слышал это пренебрежение к себе и эту ложь? Ложь о равенстве? Да будь я проклят! Да!

Глаза Каина полыхнули фанатичным огнём, Смерть вздрогнула от страха – она лишь раз видела такой огонь в глазах, и хорошим это не кончилось: небеса раскололись тогда в войне.

–Да! Да будь я проклят! Проклят! Проклят! – выкрикивал Каин и счастливо улыбался.

–Не говори так! – Смерть метнулась к безумцу, – это не просто слова, это…

Но Подземное Царство, не та его часть, которую предлагали Каину за братоубийство. Где он бы стал демоном, а та, что отведена для особенно суровых наказаний, длина которых вечность – уже поглощала его тело, опутывала тонкими, но неподатливыми нитями, затягивала в себя, и увело его сквозь пространство ещё до того, как Смерть могла бы что-то произнести.

–Итак…– она остановилась, затихла, снова стала равнодушной, – ты должен был выбрать, и выбрал. Да, выбрал.

Она подняла глаза к потолку, но взгляд её прошёл сквозь камни башни, достиг самого Небесного Царства:

–Ты видишь, Владыка, что он был свободен, но он не верил Тебе, и не смог себя простить, и он выбрал вечную муку.

Она опустила глаза на то место, где только что был Каин, теперь её взгляд пронзал пространство в другом направлении, да, так и есть: в самом центре Бездны, в глубинах зловония, скорби и отчаяния, образовывая вокруг себя собственный ад, сидел Каин и глаза его светились желтоватым радостным огнём безумия.

–Да будет так, – кивнула Смерть. – Ты сам решил.