Он любил совмещать рыбалку и винопитие, к сожалению, а может и к счастью, это у него выходило не так уж удачно.
Геннадий Степанович Извёрзов – инженер, преподававший в колледже механизацию сельского хозяйства, был до такой степени трудоголиком, что директор его дважды заставал в аудитории мирно лежащим под столом на начавшейся несколько минут назад паре. Видимо, кому-то из студентов не понравилось, что он таким вот образом разлёгся.
Кто-то из студентов и вовсе не хотел, чтобы пара начиналась, и поэтому многие хотели, чтобы всё осталось в неизменном виде, но нашёлся среди них смельчак, который сообщил об этом «лежачем недоразумении» директору.
Несмотря на все ходатайства его жены, директор колледжа Анатолий Сергеевич Кофейкин-Коньяков всё-таки уволил Геннадия Степановича, когда застал его в очередной раз пьяным на уроке. И он был уволен перед самой пенсией.
С новой силой запил дядя Гена, когда умерла его жена Татьяна.
Теперь Геннадий Степанович мирно лежал в кресле, в окружении стеклянной тары, количеством десять бутылок, что стояла на ковре у его ног, склонив голову набок, весь пожелтевший, вероятно от того, что печень его разложилась. Ему было шестьдесят три года.
В тот день к нему явился сосед Славик, он помогал ему в мелких делах по хозяйству: то огород ему вскопает, то навоз раскидает по парникам и мн.др.
Славик и дядя Гена очень хотели открыть в сарае небольшую столярную мастерскую, где они вдвоём чинили бы табуретки, кресла, стулья и т.д. Инструмент, слава богу, у Гены был для таких целей: циркулярная пила, всякие стамески и электрический рубанок.
Но таким грандиозным планам не суждено было сбыться, так как Геннадий Степанович очень любил проводить время в компании «беленькой», что и ускорило его уход. Через час пришли бабушка Славика Степанида Григорьевна, она вызвала скорую и главу сельского поселения Дрязгина Игоря Васильевича.
Славик, стоя у изголовья дяди Гены, пальцами потрогал у него сонную артерию на шее и пощупал виски и запястье правой руки: ему показалось, что пульс есть.
— Нет, это тебе кажется, у тебя так пульсируют твои пальцы рук, ты слышишь свой пульс. А так видно, что он уже всё, — пояснила врач, констатируя в карточке, что Геннадий Степаныч мёртв.
— Ему кто-то насильно вливал в горло что ли? Сам ведь дурак выбрал такую жизнь, — сказал глава поселения, помогая Славику тащить в одеяле дядю Гену, волоча его до подъехавшей машины.
Нас следующий день хоронили Геннадия Степановича всей деревней: он лежал в открытом гробу, на двух табуретках, перед воротами своего дома, в чёрном пиджаке, брюках и галстуке, с чуть приоткрытым правым глазом, умытый и причёсанный, с тем же пожелтевшим лицом, которое выглядело как уже потухшая, догоревшая восковая свеча. На лбу и руках его лежала иконка для прощального целования. С ним проститься пришли все жители села и приехали его сыновья.
В душе Славы образовалась пустота, ведь он потерял не просто соседа, а близкого человека и друга, у которого хотел обучиться всему, что знал и умел дядюшка Гена.
Особенно большие надежды Слава возлагал на столярную мастерскую, которую они так и не открыли. Эту невосполнимую, ни с чем не измеримую потерю не восполнить никак: нет на селе такого человека, кто знал бы столько в инженерии и в остальном, как дядя Гена. А ведь он понимал не только в устройстве тракторов и комбайнов, но и умел собрать и разобрать мотоцикл. Словом, он очень хорошо разбирался в механике.
И таких людей, талантливых, как Геннадий Степаныч, по всем сёлам и посёлкам нашей огромной страны раскидано по одному на каждое, немногие из них могут устроиться в этой многострадальной жизни, от этого они и начинают прикладываться к обжигающей жидкости. Хорошо, если такие люди ещё успеют к своим годам создать семью, и дай бог, если жёны их поддерживают и оберегают от «зелёного змия».