В лесу дремучем.
—Ну, милок, пашёл оседова!—Пантелей свернул в квадрат подписанное Иваном обязательство и беззлобно ткнул его в шею.—Без яичка не являйся! Самого в крутую сварю, ежели что!
Иван, задумчиво ковырявшийся в носу, подумал, не сделал ли он с похмелья большой глупости, что подвизался добывать скорлупу? Однако додумать ему не дали — толпа рослых и румяных стрельцов подхватила его под ручки белые и вышвырнула за городскую стену. Оглянувшись на захлопнувшиеся за спиной ворота, наш молодец почесал ушибленный пах, поднял с земли котомку с незатейливым набором джентльмена и, продолжая ковырять в носу, зашагал на запад, вслед за уходящим солнцем.
Естественно на пути его встал темный лес. Встал, как водиться, нежданно-негаданно, утром рано. И не простой, надо сказать вам лесок, а очень дремучий, почти как Ванькино образование. Пропетляв по опушке, яичный добытчик отыскал, наконец, широкую утоптанную многими ногами тропу под огромным дубовым щитом, где черным по белому было выведено от руки:
“Берегите природу, мать вашу! Вход в лес и выход по будням с 11 до 20.По выходным и праздникам, только членам (название организации было стерто чьей-то шкодливой рукой) и детям. В понедельник – санитарный день и кормежка зверей. Администрация Лысой Горы.”
Иван, беззвучно шевеля губами, перечитал афишу дважды и постарался запомнить её смысл. Чем бес не шутит, авось и сгодится. Он даже хотел переписать текст на бересту, да вспомнил, кстати, что поп Феофан, вбивавший в него знания в приходской школе, как-то сказал про его почерк:
—Тебе, отрок, в Приказе забугорной разведки служить надо, потому как ни одна контра заморская, каракули твои разобрать не сумеет и доноса твого не прочтет……
Честно сказать, Ванька и сам не мог обычно прочитать, что минуту назад написал, поэтому и сейчас решил времени зря не тратить, а пожрать и топать дальше.
Привал вышел у него короткий. С хрустом пережевывая репчатый лук и откусывая здоровенные куски от ломтя черного заплесневелого хлеба, Ивашка вдруг услышал, как кукушка начала свой отсчет где-то над его буйной головой.
Иван, не склонный к сантиментам, все же решил просчитать оставшиеся ему годы, а может часы или даже минуты с секундами.
—Три, четыре….—Иван сглотнул то, что было у него во рту и конечно, сбился со счета.—Скока-скока?—крикнул он, запрокинув стриженную башку.
—Ку-ку, ку-ку! Ку…..—поперхнулась птица.—А тебе не по фигу, а мужик?
—Ну, ващет, плювать,—смущенно признался Иван.
—Так че ты, блин, сбиваешь?—негодующе крикнула кукушка.—Ходють тут всякие…А потом яйца пропадают!
“Ах ты!—подумал Иван,—Откуда она про яйцо узнала? Не иначе шпиёнка! Мочить надо.”
—Птичка!—скрывая истинные намерения, ласково обратился к пернатому Ваня,—А где у вас тут сортир?
—Во-во!—злобно произнесла из ветвей кукушка,—ещё и гадють где не поподя!
—Да мне руки после еды обмыть,—попытался выкрутиться Иван.—Что тут такого-то, а?
Но птица не ответила.
—Соловушка?—Иван засучил рукава, готовясь к кровавой расправе и подойдя ближе к дереву, попытался разглядеть нахалку через листву.—Спой мне, птаха, про любовь.
Но подлая тварь молчала.
—Кукушечка?—заискивающе шептал он.— Ты где?
Острый молодой взгляд Ивана шаря по ветвям дерева, вдруг обнаружил её прямо у себя над головой. Кукушка непомерно раздулась и дико зажмурившись, кряхтела.
—Ах, вот ты где….—маленькое яичко упало на его нос и, не дав закончить предложение, разбилось вдребезги.
Иван отпрянул от дерева и, молотя себя по носу, покатился по сырой земле.
—Безобразие!—орал он.—Ну, попадись ты мне….
—Не поминайте лихом!—хихикнула кукушка и, пьяно кренясь на один бок, тяжело полетела вглубь леса.
Пообдирав все придорожные лопухи, Иван, как умел, привел себя в порядок и, продолжая бормотать себе под нос угрозы, направился по тропе через лес.
Примерно через десять минут хорошей ходьбы, справа от дороги появился указатель. Прибитый ржавым гвоздем к кривой осине, он возвещал о избе-музее на курьих ножках, времени посещения и с краткой аннотацией. Музей, особо не влек Ивана, но вот ножки….. Сев у осины он крепко задумался. Съеденный с утра “чиполлино”, не только не насытил его, а даже наоборот, распалил аппетит. Хотелось жрать и любить одновременно. В любом случае ножки подходили как нельзя лучше.
—Эй, соколик!— по дорожке, мимо задумчивого Ивана, катился колобок.—Закурить не найдется?
—Некурящий,—буркнул Иван, тщательно изучая содержимое своего носа.
—А в репу?—поинтересовался колобок.
—А по тыкве?—все так же в задумчивости произнес добрый молодец.
Румяные щеки колобка налились багровым. Ещё никто и никогда, зная его драчливый характер, несмел ТАК с ним вести дела. Подпрыгнув выше своего роста и перекинувшись через себя, он гневно посмотрел на Ивана.
—Видал?
—Повторить сможешь?—Спросил Ванюша вставая.
—А то!—выдохнула смесь муки и дрожжей.—Смари-ка!
Он подпрыгнул вновь, но на землю так и не опустился. Иван, поймав момент, на излете, резким ударом ноги послал колобка в заоблачную высь, словно футбольный мяч. Разбрызгивая вокруг себя слюни и непотребную ругань, колобок со свистом скрылся за лесом и буквально через секунду до Ивана донесся ликующий рев трибун далекого стадиона — Го-о-ол! Или показалось ему это что ли, с голодухи. Сплюнув на сыру землю и утерев рот рукавом, Иван бодро зашагал к избе-музею.
Тропка вывела его на ярко освещенную поляну, всю в незабудках, розах и хризантемах. Посреди цветника стояло строение ничем не напоминавшее собой избу, скорее это был коттедж после евроремонта. Ветерок, шевеливший кудри путешественника, играл голубыми занавесками в открытых настежь окнах дома и относил в сторону сизый, едва приметный дымок из трубы на крыше.
—Хм!—с сомнением произнес, оглядев поляну, Иван,—Можить ошибся я?
Он смело шагнул к будке с надписью “касса” и забарабанил в окно. Окошко приоткрылось на четверть и на Ивана глянул зеленый глаз, обрамленный пушистыми ресницами.
—Скажите, это что ль музей, будет?
—Он самый!—окошко раскрылось полностью, и Ванька увидел насквозь рыжую девицу с огромным вырезом на загорелой груди.
—А!—открыл челюсть Иван, глядя прямо в вырез.
—Вам билет взрослый или детский?—спросила его девица, готовясь оторвать клочок бумаги от рулона длиной в 54 метра.
—Детский!—не задумываясь, произнес Иван. Давняя привычка к халяве и детским скидкам сидела в нем, как гвоздь ржавый.
—Хорошо,—кивнула билетерша.
—Нет! Взрослый!—опомнился Ванька, видя, что девица насмешливо улыбнулась.
—Взрослый мне вощем!—поскреб он себя по несуществующей щетине.—Это ничего, что я не брит? Музей все-таки.
—Ничего.—Ответила красотка, подавая ему взрослый билет.—Так вы даже сексуальней!
—Ну, а то!—довольно улыбнулся Иван и спросил,—Где начало осмотра? Ножки где?
—Все там,—девица умудрилась как-то высунуться из окошка по пояс и, придерживая готовые вывалиться из платья груди, указала на коттедж.—Ступайте прямо по дорожке и встаньте на коврик у двери.
—Сенькаю!—блеснул образованием Иван.—Как звать-то тебя, красна девица?
—Да Баба-Яга, я!—последовал ответ.
—Баба…..??? Кто?—изумился добрый молодец.
—Ну не мужик же,—послышалось из будки.
—Слушай, баба….—начал Иван.—Как бы нам это…..
—Идите-идите, молодой человек! В рабочее время не положено.
Оборачиваясь к будке, то и дело спотыкаясь на неровностях дорожки, Иван подошел к коттеджу.
—Куды тут с билетами?
—Взрослый? Детский?—спросил голос изнутри.
—Канеш, взрослый!—гордо заявил посетитель.—А ножки где?
Изба-коттедж тяжко заскрипела и приподнялась над землей на двух крепких куриных ножках затянутых в тугой капрон ажурных чулок. Иван попытался склониться и разглядеть их поближе, но изба плюхнулась на место и тот же сварливый голос, произнес:
—Как вам не совестно, молодой человек, дамам под юбки заглядывать?
—Так уплочено ведь!—оправдывался Иван.
—Это музей, а не бордель, ясно вам?
—А жаль,—тоскливо посмотрев на “кассу” сказал Ванюха.
Ставни на окнах захлопнулись, негодующе при этом скрипнув и изба произнесла:
—Ага, ещё один в поисках приключений на свою голову?
—Я по служебной надобности, ваще-т.—Иван подбоченился.—Так куда входить?
—Входить?—зловеще переспросила избушка и распахнула свою полированную дверь.—Сюда входить!
Иван, поднявшись на три ступени лестницы и заинтересовано глядя по сторонам, торопливо шагнул в проём двери в предвкушении музейных редкостей……
…..Кто работал двуручной пилой, тот поймет состояние Ивана. Неведомая сила зажала его в дверном проеме и придавая ему возвратно-поступательное движение принялась тереть им об внезапно сузившийся косяк двери. Избушка при этом издавала тихое кудахтанье и мелодичное повизгивание удовлетворившего голод зверя. Сколько это продолжалось, Иван не помнил. В довершении процесса его выкинули через люк в полу и одна из куриных ног, чуть не порвав ажур колготок, наградила его ударом в область копчика. Оборванный, жутко потный Иван отлетел метров на десять и замер без движения под окошком “кассы”.
Очнулся он ближе к обеду. И не оттого, что солнце грело ему измученный копчик, а от холодного прикосновения в носу. Приоткрыв один глаз, он увидел подле своего лица, грязную и бородавчатую жабу. В заднице у неё торчала белая стрела, но глаза были добрые и влажные.
—Я тут проходила…—начала она.—Вдруг гляжу, мужичок ничейный! Думаю себе такая, откудава к нам прелесть эта?
—Да тебе все, кто красивей тебя — прелесть!— подала голос из будки Баба-Яга.
—Ах, девушка, не будьте такой язвой,—ответила жаба.—Вот сейчас меня поцелуют и стану я прекрасной красной девицей…..
—Не много ли красного на тебе будет, уродка?—хмыкнула кассирша.
—Завидует,—сказала жаба Ивану.—Всю жисть завидует!
—Ну….—приподнялся над землей Ванюша.
—Целуй меня скорей и в жены бери!—шепнуло земноводное.—Чесным пирком, да за свадебку! Не прогадаешь, точно говорю. Я хоть куда….
—А хоть куда, это куда?—хмуро спросил наш Иван, почесывая поясницу.
—Пошла отсюдова, проститутка!—Баба-Яга, не выдержав, высунулась из окна.—Кто тебя только не целовал, а уж икры наметала…..Все болото загадили.
—А вы, а ты….—не сразу нашлась жаба.—А ты — девушка, вот!
—Кто? Я?—вспыхнула Яга.—Это я-то, девушка? Где ты была, когда я была девушкой? Да совести у тебя нет, рвань ты болотная!
Иван окончательно поднялся и шатаясь заспешил вон с полянки. Вслед ему ещё неслись нелестные эпитеты, которыми награждали друг друга особы женского пола.
Жрать Ивану уже расхотелось, любить пока тоже.
