Сухой ветер, путешествующий по улицам осеннего города, мечтающий освежить и окутать своим бескрайним присутствием людей, что нагло сидят за закрытыми окнами, спрятавшись за прозрачными стенами укорителей гостей коробки, веет, совершенно неслышным для человеческих ушей, голосом холода для горящих чувствами романтиков. Каждая упавшая с дерева частичка, подходящей к своему завершению, чтобы в следующем году снова расцвести, осени проявляла всю красоту времени года. Щебетание соловья создаёт мелодию Музы, ласкающая уши нежной и гладкой ладонью, излучая тепло, что передаётся в самое сердце. Но люди, что спешно шли, переходя с переулка на переулок, со сквера до улицы и наоборот, даже не задумывались о прекрасном чувстве свободы, её красоты и блаженстве, что дарит нам каждый день на не безгрешной земле. Занятость и важность этих существ поработило умы каждого проходившего мимо, хоть и скромной, но восходящей и главенствующей над городом, природой. Закрадывающийся уход прохладных и солнечных деньков, что несмотря на безразличность угрюмых лиц, продолжала веять запахом простора и разнообразия кругозора своих границ, а хрустящий звук листьев под ногами будто стал доказательством важности каждого шага, сделанный в абсолютно случайном направлении. Это будто намёк, что выбрав любую дорогу, отправившись в любую сторону света, ты создашь своё будущее. Только ты! А прервать это, не потеряв рассудок, сидя в смирительной рубашке, или утеряв всю надежду на чудо, чтобы покончить наши личные минуты наслаждения этим миром, кажется невозможным.
Вид кажется счастьем для глаз, но лишь одно бельмо бросается под взор, что не даёт любоваться этой красотой и мечтать о бесконечном блуждании по безлюдному, освещённому фонарями кварталу в поисках бескрайного гарнизона. От его существования появляется печаль и сожаление, что не ценил дарованное каждому человеку. Теряет важную часть тебя и закрывает её за непреодолимой стеной, побег откуда отсутствует. Раздавливает и уничтожает недооценённые эмоции, закрытые в каждой груди проходящего. Решётка.
— Да, эта история не будет заставлять тебя думать «что произошло дальше?» ведь её судьба подошла к концу ещё не начавшись. Ты не ошибся, я говорю прямо! Ты уже догадываешься, а возможно знаешь, что не будет счастливого конца. К сожалению, это не сказка, в которых всегда добро побеждает. Хотя, если вы сможете назвать его положительным героем, то могу с уверенностью сказать, что вы входите в очень маленькую группу психопатов, не разделяющую мировоззрение вашего материка, а то и всего мира.
«Что же делать, когда всё решено?» Многие философы пытались найти отгадку к этому, в какой-то мере грустному, вопросу. Большинство давали ответы, но мне нравится такое решение — учиться. Да, может прозвучать как-то высокомерно, нудно или даже непонятно, но это самый лучший вариант. Следуя ошибкам, останешься на месте, а анализируя их, сдвинешься с точки остановки и достигнешь следующего место пребывания. Это жизненный путь всего человечества, которого придерживаемся всё наше людской существование на Земле, ведь не следуя мы ему, остановили бы свою историю, как эту.
Нет. Я неправильно обозвал эту грязь! Это не история. Про неё нельзя так говорить! Как угодно можно сказать про это, но не история…
«Митчел Грин — газета «A Voice From Above»¹»
Обшарпанные невглядные стены, от которых обваливается старая шпаклёвка и сыпется крошка, давили на любого непривыкшего обывателя помещения, а большая пуленепробиваемая серая дверь с тремя замками создавало ещё большую настороженность. Только, словно маленькая надежда, в виде небольшого окошка, из которого исходили солнечные, пыльные лучи через железную решётку, создавали небольшое освещение. Единственный яркий огонёк в этом почти потухшем костре. Так же стоит сказать и о местном интерьере. Его можно было пересчитать на пальцах: металлический стол в цвете неблагородного металла, два соответствующие стула, красная «грустная» лампа на батарейках и ручка, прикреплённая к столу цепью — вот и все вещи этой комнаты. Уютным это местом может назвать разве что умалишённый. Конечно, оно лучше и не должно быть, ведь комната допроса — это не аттракцион в Диснее. Тут ломали многих преступников, начиная с озорных ребятишек, что кидались шариками с водой в людей и заканчивай главами преступного мира, что подпольно дёргали ниточками.
Напротив стола сидел, закинув ногу на ногу, молодой парень, что вот-вот будто пришёл с высшего учебного заведения после внеочередных пар факультета. Его тёмный наряд ярко выделялся в сравнение с атмосферой комнаты. Чёрную не заправленную рубашку, что с виду будто бы сшитая на заказ, дополняли такие же строгие брюки и ремень, что блистал от любого света, попадающего на него. Только лишь лицо, что сурово не по годам, не соответствовало наряду. Больше всего выделялись глаза цвета неба, ведь серьёзно воспринимать из-за них человека просто недостижимо. И именно они и создавали путаницу в голове, от которой хотелось закрыть очи и не смотреть. Никто не мог понять, чему из этого верить — глазам или морщинам, бровям или скулам. Очень странное сочетание молодости и серьёзности в одном портрете.
Раздался несколько громких щелчков и в комнату зашло два человека в сопровождении двух молодых ребят в униформе. По лицам нельзя было сказать, что они готовы на дружеский разговор, да и в такой обстановке не получится поддержать такую беседу. Подойдя к столу и положив папку с бумагами, один из них сел напротив, а второй встал рядом.
— Следователь, Lumière². — прищурившись на одежду собеседника, опрокинул на выдохе парень.
Этот мужчина не выглядел устрашающе. Смуглое, но спокойное лицо, на котором очень хорошо подошла бы улыбка. Большие брови, которые всегда обозначают доброту человека, но бывают исключения. Такие же голубые глаза могли бы подчеркнуть искренность человека, но морщины портят эту картину. Красная рубашка, что заправлена в светлые брюки, на котором висит значок заканчивают образ серьёзного человека.
Сзади же стоял помощник следователя, чьё лицо было менее строго и более сохранённое. Короткая стрижка, да светлая полицейская форма выдавали не сильный опыт в своём деле парня.
Атмосфера в комнате стояла напряжённой. Казалось, что только сидящие индивидуумы чувствовали себя в своей тарелке. Следователь взял в руки бумаги и, посмотрев сначала на них, а потом на парня, выдохнул и с облегчением, но серьёзностью ответил:
— Здравствуй, «Лучанский»³, или лучше сказать Галлай Хеленсон? — буквально прочитал с листа, чтоб не ошибиться, следователь.
— Галлай. Называйте меня Галлай. Мне не нравится это прозвище.
— Хорошо. Сразу предупреждаю, наш разговор будет записан для судебного дела. Итак… — достал блокнот — Ты же знаешь, зачем ты здесь?
— Если я правильно рассуждаю, то вы хотите узнать от меня, как я смог добиться того, что имел буквально три дня назад. Ещё чтоб выдал своих сообщников и людей, чьи имена вас интересуют уже долгое время.
— Да. Ты прав. Так как тебя ждёт смертная казнь через стул на этой неделе, мне кажется есть смысл напоследок помолиться перед господом за все свои грехи и помочь своим содействием нам. Тебя больше ничего не останавливает, так поведай, как ты сотворил всё? Как смог добиться всего этого?
— Я не верю в бога, но всё же я расскажу вам свою историю. Вы правы, нету смысла молчать. Но только поймите, что это не для того, чтоб помочь вам! Я хочу, чтоб запись этого диалога попала в прессу. Я хочу, чтоб люди увидели, что я хотел сделать. — Галлай резко поднялся со стула лицом к собеседнику и протянул руку. Двое сопровождающих направили автоматы в его сторону. — Вы сможете гарантировать, что кассета будет передана?
— А с чего ты решил, что я не заброшу наше обещание после твоей казни? — не вставая, ухмыльнулся он.
— Я уверен. Вы не сможете просто забыть про обещания, Эйлерт… Мишлерт Эйлерт. Разве я не прав?
Следователь усмехнулся и ни секунды думая, встал и пожав руку, с улыбкой на лице ответил:
— Ты знаешь, что не смогу.
— Тогда я начну с начала…