Истории ангарчанки

Дворец Культуры
Второе августа. Раннее утро предвещало нечто успокаивающе приятное, нежели день. Например, полусонные пустые улицы, на дорогах которых плавно ползут первые автомобили и автобусы; или ласковая прохлада, которая вот-вот сменится духотой… И крыша. Нарядная и массивная она на протяжении долгих лет поддерживает колонны Дворца Культуры этого маленького города.
Я довольно часто гулял поблизости, и всё никак не мог оторвать взгляд от того самого места, куда однажды планировал забраться. И забрался.
Я изучал Дворец, обойдя его кругом три раза, а затем прикоснулся к пыльному камню стен: шершавый, как кошачий язык. Мне говорили, что здание возвели строители из Ленинграда в 1955 году. Плод колоссального труда и гора, вершину которой так и тянет покорить.
С затеей медлить было нельзя: пока народу не слишком много, можно и попробовать.
На пару мгновений почувствовал себя котом, ищущим приключений на хвост. Дух захватило. Это состояние можно сравнить со страхом высоты, но у меня отродясь его не было. А может… с влюблённостью? Нет, тоже не то, хотя и при ней что-то там захватывает и даже кружится голова.
То было приятное волнение и чувство внутреннего восторга победителя, когда тот пересекает финишную прямую.
Между крышей и лепниной виднелось небольшое пространство, в которое я уселся. Центр города виден как на ладони. Поглядел на статную фигуру Ленина, который устремил пустой взгляд куда-то вперёд, скорее всего, на вокзал; видел острые носики флагов разных цветов, лепестки фонарей и величавую башню с часами. Никогда еще не удавалось запечатлеть её с такого ракурса, красиво!
Будь я художником, сделал бы пару набросков в блокнот, или, будучи музыкантом, создал обложку одного из альбомов. Но какая в нём могла бы быть музыка? Мрачная, с подуставшим голосом и текстом про заброшенные города и прошлую любовь? Возможно.
Вдалеке, возле проезжей части стоял человек. Точно нельзя было определить, мужчина это или женщина, но этот кто-то ясно дал понять, что я его заинтересовал. Действительно, не каждый день встретишь человека на крыше ДК. Я невольно помахал человеку ручкой, и он заметил! И помахал в ответ. А ещё говорят, что у нас люди не особо приветливые. Хотя, может, мне показалось… Так или иначе, фантазировать и мечтать никто не запрещал. Затем человек подошёл поближе, и сделал ещё пару движений руками – что –то достаёт. Телефон? Уж не собирается ли он обращаться в полицию, жалуясь на хулигана, что забрался на крышу в 6 утра? Я ведь ничего плохого не делаю: не распиваю спиртное, не кричу и не завываю песни, даже не курю!
Вздох облегчения. Просто фотографирует. Ха-ха, забавно, человек сидит на крыше и машет ручкой. Теперь обо мне точно кто-то узнает помимо него и тех случайных прохожих, мысли которых забиты работой и домом. Хотя и те на меня не обращают никакого внимания. Ну конечно – интернет! Несколько городских пабликов, а может один… Ладно, подумаешь. Они ведь так и не узнают, кто я: друг их, бывший одноклассник или нынешний сосед.
В городе и во всей стране найдутся тысячи, кто совершал что-то непривычное для взгляда прохожих: воровал дорожные знаки, таблички, надевал на голову ведро или разгуливал повсюду в одних трусах. И что? Этим уже никого не удивишь, но заставишь привлечь внимание. И в этом даже есть плюс – ты заинтересовал кого-то, не важно, в каком ключе, но о тебе хоть что-то сказали или пошушукались за чашкой кофе перед работой, это ведь ненадолго. Ты – мимолётная новость, но далеко не сенсация.
Что-то я размечтался, быть может, пора и слезть. Это не составило никакого труда. Наверное, это одна из тех вещей, отличающих меня от кота.
Тот человек, как оказалось, парень лет двадцати пяти, всё ещё стоял там и смотрел на меня, как на привидение. Но я только улыбнулся ему едва заметно и побрёл в сторону дома. Он усмехнулся, и в его серых глазах промелькнул огонёк удивления.
Часы показывали без пятнадцати семь. Неужели я провёл на крыше сорок пять минут? И только когда я подошёл к захудалой кафешке «Малина», понял, что замёрз и не на шутку проголодался. Стоит хотя бы кофе попить.
Домой я вернулся
часам к девяти, отогретый и сытый. Всё же «Малина» ещё подаёт надежды на жизнь, несмотря на скудное количество посетителей. Пирожки их далеки от домашних бабушкиных, но вполне съедобны.
Схватив телефон, я стал листать ленту, и уже через две минуты наткнулся на своё фото на крыше. «Как, уже?»
Тот парнишка изъявил желание остаться анонимом, но это ничего.
«Хочется просто сидеть на крыше Нефтехимика в 6 утра, а не вот это вот всё».
Недурно. Такие заголовки были популярны ещё в 2013 году, кажется. Комментариев оказалось мало, и ни один из них не привлёк внимания.
Где же все эти ворчливые знатоки всего мира, которые утверждают, что так делать нельзя? Ведь это неправильно, непривычно, у нас не делают так! Что ж, вот тебе и минутная слава. Как-нибудь обязательно попробую ещё, чего мне опасаться? Думаю, мне удалось там оставить частичку своего любопытства и неподдельного интереса, или чего-нибудь ещё.
Следующей целью будет поход в горы где-нибудь на Байкале, уж там – то любой найдёт закуток, на котором можно полазать.

***

Живая мозаика

Честно сказать, меня очаровывали не только крыши и выброс адреналина. Фасады панельных домов тоже не были исключением: они серые, грязно-жёлтые и холодные, такие же, как и ДК «Нефтехимик», но компактнее и безо всяких торжеств. Эти невзрачные коробочки с глазами-окнами стоят везде, куда ни глянь. Однако не каждая такая постройка выглядела как под копирку.
На тех, «особенных» домах вкраплялись цветные матовые осколки, образующие последовательность, неразрывную цепочку. А эта цепочка, в свою очередь, складывалась в гармоничный рисунок – панно.
Это не простенькие узоры, и даже не многоярусные орнаменты, а портреты. На некоторых из них может стоять один человек, устремляясь куда-то ввысь, вперёд – к Светлому Будущему! Ну и, конечно же, ликующая толпа. Толпа простосердечных и искренних советских рабочих, кибернетиков или спортсменов – их всех объединяет одно – стремление.
Никто из нас не знаком с ними лично, даже мои прадедушки и прабабушки, это же лишь мозаичные лица. Лица, изображавшие теплоту душевную и гордость за нескончаемый и упорный труд во благо советского общества.
А вот девушка в скафандре, которая смотрит на зрителя, как с телеэкрана, поддающегося помехам. Глаза наполняет серьёзность и боевая готовность, как перед выполнением наиважнейшей космической миссии.
Эта грозная девушка возвышалась над куском мутноватого моря с неприметной лодочкой. А на том берегу стоял коренастый человек в выцветшем рыжем комбинезоне, и с выжиданием вглядывался в атомное облако, которое преспокойненько так мог удерживать в одной руке. Разве не здорово? Это значит, что он готов взять всю советскую науку в кулак, как волю, и постичь её едва заметные горизонты.
Рядом с ними стоит Вождь (куда же без него?). Точёный подбородок, прикрытый треугольной бородой, и неизменный прищур. Он вопросительно разводил руками, да ещё и держал микрофон так крепко, будто боялся, что он выскользнет и разобьётся об асфальт.
На кого он так смотрит? Какой вопрос его интересует? Может, он чего-то не знает, и всё ещё ждёт ответа? Я не могу сказать. Возможно, он мог бы спросить: «Жив ли Советский Союз до сих пор?», или: «Читает ли молодёжь его литературу, статьи в «Комсомольской правде», вступает в кружки, носит ли галстуки?», «Что происходит у вас, товарищи?» – мог бы спросить он.
С таким же успехом он мог взять интервью у мэра города, но, скорее всего, мэр просто стоял бы в оцепенении.
Чем дольше я смотрел на Владимира Ильича, тем больше создавалось впечатление, что он вот – вот мне хотя бы подмигнёт, но этого не случилось.
Я мог до бесконечности придумывать диалоги с ним, просто стоя на одном месте, а люди обходили бы меня стороной и осекались: я же мешаюсь.
На тот момент было всё равно. Когда созерцаешь картину – и времени не замечаешь, чего уж говорить о людях.
Эффекта добавляло и то, что я не смотрел на картины в тишине, а слушал музыку, такую лёгкую и непринуждённую, она погружала в ту атмосферу мечтаний о Прекрасном Далёком, которое тогда не казалось жестоким, а совсем наоборот – магическим.
В ней, помимо мяукающего синтезатора, слышались обрывки речей советских актёров и даже политиков, в которых читалась надежда на полное покорение космоса и появление самой дружной и лучшей жизни на всей Земле.
Сейчас это может показаться абсурдным и несбыточным, но не тогда. Сейчас об этом можно только послушать и посмотреть, ну и пусть. Мозаики ведь есть, и по сей день никуда не исчезли. Да и не нужно им исчезать: это как стереть ластиком все яркие краски с только что нарисованного пейзажа, и оставить лишь карандашные линии.
На мгновение мне привиделось, что Вождь чуть передвинул правый зрачок на меня, а каменные усы шевельнулись. Но через секунду он всё так же глядел на магазинчики и жилые дома, будто недоумевая, как такие неведомые постройки с нелепыми названиями могли оказаться в Городе Победы.
Кто знает, как эти мозаики себя показывают в отсутствии публики? Забавно было бы знать о том, что тот человек в комбинезоне потихоньку качается, чтобы не потерять прежний вид мускулистого парня, волны Байкала движутся, а чайки совершают один мах крыльями… Только и всего.
Никто никогда не узнает об этом, как бы он ни старался. А что, если они выбирают тех самых, «Избранных», и невзначай подмигивают им так же, как и мне, либо показывают большой палец или кулак. В таком случае им следует задуматься об отдыхе или о поиске психиатра, наверное.
Вот ещё одна из причин, за что я люблю этот маленький спящий город. Таких, как он, похожих на него, много, но та жизнь, которая заложена в нём – уникальна, и ни один архитектор не вложит ту частичку своего профессионального взгляда, что когда-то вложили в него, ведь им всегда будет чего-то да не хватать…чего? Ну, скорее всего, души.