Мы - в станице. Нас разместили в красивых домах, в которых раньше жил крупный помещик Крыжаловский. Полы в комнатах покрашены, стены тщательно протерты и побелены, подведены светло-голубые панели. В каждой комнате - яркий электрический свет. Наши общежития и школьные корпуса занимают целый квартал центра станицы. Напротив нас - небольшая площадь, красивый, выстроенный когда-то помещиком-меценатом театр, старая деревянная церковь и большое двухэтажное здание школы второй ступени. До революции здесь была женская гимназия. Мы поражены красивой обстановкой быта. Нам все нравится: и чистенькие комнатки, и широкие с прорезами веранды, и сад с фонтаном, расположенный между домами, и железная ограда, заросшая колючей акацией и сиренью и даже новые, выбеленные уборные. Целую неделю мы ходим из угла в угол, осматриваем, обсуждаем. Куда бы мы не заглянули, все говорило об одном и том же: это приготовлено для человека, для нас, для тех, кто, быть может, никогда в жизни и не мечтал увидеть такую обстановку, а тем более в ней - жить. И нам становится понятно, почему заведующий так редко ездил к нам на ферму: ему столько пришлось поработать для нас в станице! И не смотря на все это, он даже извинился перед нами там, на ферме... Добрый, милый Костыль! Теперь он ходит по общежитию и, самодовольно улыбаясь, спрашивает нас: - Ну як, хлопцы, устроились? - Законно, Константин Васильевич! - После фермы - как в рай попали. - А после Краснодарского детколлектора? - улыбается Костыль. - О, как на седьмом небе! - Ну, ну, побачим, як вы цените наш труд - говорит он серьезно и идет проверять уборную. Мы замираем Через минуту он возвращается. Лицо его сурово. - Яшка, - обращаюсь я. - Ты не видел там ничего? - Видел. Там кто-то написал: "Посмотри налево. Посмотри направо. А сверху карандашом перечеркнута надпись "Дуракам и грамота вредна". - И только? - Да если б только! А то там такие ребусы написали.. И нагадили порядочно. Костыль подходит к нам и, качая головой, говорит: - Варварство, дикость. Для вас же стараемся, а вы что делаете? Он уходит от нас огорченный. Мы глядим друг на друга, мысленно ищем виновника. Но разве его найдешь? - Пацаны - говорю я жильцам своей комнаты. - Это безобразие. Сколько на нас труда положено, а мы как свиньи.. Надо с этим покончить. Ребята поддерживают меня. Все соглашаются ничего не писать и соблюдать чистоту. x x x Сегодня я пятый день дежурный по комнате. Какое это ответственное дело! В комнате стоит пятнадцать железных коек. От нас в бок отходит дверь в небольшую комнатку. Живет в ней один Гассан с парой своих домашних собак. Такую роскошь позволил ему Костыль. У него висит на стене небольшой ковер, а на нем - оружие: узкая кубанская шашка, кинжал и ружье. На день собачки выводятся во двор, а ночью спят вместе с ним. Убирать за ними и мыть комнату должен сам Гассан. Дежурный по большой комнате не касается Гассановой комнаты. Но это не всегда так бывает. Гассан не хочет убирать за собой. Целыми днями он лежит на койке или возится во дворе с голубями. Дежурные, чтобы не навлечь на себя гнев чеченца, сами убирают ему комнату. Я подчиняюсь установленному порядку и тоже мою ему полы. Дежурим мы по недели. В течение недели я должен помыть два раза полы. Каждый день подметать столько раз, чтобы сохранялось состояние чистоты. В обязанности дежурного входит так же следить за каждым жильцом, чтобы он правильно, аккуратно убрал постель. За ним значится ответственность за сохранность всего имущества комнат и воспитанников . В десять часов вечера, когда дается отбой, дежурный обязан отдать отчет заведующему или воспитателю о том, кто у него отсутствует и почему. Но это еще не все. Я должен следить за тишиной, не допускать драк, азартных игр, курения: в случае заболевания кого, вызвать врача. Культурное обслуживание жильцов - одна из обязанностей дежурного. Со временем к этим обязанностям прибавился еще один неписанный пункт: дежурный должен быть бдительным и ежеминутно поглядывать в окно, во двор и на улицу - не идет ли Костыль или какое-нибудь начальство - с тем, чтобы своевременно известить ребят об этом. Впрочем, эту обязанность охотно отправляли все колонисты. Еще только Костыль выйдет из своего дома (а жил он через квартал от нас) или просто идет куда-нибудь по нашей улице, а уж первый, увидевший его с удовольствием крикнет: - Пацаны, Костыль идет! И мгновенно все преобразуется. Все подтягивают пояса, чистят ботинки, причесывают волосы, а кто и улыбается. Целую неделю не было его. Моя бдительность успела уже притупиться. Я порядочно запустил комнату. Вдруг вбегает Яшка и, моргая косым глазом, таинственно шепчет мне: - Костыль.. - Где он? - Да уже на пороге.. С пацанами разговаривает. - Иди задержи его.. Поговори о чем-нибудь.. А я уберу немного.. Яшка убежал. Я схватил кружку, набрал воды и начал ... прямо на постель. Потом взял веник, быстро подмел на проходе, взбил подушки, поправил одеяла. Поднялась невероятная пыль. И в это время открылась дверь: вошел Костыль, с ним ребята. - Фу, фу.. Шо це таке? Пух? Пыль? Кто дежурный? - Я - ответил я робко. - Шо ж ты за дежурный, колы у тебя така нечистота? Я молчу. -Если еще так будешь дежурить, заставлю работать до тех пор, пока не выучишься. - Я больше не буду, Константин Васильевич! - Шо не будешь? Дежурить? Ребята смеются. Костыль добреет. - Вот шо, хлопцы - говорит он нам всем - сегодня к нам прийхав из Краснодара большой начальник. Он сейчас отдыхает у меня. А через час придет к вам, посмотрит як вы живете. Надо показать все лучшее шо у вас есть. От этого зависит многое в вашей жизни. Надо поддержать честь колонии. - Так что мы должны делать? - Ну шо.. Известно: убрать, прихорошиться, быть вежливыми, скромными, веселыми. - Это можно! - Пацаны, начинаем уборку! Костыль уходит. Мы упражняемся в вежливости. Яшка тоненьким голоском здоровается со мной, а я мило улыбаюсь. Получается забавно.. И вот появляется "большой начальник". Некоторым ребятам он уже известен: это инспектор Окроно, Варфаломей Варфаломеевич. На этот раз он пришел без портфеля и с зашитыми карманами. - Вот наши хлопцы - говорит Костыль. Мы все встали и довольно дружно здороваемся, сделав умиленные рожицы. Глянув, на нас, Костыль кривится, но ничего не говорит. - Да, да, видна большая работа, товарищ Тарнопольский - говорит инспектор. - Так чисто, так здесь уютно.. Кто здесь сегодня дежурный? - Я. - Молодец. Не трудно дежурить? - Нет. - Ну как, мальчик, нравится тебе в колонии? Это ты, кажется, в Краснодаре с орешками баловался? Я молчу, не зная что говорить: вопрос задан сложно. Ребята толкают меня в бока, шепчат, дескать: не подведи нас. - Нравится.. Очень нравится! - говорю я и неестественно улыбаюсь. - А меня отсюда и колом не вышибешь! - говорит Яшка. - А кто же тебя будет выгонять? Наоборот, для вас создают все условия, чтобы вы отсюда сами не убегали - отвечает инспектор. Костыль, видимо, доволен нашими ответами и предлагает посетить чеченца. Инспектор нерешительно идет в комнату Гассана. Я следую за ним. В открытую дверь мне видна кровать Гассана, ковер с оружием. Собак не видно - они гуляют на дворе. Увидав оружие и Гассана, спавшего на кровати, Варфоломей Варфоломеевич пятится назад. - Не бойтесь - говорит Костыль - Он тихий малый. - И он никого не убил? - удивляется инспектор. В ответ Костыль только добродушно усмехается - Зачем ему понадобилось столько оружия? - Ничего не поделаешь.. Проявление национальных инстинктов.. - Что же он у вас делает? - Як шо? Учится, учится, Варфоломей Варфоломеевич. - А тот, что у меня кошелек..? - Тоже учится. - Чудеса! И никто не сбежал? - Шо вы, Варфоломей Варфоломеевич! Отбою нет, каждый день новые идут. Тридцати человекам отказал. - Не пойму я тебя, товарищ Тарнопольский.. Ты прямо какой-то укротитель беспризорников. У других разбегаются или их разгоняют, а у тебя.. Костыль польщен. Он ведет инспектора в школу. А, обращаясь к нам говорит: - Хлопцы, идите в клуб на собрание.. Варфоломей Варфоломеевич хочет с вами побалакать. Каков же результат посещения инспектора? На собрании колонистов инспектор хвалит нас, хвалит заведующего и обещает поставить вопрос в Окроно о дополнительном ассигновании суммы на форму для колонистов. Мы несказанно рады. Мы горды за себя, что отстояли честь колонии в округе. Инспектор уезжает, а Костыль говорит нам: - А шо, хлопцы, может, мы сумеем так вести себя и без начальства? Давайте попробуем. Просто для себя. - Сумеем, Константин Васильевич. - Ну, ну побачим.. x x x
Настали блаженные дни. Еще до звонка на урок целых полчаса, а мы уже идем в школу. От интерната до школы три минуты ходьбы. Сбылась моя мечта. Всего лишь два года, да и то по пять месяцев проучился я когда-то до революции, в станице. Запомнилась долгая грива попа, преподающего нам "закон божий", бессмысленная зубрежка ветхого завета. Линейка, почти каждодневно ходившая по моей голове за то, что не учил божье "слово". Попу помогал мой дед - злой, жестокий человек. Однажды я отдал книгу "закон божий" своему религиозному товарищу и тот не отдавал мне ее целый месяц. Об этом узнал дед и высек меня кнутом. С тех пор невзлюбил я эту "науку" пуще прежнего. Деду помогала бабушка, по утрам она заставляла меня читать "отче наш" и другие молитвы. Бабушка уходит по воду, а я прекращал молитвы с ненавистью смотрю на богородицу и про себя молча: "Когда тебя черти возьмут "дева Мария", чтобы на тебя не молиться?". Приходит бабушка с ведром, а я нарочито громко говорю: "Аминь.". Бабушка верит, что я в ее отсутствие пересказал наизусть всю молитву и говорит: "Ну, а теперь, внучек, позавтракаем блинчиков, да пойдешь свиней на выгоне попасешь." Вот и все, что осталось в памяти от старой школы. А теперь так легко, так приятно учиться! Я иду в школу бодрым, веселым. Я с радостью просыпаюсь, потому, что знаю: чтобы позавтракать, надо только умыться. И никакие "законы": да еще божьи не омрачат моего утреннего настроения. На целый день я заряжаюсь энергией и весельем. Я учусь в третьем классе, хотя мне надо сидеть в четвертом. Почему это произошло? Вспоминаю те дни, которые определили меня в третий класс. Идет дождь. Мы только что разместились в интернатах, приехав с погрузки дров. Все колонисты проходят испытания. Их сортируют по классам. Я стою на веранде и не знаю что мне делать: комиссию я стесняюсь, в анкете я указал, что окончил два класса начальной школы. Ко мне подходит Яшка. Он только что пришел из школы. Я знаю, он не стеснительный. Он пойдет на любую комиссию. А я.. -Яшка, был на экзаменах? - Был. - Что спрашивали? - Ой, трудное! - Например? - Таблицу умножения. - Ответил? - До пяти еще так-сяк, а как выше - прямо загадил. - А еще про что спрашивали? - Читать заставляли. - Ну и куда определи тебя? - Во второй. - А Король? - Тоже во второй. - Вот он тебе даст буксы. Яшка чешет затылок. - Чтож, не привыкать. - говорит он. Я молчу. Таблицу умножения я знаю хорошо. Меня по арифметике за третий класс подготовила дома учительница Александра Ивановна. Читаю я тоже хорошо: "Руслана и Людмилу" прочел три раза, "Железную дорогу" Некрасова знаю наизусть. Но я ни за что сам не пойду на комиссию. Я боюсь чужих людей. - Иди, Сережка, не робь. - говорит Яшка - Чудак-человек, таблицу умножения знает, а людей боится. Так и не пошел я на экзамены. И посадили меня в третий класс. Я уже свыкся с товарищами, полюбил свою милую учительницу Людмилу Васильевну. Она еще так молода и красива. Мы все любим ее: Людмила Васильевна вежливая, чуткая, аккуратная и чисто одевается. А как она говорит! Звонка еще нет, но мы усаживаемся на свои места. Весь класс делится на две группы: два левых ряда занимают колонисты, а два правых приходящие: дети бедняков, ремесленников, в общем станичников. Я сижу на самой задней парте. Рядом со мной - высокий парень лет восемнадцати. Его приняли в колонию всего лишь неделю назад. Сам он из под Москвы. Три вечера подряд он рассказывал нам содержание какого-то авантюрного романа, главным героем которого был некий искатель счастья Шмидт. За прекрасный , увлекательный рассказ мы и присвоили ему новую фамилию в честь героя романа. Так и остался он с этой кличкой. И никто почти не называл его по имени или настоящей фамилии, а просто: "Шмидт". Он не правонарушитель. Нет. В детстве он начитался приключенческих книг и убежал от родителей. Но, видимо, вшивая романтика скоро надоела и он восемнадцатилетним юношей, попав в колонию подростков, сел в третий класс. Шмидт не злой, не драчун и не завистник. Простой нрав его пришелся нам по душе и мы избрали его старостой класса. А впереди нас сидят круглые сироты - братья У. Андрей и Николай. Они хорошо рисуют. Особенно в этом выделяется Андрей. Способных, жалостивых ребят колонисты любят. И хотя братья У. были маленькие - их все уважали. А вот за ними сидят две застенчивые девочки: черноглазая Вера и остроносая Маруся Косниченко. Вера отличается исключительной скромностью. Вызовет ее учительница и Вера зальется краской. С мальчиками она обращается вежливо, ласково. Она никогда никому не скажет грубость даже в том случае, если кто-нибудь из ребят нагрубит ей. Маруся же Косниченко более смелая. У нее - прекрасный грудной голос. Ее готовят к концертам и говорят, что она скоро будет выступать на сцене. Эти девочки не горды и мы дружим с ними, как умеем. Колонисты резко отделяются от приходящих: те более суетливы, пестро одеты. Мы знаем: у них есть отцы и матери и это вызывает у нас чувство неприязни к ним; колонисты не любят тех, кто имеет родителей; в большинстве своем они стесняются даже произносить слова "мама" или "папа". Поэтому приходящих мы называем "маменькими сынками". Вот и звонок. Мы приготовились к встрече учительницы. Два дежурных стоят у дверей и смотрят в щелку. - Тсс.. - говорит дежурный приходящим - Людмила Васильевна идет. - Ша - сообщает колонист. - Идет. И вслед за этим открываются двери. Мы дружно встаем. Входит веселая, красиво одетая Людмила Васильевна. - Здравствуйте, ребятки - говорит она. - Здраа! - Садитесь. На первой парте сидит переросток Негодьев. Он влюблен в учительницу и в течение всех уроков не спускает с нее глаз. Учительница заметила это. Она говорит ему: - Пересядьте, Негодьев, на заднюю парту. Из-за вас не видно задним. А сюда сядет Сережа Волчок. - Правильно. Из-за него вас не видно - кричат приходящие. - А я пригнусь - говорит Негодьев. - Сгорбленным нельзя сидеть весь урок. Так можно стать горбатым - вежливо отвечает Людмила Васильевна. Но тот не встает. - Негодьев, пересядь, тебя же просят - говорит староста Шмидт. Негодьев неохотно идет ко мне и, толкая меня в бок, шепчет: "Чорт тебя уродил такого.. Из-за тебя переселяюсь." Я сажусь на первую парту. - Ну, а теперь, ребятки, проверим домашнее задание. Кто решил задачу? -Колонисты молчат. Приходящий Соколов поднимает руку и кричит: - Я! - Идите к доске. Каков у вас ответ? - Двести сорок пять. - Неправильно - говорит Шмидт. - А сколько у вас? - спрашивает Людмила Васильевна. - Тридцать восемь. - У вас, Сережа? - Тридцать пять. - Ну, Сережа, кажется, редко ошибается. Так. Решайте, Соколов. - Эх ты, выскочка - говорит тихо Негодьев, но учительница слышит это. - Нельзя так говорить - отвечает она - Ошибки свойственны каждому. На то мы и учимся, чтобы научить решать все вопросы без ошибок, правильно. Я наблюдаю за Людмилой Васильевной. Я не могу уяснить себе одну вещь: как она не стесняется разговаривать сразу с сорока учащимися. Ведь на нее смотрят сорок пытливых, острых глаз. Все заглядывают в рот, наблюдают за губами, которые так быстро движутся и постоянно заглядывают ей в глаза. Мне кажется, если бы поставили на место учительницы меня, я бы сгорел от стыда. А она так свободно с нами разговаривает. И уже из-за одного того, что наша учительница находится в совершенно недосягаемом для нас положении, я преклоняюсь перед ее трудом, ее терпением и знаниями. Мне хочется уяснить все, что вылетает из уст Людмилы Васильевны. Поэтому я с жадностью ловлю каждое ее слово и стараюсь запомнить даже как было произнесено это слово или фраза. Урок арифметики окончен. Мы радостью бежим на ... Негодьев говорит нам: - Ишь, решила пересадить меня. Ростом не подошел. Ничего подобного! Просто застеснялась меня, голубится. Я ей два раза моргнул, а она - в краску. - Куда тебе до ней. - говорит Шмидт. - Ну, брат, не с такими кралями возжался - хвалится Негодьев. - Брось трекаться - отвечают ему ребята. - Чего ты надумал? Ты с умом? - А что? Как учительница, так, думаешь, нельзя и пристрельнуть за ней? Мы уходим от него. - Надо ему "темную" устроить - говорю я - что он нас позорит? - "Темная" - это не дело - говорит Шмидт - Лучше с ним, дураком, не разговаривать. Он поймет это. Последний урок - общество. Людмила Васильевна рассказала на о жизни Карла Маркса. Какой это был рассказ! Мы сидели с разинутыми ртами и блестящими глазами. А когда Людмила Васильевна описывала нищенскую жизнь великого человека, у некоторых показались слезы. Потом она рассказала о дружбе Карла Маркса с Фридрихом Энгельсом. - Дружите и вы так, ребята - сказала она. - У Карла Маркса не было ни одного личного врага. У него были только враги классовые: все те, кто шел против рабочих, против трудящихся. Они были врагами Маркса. В следующий раз Людмила Васильевна пообещала рассказать биографию Ленина. После таких уроков идти в интернат не хочется. Мир моих представлений расширялся не по дням, а по часам. Хотелось учиться, чтобы знать все, чтобы выучить все науки. И, казалось, ничто не собьет меня с этого пути. Но в действительности было не так. x x x 10.08.40Еще почитать:
Проклятые поэты
Больница
Годы прошли
Статья «Прото-я» и «Деутерос-я». Стороны сознания
«
»
