На следующий день со мной сделали нехорошую шутку. После ужина я шел в общежитие. Было уже довольно темно. Едва я отошел от столовой, как на меня налетела группа хулиганов сбила с ног и похитила шапку. Когда я поднялся, их уже не было. Я почувствовал острую боль в боку: мне содрали финкой кожу. От страха я не мог прийти в себя. Но оказывается, это было только началом иезуитских "испытаний" и "поучений". Пошатываясь, я вошел в общежитие. В комнате свету не было. Стояла тишина, кричал неугомонный сверчок. Из ребят я никого не заметил и присел на край топчана. Вдруг моя голова накрылась одеялом. Цепкие руки закрыли мне рот. И голова, и живот, и спина ощущали одновременные удары то кулаков, то носков ботинок. Я мешком упал на пол и заорал, но, голос мой был приглушенным. Меня били, покрякивая. Я понял, что это и есть знаменитая "темная", испытать которую должны были все колонисты, я примирился, слабо сопротивляясь. Когда я уже лежал неподвижно и захлебывался кровью, сквозь остатки сознания я услышал чей-то голос: -Хватит...Отработался.. Потом все потемнело. Не знаю, сколько я времени лежал в таком состоянии. Очнувшись, я увидел перед собой группу ребят. Они с состраданием смотрели на мою побитую голову и перевязывали чем-попало раны. -Какая ж гадина изуродовала человека? -И ты не видел? А? -Нет - тихо сказал я. -Пацаны, что же это такое?Новичка побили.. -Теперь разве узнаешь? Сразу видно, что трусы били.. Ночью, когда все уже храпели, я взял свои постельные принадлежности, полученные в складе и вышел из общежития. Куда идти? Жаловаться агроному? Нет, уйду куда-нибудь, только не здесь, не с ними. Долго бродил я по ферме, не зная, куда мне примкнуться. У гаража меня задержал ночной сторож - старик. Он посветил фонарем мое лицо и испугался. Я рассказал ему историю моих побоев. Он покачал головой: -Эх, мил-сынок, и что за дети нынче пошли? Убьют человека ни за понюх табаку. Вишь вот разве виноват ты, что захотел поработать? Звестное дело, человек должон работать, а не гулять. А они не хотят, не хотят дермоеды... работать... и другим не дают. Он погрустил за меня, а я пошел искать себе логово. Зашел в скирды. Прилег..Но спать не хотелось. Пахло трухлявой соломой. Кусали блохи, потому что я попал в собачью конуру. Так я бродил за полночь. Наконец, близ конюшни я увидел старую молотилку. Я положил постель на дышло, а сам залез вовнутрь. Там оказались решета. Спать на них удобно, мягко. Но в это время в конюшне возился в станке "Галины" Яшка. Он заметил меня, подошел и, осветив лицо фонарем, отпрянул. -Это ты, Сережка? -Я. -Кто тебя так разукрасил? -Кто-то "темную" устроил. -Ну, вот видишь...Я же говорил тебе. Небось, донес на кого? Я рассказал. -Эх, чудак-человек, не мог ко мне прийти...Захотелось ему работать..Да я бы тебе дал работу. Тут за мое отсутствие столько навозу накопилось! Мы помолчали, повздыхали. -Вот так у нас завсегда с новичками делают. В первый день приласкают, прикинутся такими добрыми и с усиками..Даже если их новичок оскорбит, стерпят. А на второй день, смотришь, парень сделал не по ихнему и сейчас ему "темную". -А тебе делали? -Сколько раз! -За что же? -За всякое бывало..Да темная это еще ничего. Тут раз-раз и вставай. Можно даже на работу идти. "Темная" для страху... А вот есть наказания еще хучше. Одному колонисту ночью раскаленный патрон ко лбу приставили - так и остался парень на всю жизнь с клеймом, вроде каторжанина. А я вот три года назад, еще когда не было колонии, а детдом и только приехал Костыль, вот испытал страшное наказание. Век не забуду! Ты понимаешь, приехал к нам Костыль двадцатом году... А до него нас в детдоме воспитывали монахи... Главная наша воспитательница гуляла с офицерами, а на нас и внимания не обращала... Завшивели, захирели. Вот Костыль повыгонял их всех и пригласил старого учителя Щипановского Николая Ивановича. Как начали они нас своими руками купать да волосы стричь. Через неделю мы стали как медные пятаки. Глядим друг на друга, смеемся и себя не узнаем... Потом Костыль решил, чтобы промежду нас были сами ребята начальниками. Любит Костыль, когда мы сами налаживаем жизнь свою. Ну, конечно, назначил он самого большого - Ивана Ивченко. Сейчас он в кузне с Гассаном работает. Тихий такой стал. Был у нас еще один большой парень - Митька Монах. Ну того Костыль не назначил: слишком смирный, все псалмы нам читал. Стал, значит, это у нас Иван за главного. И что же думаешь? Как вечером в срок не лег - он тебя в карцер на всю ночь - была у нас такая комнатка без окон, о ней даже Костыль не знал. Как поздно вечером в постели засмеешься - он тебе маслаков по голове...Не дашь бубана из своей поржи - кулаком по морде. Прямо замучил нас. Решили мы пожаловаться Костылю. Узнал Иван об этом и начал нам наказания давать. Позавязывал нам всем пацанам — туго-туго... Ходим мы так день-два. На двор хочется, а развязать не имеем право. Отбывайте, говорит наказание трусы. Ну два дня кое-как прошли. А на третий день у всех понадувались пузыри... Уже не то что ходить, лежать нельзя. Вот приходит к нам Костыль, а мы стонем — не встаем. «Что с вами, хлопцы?» - спрашивает он. Мы молчим, сказать боимся. Тут он догадался, что Иван с нами сделал что-то не ладное... Стал нас осматривать и наткнулся на такое дело. Рассердился Костыль, посадил Ивана в чулан на три дня... А потом заставил в кухне работать. С тех пор у нас всех .. А Иван стал кузнецом. Рассказ Яшки немного успокоил меня. Значит, я уж не так сильно пострадал, как мне показалось. Яшка больше пережил и это поднимало дух. Ложась спать, я подумал: «Заклюют, забьют они меня здесь. И зачем я сюда поехал? Лучше бы я попрежнему пас свиней ... Горечь разочарования душила горло, дышать становилось трудно. Обливаясь слезами, я пролежал на новоселье до рассвета, а потом заснул и спал весь день.
Настали серые осенние дни. В Нижнекубанье они особенно тоскливы: непрерывные дожди, размешанная грязь, сильные туманы по утрам. Хлеб уже убран и помолочен. Желтеющая стерня поросла буйной отавой и по ней пасется скот. Срезаны подсолнечник и кукуруза, на бахчах досыхают последнин огудины. Но еще не везде вспахана толока, не подняты нары под ярь и не посеяна озимь. Как много осенью работы! Попрежнему каждый день собирают колонистов у звонка и дают наряды. Ребята ворчат, ругаются, на работу идут с большой неохотой. Ведь только весной этого года организована колония на базе большого детдома и не один десяток за это время принято в нее беспризорников, правонарушителей и сирот. Кого только здесь нет! И детей красных партизан, и шахтеров, погибших на работе, и казаков, и "незаконно рожденных" и даже сынов генералов. Тринадцати - и двадцатилетние, русские, немцы и чеченцы, воры-профессионалы и робкие, застенчивые мальчики, мечтатели, проститутки, хулиганы, убийцы и случайно потерявшие родителей - вот состав колонистов. Подобранные на кубанской земле и присланные на этот клочок фермы, мы должны были трудиться, чтобы одеть, обуть и кормить себя. Да, именнотак был поставлен вопрос перед нами. На нашем колонистском знамени болбшими буквами был написан лозунг:"Кто не работает, тот не ест." Государство отпустило на содержание подростка в месяц 6 рублей 50 копеек. Это, конечно, было мало, если не работать и жить только этим. Но именно потому, что из нас хотели сделать труженников, нас заставляли работать, сначала чтобы мы узнали цену куска хлеба, а потом - чтобы мы получили какую-нибудь практическую подготовку. Не будь этого - бесславным был бы конец нашей колонии. Было весной в детдоме пять гектаров земли, а теперь четыреста пятьдесят. Около ста лошадей, более сотни коров, более трехсот свиней, два трактора, волы, американские машины, прекрасный сад - все это хозяйство требовало огромного напряжения воли, навыков и знаний. Нужно было справиться с хозяйством без посторонней помощи, нужна организованность и большая слаженность в работе, чтобы везде успеть, все посеять, все убрать с тем, чтобы зимой сесть за парту и спокойно учиться. ...После пережитых побоев я проболел дней десять, лежа в молотилке. Спать здесь было не так уж плохо: свежо и мягко. Лечил меня Яшка. Лечил такими же лекарствами какими и лошадей: цинковой мазью, медным купоросом, мазью и птичьим пометом. Постепенно раны затянулись, я набрался сил. В ответ на трогательную заботу доморощенного лекаря я поступил к нему на работу и в течение двух месяцев выносил из конюшни навоз. К лошадям Яшка меня не допускал: он так любил их, что ночи не спал и все кормил их, чистил щеткой, мыл, купал. Фисгармонию он сделал пенсионеркой и с этих пор никому не давал ее. Красавицу "Галину" он прямо-таки обожал и часто можно было видеть как Яшка, гладя ее по гриве, говорил ей ласковые слова любви и даже целовал в пятнистый храп, приговаривая : "Чу, моя милая Галочка." Никуда я не ходил. В столовой меня не видели по целым неделям. Обеды приносил мне Яшка. Обо мне на ферме как-то забыли. А то, что я избрал своей квартирой соломотряс никого не удивляло: почти половина колонистов, не желая жить в тесном и душном общежитии, устроились где кто мог: в сараях, под скирдами соломы и на чердаках. А Яшка, например, спал в просторной комнате в конюшне. Но, считая, очевидно себя начальником, ко мне себя не пускал. Так я и не увидел его квартиру. По ночам я слышал душераздирающие крики девочек: то колонисты делали на них налеты. Ругань, драки, воровство и картежная игра были обычными явлениями нашей жизни. Я не мог переносить такую обстановку. Кроме того я не был удовлетворен своей работой: прошло два месяца честного, самоотверженного труда в конюшни, а мой старший конюх не продвигал меня "по службе". Отсутствие какой бы то ни было перспективы стать квалифицированным человеком привела меня в уныние. Появилась настойчивая мысль покинуть колонию. Но я не хотел огорчать Яшку неожиданным побегом и решил посоветоваться с ним. Однажды вечером, сидя в конюшне, сказал ему я: -Убегу я, наверно, Яшка, отсюда.. -??? - Яшка часто заморгал косым глазом. -Опупел, что-ли? -Нет, я это серьезно говорю. -Эх, чудак-человек, и никуда ты не убежишь... Разве только ты один так говоришь? - схитрил он. -А разве другие тоже об этом думают? -А ты думал! Каждый новичок это переживает. -А почему не убегают? Ведь здесь плохо жить. -Куда убежишь? Кабы беспризорникам жилось хорошо, так думаешь, удержал бы их тут? Черта с два. Бежать некуда - сам себя еще не прокормишь. А тут тебе: мозги вправляют, на ноги ставят, кормят, да одевают. А что нашему брату еще надо? Живи себе в свое удовольствие. Куда ж бы ты убег? -Куда глаза глядят.. -Чудак-человек. И ничего ты еще в жизни не смыслишь. Теперь пойдешь направо - к кулаку в лапы попадешь. Пойдешь налево - детколлектора не миновать. Как в сказке. Так лучше тут держись. Перемелится - мука будет. Вот скоро ты у меня первым заместителем будешь - закончил он, улыбнувшись - Фисгармонию будешь чистить. -А ты раньше не думал о побеге? -Думал, да передумал. А теперь меня отсюда и колом не вышибешь. Я сюда из станицы старшего брата Пахома перетянул, а еще думаю среднюю сестру Маруську из лап кулака вырвать. Поговорить хочу об этом с Костылем. От Яшкиных слов мне стало легче. И я на время успокоился.В начале ноября на ферму приехал Константин Васильевич. Весть о приезде заведующего обрадовала нас. Жил он в станице и к нам ездил очень редко. Заведующий обошел с агрономом поля, сады, огороды, осмотрел скот, лошадей. С полчаса разговаривал с Гассаном в кузне, поругал Короля за то, что тот три дня в неделю не выходил на работу. Уделил он время и мне. -Ну як живешь? - спросил он -Не бьют ребята? -Живу хорошо.. И ребята не бьют. Стоявший рядом Яшка кивнул мне, что, дескать, так и надо отвечать заведующему. -Ну вот и хорошо.. Скоро начнем ученье - совсем будет хорошо.. Будешь учиться? -Буду.. Я люблю учиться.. -Молодец Сережа. Так и надо. Только врать все же нехорошо: я все знаю, як тебе ребята устроили "темную" и як Яшка лечил тебя конскими мазилами. - он улыбнулся в усы. -Они меня немножко. Вы их не трогайте, Константин Васильевич.. -Знаю, шо с ними делать.. Ну, бывайте здоровы. Через день нас собрали в столовую. В ней не помещались все ребята. Многие стояли на дворе, глядя в открытые окна и двери. Костыль стоял за столом, пристально поглядывая на нас. Был он одет изящно. Блестявшее пенснэ делало его строгим. Седоватые волосы, две узких лысины и острые голубые глаза украшали нашего заведующего (?) Такая внешность заведующего нравилась нам и мы смотрели на его с нескрываемой завистью и восхищением. -Ну шо ж, хлопцы - сказал Костыль - приехал к вам трохи побалакать насчет ученья.. Поработали вы много, убрали богатый урожай - на зиму продуктов хватит. Як вы, хлопцы, думаете, если вас оставить тут на зиму и заставлять только работать, шо из вас получиться? -Разбежимся! -Надоело быкам хвосты крутить! -Вот бачите - продолжал Костыль. Всем было видно, что заведующий не умел говорить красиво, но это никого не смущало. -Такая и моя думка. Партия и советская власть поручила нам сделать из вас труженников, людей, полезных нашему социалистическому обществу. Из вас выйдут агрономы, инженеры, педагоги.. Заведующий пересказал речь Ленина на Третьем съезде РКСМ и закончил свою речь такими словами: -Учиться, учиться, и учиться - вот шо, хлопцы, нам теперь надо. От вас я требую дисциплины и настойчивой учебы. Мы долго и горячо аплодировали ему. -Будем учиться! -Даешь школу! -Едем в станицу! Потом заведующий рассказал о положении дел в станице. Он извинился перед нами, что не был на ферме два месяца. Но своим сообщением он нас сильно обрадовал: оказывается, он добился перед районскими организациями передачи нам под школу и больницу лучших зданий в станице. И общежитие, и школа, и больница - все ожидало нас в готовом виде. Подобраны лучшие педагогические силы, оборудованы кабинеты. Но колония не имела дров. - Я, конечно могу купить дрова - сказал Костыль - Нам привезут их, но зато потом я не смогу купить вам форму.. -Сами заготовим! -Едем за дровами! - неслись голоса со всех углов. Я облегченно вздохнул. Наконец-то настало время, когда я распрощаюсь со своим логовом и буду жить в теплой комнате, читать книги и учиться в школе. Нет, теперь я не убегу из колонии!Еще почитать:
Добро и зло
Друг на Рождество
Проклятые поэты
Палач царей (DEMO)
«
»
