Иллюзия

Наверное, это может показаться чертовски странным. Ненормальным. Иллюзорным и, отчасти, попросту выдуманным. Но вот только всё это в голове, а на деле мы ничем не отличаемся от других людей. Ведь так?

– Понимаешь? – понимаю что? Тупое выражение моего лица и его ухмылка. Я опять тебя прослушала. – Блять…

Люблю твою многословность в таких моментах, коих на моей памяти достаточно. Я слышала, кажется, ты говорил про восторг от минувшего концерта.

Томный выдох. Ты поднимаешься с кресла, ставишь недопитую бутылку пива на журнальный столик и медленно приближаешься.

– Что? – тупее моего вопроса с невинной улыбкой ничего быть не может.

– Ничего. – Ровно так же улыбаясь.

Всё это вошло в такую зловредную привычку, что я подле не удивляюсь, когда ты приходишь ко мне, принося с собой две бутылки пива. Переступаешь порог, раздеваешься, садишься в кресло и смотришь на меня, разложившуюся на подоконнике.

Пусть каждый вечер будет таким, как этот.

Единственное загаданное мною желание, которое сбылось. И о загадывании которого я жалею по сей день.

Моя самая большая ошибка, которая была сказана вполголоса, и которая дошла до твоих ушей. И что бы со мной ни было, ровно в десять часов вчера мы вместе каким-то непонятным образом оказывались у меня в квартире.

Как застывшие фигурки из дешёвого театра, каждый на своих местах: ты садишься на потрепанном временем кресле, а я, как кошка, взбираюсь на подоконник, болтаю одной ножкой. И смотрим мы так неотрывно друг на друга хрен знает сколько времени. И только когда я отворачиваю от тебя голову, дабы взглянуть на пестрящий огнями ночной город, тогда начинается спектакль.

Ты подходишь ко мне, снимая с себя футболку, чтобы остаться с оголенным верхом. От самых пяток до бедер ведёшь двумя пальцами по бархатной коже. Я смеюсь, потому что не выношу щекоток.

– Виола? – врать не буду, я всё ещё люблю твой голос, особенно при созвучии моего имени.

– А? – не знаю, за каким чертом я вновь откликаюсь, ведь заведомо знаю, что ничего ты спрашивать не собираешься.

Я люблю твои губы, твои руки, твои глаза и волосы. И с полной уверенностью готова заявить, что не откажусь от своих слов никогда. А ещё люблю вспоминать день нашего знакомства.

Тогда ещё было понятно, что алкоголь мне не друг. А вот орать с балкона каждому прохожему, что в пьяную голову придёт мне явно нравилось. И одним из этих прохожих оказался ты. Моё белокурое создание, который по собственной воле стал неотъемлемой частью моей жизни.

Я помню ты уходил, пропадал сутками, выключал телефон, заставляя этим теряться меня в догадках, ведь кроме твоего номера телефона у меня ничего не было. И я умирала, думая о том где ты и как ты.

Помню ещё, что ты как-то проронил фразу, что я твоё успокоительное. Из этого несложно было догадаться, что ты приходил ко мне, когда тебе было плохо, или попросту не с кем было поделиться радостью. Мне этого хватало, лишь бы только рядом был.

И вот уж как год мы верны этой традиции. Точнее, верен ты, приходя ко мне в квартиру. Я не могу не открыть тебе. Это выше моих сил. Но почему-то сегодня мне кажется всё совсем другим. Потому что настало время сказать…

– Ви? – только ты сокращал моё имя так, что мне нравилось. Я смотрю на тебя и с трудом совладаю с собой, чтобы не расплакаться у тебя на плече. – Я… – я знаю, что ты скажешь, поэтому готовила ответ заранее, долго репетируя его перед зеркалом. – Я люблю тебя, Ви.

Ты спокоен, как и твой голос. Ты не нервничаешь, в отличии от меня. Для тебя сказать это, значит снова дать мне надежду. Укрепить моё к тебе доверие. И сделать меня зависимой тобой. Мы это уже проходили, поэтому сегодня у тебя этого не получится.

– Глеб, – мне нравится называть тебя по имени, с этим ничего не поделаешь, – я люблю тебя больше всех на свете, – это не ложь, только чистейшая правда, потому что кроме тебя, у меня никого нет. Родители, друзья, знакомые…все растерялись, стоило появиться тебе, – но, – и пусть голос колебался, пусть тряслись руки и терялся взгляд. Я скажу это, – я тебе не верю… – и пусть это была моя самая наглая ложь.

Твоё лицо сменит одна эмоция. Улыбка пропадёт и слегка насупятся брови. Я перестану ощущать тепло твоих рук, а после, как хлопнет дверь, и присутствия.

Это должно было закончится. Я не могла больше жить мыслями о нашем совместном будущем. Его нет. Между нами никогда не было ничего, кроме придуманной мной иллюзии любви.

Есть только одинокий Глеб, который так и не забросил старую привычку, изо дня в день приходя всё к тому же балкону, из которого год назад в пьяном бреду окликнула его одна взбалмошная девчонка. И есть одинокая Виола, которая изо дня в день, из приоткрытой легонько шторки наблюдает за ним, тихо всхлипывает, вторя всё ту же фразу себе под нос: –… я тебе не верю.