Игра Змея

Глава 1.

Наступало утро.

Ещё даже не взошла заря, как уже самые ранние “пташки” — фонарщики, одетые в какую-нибудь фуфайку из грубой, тёмной ткани, в дырявых штанах, потемневших от грязи, в поношенных ботинках, оставшихся от какого-нибудь родственника, с шляпой, надетой набок и данной как льгота государством, и неотъемлемой чертой любого человека, работающего так рано за копейки- усталостью, а иногда с не желанием жить, гасили почти целые, но чаще всего растаявшие на половину или больше восковые свечи.

Которые удобно расположились в трёхметровых, металлических, украшенных резным плющом на верхушке фонарных столбах, повидавшие не один десяток лет, значительно покрывшиеся ржавчиной и плесенью за всё время их “работы”, и находившиеся по одной стороне узкой улицы или по двум если улица была шире, поэтому фонарщики и не любили широкие улицы. Кто же любит работать больше?

Но не только фонарщики проснулись так рано. Птицы. В большинстве своём жаворонки ещё до этих бедных рабочих распевали трели в дремучем лесу именуемый “Волчьим”, где по мимо них ветер раскачивал сосны “упирающиеся в небо”, (то есть высотой в три десятка человек) покрывшиеся мхом. А маленькие зверьки к примеру, белки. Даже раньше жаворонок проснулись и искали пищу на земле, проросшей лишайником, разными кустами не выше метра, и грибами самой разной породы, или на ветках деревьев, обильно покрытых листвой или хвойными иглами. И будьте уверены эти грызуны найдут себе пропитание везде будь они на верхушке дерева или будь они в какой-нибудь ямке.

Сама чаща находилась в трёх милях от города и в пару десятков шагов от деревни, называемой “Уволчьем”, в честь одноимённого леса.

Деревушка же начинала свой день намного позже чем соседний город и ещё позже чем лесные обитатели. Так как крестьяне просыпались под пятых петухов, горожане под желание увеличить свой капитал, а лесные твари под зов своего желудка.

И вот наконец вставало солнце, озаряя узкие улочки, запертые в границы по обе стороны трёхэтажными домиками из камня с чаще всего деревянными балкончиками на последних этажах, на которых многие жители выращивали цветы разных сортов и видов для отвлечения от проблем или как хобби.

Солнечные лучи пробегались по поверхностям окон, по вымощенным из потемневшего камня дорожкам. А не которые лучики стремились попасть в глаза фонарщиков, чем изрядно раздражая “пташек”. А где-то в глубине этих улиц, куда уже добрался солнечный свет, последний фонарщик гасит последний фонарь. И город, точнее столица, постепенно оживает.

Отворяются ставни, окна домов распахиваются, чтобы впустить свежий воздух в душные комнаты, принимаются открываться небольшие продуктовые лавки с тканевым навесом, (защищающий их товар от дождя и града) в переулках с постоянным напором клиентов, которые в большинстве своём ещё спят.

А на улице уже появляется всё больше людей, и их большая часть это рабочие мануфактур, ненавидящие своих работодателей из-за своей зарплаты и тяжёлых поручений, но что поделаешь кормить семью на что-то надо. Начинали так же рано работать и посыльные, у которых в обязанности входило отнести или принести, посылку или письмо, для важной особы или не очень.

Одного такого спешащего посыльного звали Франц. Франц- брюнет тридцати лет, с небольшой лысиной на макушке и густой бородкой, покрывающая всё пространство над верхней губой где должны быть усы и всё пространство на подбородке. Он был одет в коричневый костюм, (переданный ему от деда) выделяющий его зелёные глаза. А на его ногах красовались дорогие, начищенные, из чёрной кожи ботинки от обувной лавки братьев Лумер-лучших обувных мастеров в городе (а также его старых друзей).

Вообще Франц знал половину города. Поэтому такие вещи как очень дорогие ботинки в гардеробе у него появлялись очень часто. Также ему помогал его дар красноречия, и харизма, которой он пользовался, например, для заговаривания зубов какому-нибудь мяснику чтобы он скинул цену на половину. Ну, или он использовал свой дар в менее значимых целях к примеру: чтобы его отпустили жандармы после разгрома кабака, следствие которому было семь выпитых бутылок вина и одной рюмки водки.

Да, у Франца была слабость к разным горячительным напиткам, поэтому был не женат. Как-никак какая женщина вышла бы за такого винопийцу, да ещё без особо больших скоплений денег. Ведь не смотря на связи Франц жил в доме для прислуги его хозяйки.

Но при всей своей любви к алкоголю он был пунктуальным и быстрым работником (а следы от недавней пьянки у него не оставалось, чему позавидовали его “коллеги”). Что для посыльных было важно.

Поэтому мадам Корнешидзе, его хозяйка, богатая, полноватая женщина лет пятидесяти, восточной внешности с длинными седеющими волосами, являлась единственной кто продавал лечебные травы и корни редких для этих местностей растений (за огромную цену, но всё равно спрос был), не выгоняла этого труженика.

Именно от неё Франц нёс письмо, такого содержания:

“Дорогая, Элизабет!

Девочка, моя как у тебя дела? Потому что у меня всё плохо. В моей лавке завелись крысы! Представляешь? Целое крысиное гнездо! Они сожрут все мои травы, которых в этом году мне привезли очень мало.

Но есть и хорошая новость. Сегодня приедет мой племянник Саша. Помнишь я тебе о нём рассказывала на прошлой неделе, когда мы с тобой встретились у меня в лавке. Ну так вот он выгонит этих мерзких тварей из моей лавки.

И кстати я тебя приглашаю на чашечку чая. Приезжай завтра в мой чайный домик на окраине города.

И не забудь написать ответ!

С любовью мадам Корнешидзе!”

Франц не много прихрамывал (видно не все следы пьянок исчезали). Но несмотря на это он довольно быстро и проворно нёс письмо к получателю:

-Франц, Франц как…- кричал ему прохожий.

-Франц, что с…- кричала ему какая-то женщина.

Франц не слышал концов предложений так быстро он бежал. Но ему было не до этого. Сейчас он думал только об одном: “Ещё один поворот, ещё один поворот”.

-Франц…-кричали ему вслед.

Но наш посыльный на это не обращал внимания, и наоборот ускорял свой бег. И вот спустя минут пять, Франц достигает заветный поворот. И чуть не падая, он входит в поворот, после пробегает ещё метров двадцать и останавливается пред домом получателя.

Дом этот принадлежит полковнику — суровому человеку с огромными усами и пронзающим насквозь взглядом. Он был старым воякой, не терпящий ошибок ни встрою ни в жизни. Но как бы это иронично не было полковник был женат дважды. И вот почему.

Первый брак длился четыре года и развалился из-за несовпадения взглядов на жизнь. Так-как первая жена- Люси, была культурной женщиной, любительницей театра, и семьянинкой, то муж предпочитал скоротать вечер не с женой, а за кружкой пива со своими друзьями вспомнить былые битвы. Поэтому инициатором развала брака была соответственно Люси. И она в последний день брака написала записку:

“Дорогая свинья!

Я тебя искренне ненавижу! За все эти годы ты относился ко мне как к должному, а не как к жене, посвящал мне мало свободного времени хотя оно у тебя было, и поэтому я с тобой прощаюсь. Конечно спасибо за подарки, но мне всё же хотелось любви и заботы. Я не буду больше это терпеть.

Так что пока бездушный козёл и тварь. Чтоб ты умер в одиночестве так же как я жила эти четыре года.

С любовью твоя бывшая жена.”

Её нашли повешенной в своей спальне на халатном поясе. Она тогда была одета в первый его подарок обычное клетчатое платье.

Но практически через месяц полковник нашёл себе новую жену.

И с ней он живёт в браке до сих пор. Её то и зовут Элизабет- девятнадцатилетняя красавица, с чуть загорелым лицом, голубыми глазами, и чёрными волнистыми волосами падающие с её плеч на грудь, со стройной фигурой и мягким, шёлковым голоском. Она то покорила ещё во время первого брака полковника.

Они живут в счастье уже целых пять месяцев, но по крайней мере так говорят газеты и сплетницы.

Но вернёмся к Францу. Отдышавшись Франц, встал перед дубовой дверью, украшенной резными цветами, птицами, и мелкими животными. А в самом центре красовался лев, как живой. Лев же сделан так, будто он растянувшись спит.

Франц же выпрямился посмотрел на это чудо и постучал в дверь. Ждёт минуту, две. Ничего. Тогда Франц постучал второй раз, но сильнее.

И вдруг неподвижный резной лев медленно и плавно открыл один деревянный глаз потом второй, его грива с каждым его движение расправлялась, было видно, каждое движение огромной кошки. Животное грациозно потянулось на двери и повернувшись к Францу открыло пасть.

Наш посыльный же без единой капли удивление кинул письмо в открытый рот, убрал руку. И пасть моментально с грохотом захлопнулась, и лев также медленно свернулся в клубок и уснул, потом уже он не двигался и стал обычным резным рисунком на двери. Письмо же провалилось по ту сторону прохода, издав звук еле слышного хлопка.

Франц же еле расслышав хлопок, повернулся в противоположную сторону от куда он пришёл и побрёл в сторону рынка что-то посвистывая.