How could you be so heartless ?

Виржиния сидит за столом и всеми силами пытается не думать о докторе Дюссозе. Все равно она не собирается делать того, что он сказал. А если так, нужно выбросить глупую идею из головы и заняться делами насущими.
Перед ней лежит помятое письмо от адвоката. Она прекрасно помнит, как в ярости выбросила ни в чем не повинный конверт в старую грязную мусорку, скомкав желтоватую бумагу с логотипом юридической компании. Через полчаса, однако, артистически вздохнув, она выудила его из вонючего ведра. Спасенные каракули мэтра Лэй сейчас перед ней. И Виржиния прекрасно знает, что пора писать ответ.
Она берет ручку, но мысли витают где-то далеко.
Доктор Дюссоз и его морщинки вокруг глаз. И такой добрый, такой сочувствующий взгляд.
Нет. Себе дороже. Она не хочет думать о той роковой встрече.
Главное сейчас — письмо. Как будто оно может что-то решить.
Виржиния бережно гладит свою любимую блестящую зажигалку. Она не курит уже пять часов, и, если честно, то для нее это — самый настоящий рекорд.
Она все же начинает писать. Ручка слегка дрожит, но Виржиния невозмутимо продолжает выводить ускользающие буквы. Дэн за все заплатит.
Как всегда имя будущего бывшего мужа вызывает во всем теле болезненный, протестующий спам.
«Козел», — непроизвольно пишет Виржиния. Зачеркивает и свирепо рассматривает помарку. Ладно. Это все равно всего лишь черновик.
Дэн каждую субботу ездил в Брикораму. «Потому что он такой хозяйственный», — думала его наивная жена. В итоге он присмотрел себе новый шуруповерт. И новую пассию в виде продавщицы Дины. Та, наверняка, поразила его своим малочисленным складом ума и многочисленным размером груди. И любовью к шуруповертам, естественно.
Виржиния больше не может сидеть. Она грузно встает и достает последнюю сигарету из помятой пачки. Не беда. В чулане, на кухне, лежит еще целый блок.
Она идет на балкон и задерживается перед зеркалом. Ее взгляд охватывает и отвисший живот, и действительно жирные бедра. Конечно, она — не идеал красоты, но у Дины, например, лошадиная челюсть. И вечно грязные волосы, собранные в жуткий пучок. Да, в Виржинии поместятся две Дины (если не считать чертовых сисек последней), но разве соперница стоит того, чтобы разрушить пятнадцать лет идеального брака?
Дэн решил, что стоит. Вообще мужчины безумно предсказуемы, когда речь идет о блондинках с глупой улыбкой и грандиозной грудью.
Виржиния неодобрительно вздыхает и открывает балконную дверь. Вторая сигарета за день. И если бы не доктор Дюссоз, это была бы уже, в лучшем случае, десятая. Хотя, какая разница? Болезнь все равно возьмет свое.
Она курит, как подросток, жадно глотая едкий дым. Затем, слегка упорядочив мысли, вновь садится за стол. Адвокат обязан ей помочь. Мэтр Лэй, конечно, глуп и уж точно ленив, но Виржиния отдает ему свои последние сбережения, поэтому он должен, наконец, заставить себя работать.
Дэн оформил документы на эту квартиру шесть месяцев назад.
«Всего тысяча евро в месяц за это чудесное семейное гнездо», — он так искренне улыбался, что его глупышка – жена бездарно верила каждому слову. А что ей еще оставалось? Пятнадцать лет брака имеют вредное свойство слишком сильно сближать людей. Не могла же она знать, что в тот момент ее благоверный уже пару раз переспал с дешевой продавщицей из хозяйственного магазина.
Виржиния никогда бы не смогла платить за кредит в одиночку. Но когда Дэн ушел, у нее не осталось выбора. Она отдала мэтру Лэй последние три тысячи евро, оплатила очередной взнос за ставшую обузой квартиру и начала есть исключительно макароны и бобы.
Дэну, конечно же, плевать. У Дины есть свое жилье. И он не собирается участвовать в банкротстве бывшей жены. Поэтому мэтр Лэй обязан начать работать. В конце концов, он — адвокат по разводам, и он должен что-то, ХОТЬ ЧТО-ТО, предпринять. Или пусть вернет деньги за свою некомпетентность.
Последние строчки письма, наконец, укладываются на бумагу. Виржиния закрывает глаза руками и слушает тишину. Как всегда, в такие минуты перед ней возникает знакомая картинка. Она не хочет вспоминать, но утомленный мозг, раззадоренный запретной сигаретой, вновь детально прокручивает тот самый прием у врача.
***
Оранжевые абажуры излучали мягкий свет. Большой шкаф, забитый толстыми книгами, всегда внушал Виржинии доверие. Хотя доктор Дюссоз больше не пользовался старыми фолиантами, предпочитая свой новый компьютер, он оставил в своем кабинете раритетную библиотеку. Наверняка, для солидности. Или для декора. Или ему было лень выносить массивный шкаф из комнаты с небольшой дверью. Виржиния сидела в уютном мягком кресле и нетерпеливо теребила застежку на сумке. Доктор долго рассматривал ее снимки, пока, наконец, не спросил:
— Как давно у Вас этот кашель?
Пациентка беззаботно пожала плечами.
— Месяцев восемь. Я тогда болела. А когда поправилась, то кашель почему-то остался.
Доктор укоризненно покачал головой.
— Почему Вы сразу же не обратились ко мне?
Виржинии его голос показался странным. Испуганным? Или даже неуверенным? Она сглотнула слюну, ставшую вдруг вязкой кашей в пересохшем рту. Врач, который наблюдал ее с шестнадцати лет, не имел право говорить таким странным голосом.
— У меня умер брат, и я уехала на похороны в Марсель. Потом осталась с мамой на месяц, та просто обезумела от горя. Из-за этого на работе, конечно, были проблемы. А потом…
Виржиния пыталась говорить спокойно и ровно. Но голос предательски задрожал.
— Мой муж, Дэн, подал на развод. И… и…
Что можно было еще сказать. Виржиния не могла больше объяснять.
Она всегда любила доктора Ива Дюссоза. Он казался похожим на Санта Клауса (только без бороды) или доброго Эркюля Пуаро (только без усов). Хотя, когда умер папа, иллюзия вдруг развеялись, и врач стал похожим на пожилого и уставшего человека с кучей своих проблем. Папа ушел слишком рано. Виржиния до сих пор помнит, как доктор участливо просил их «крепиться» и тактично хлопал маму по плечу. Он не смог спасти отца. Какое там! Он только глупо выказывал сочувствие.
Она молчала, а Ив все хмурил свои седые брови.
«Нет, он не скажет мне этого», — подумала Виржиния, испуганно закусив губу.
Но врач покачал головой.
— Крепитесь…
Виржиния очень хотела запомнить тот момент. Момент «До». Она всегда разделяла ключевые «До и После». «До», — пока она еще здоровая и практически счастливая (если бы не эта стерва Дина). «После», — когда болезнь изменит ее жизнь навсегда.
— И сколько мне осталось, доктор?
Она надеялась, что он рассмеется и скажет, что это глупости. И, что Виржинии еще жить и жить. Но доктор продолжал хмуриться и молчать. Затем он подошел к ней и неловким отеческим жестом прижал пациентку к себе.
— Месяца три. Не больше.
Она не заплакала. Наверное, в такие минуты сложно выражать какие-то чувства. Вся накопленная боль вдруг стала физически невыносимой, и, если бы не вовремя спохватившийся врач, она упала бы головой прямо на угол массивного стола.
Потом Виржиния много раз винила Ива Дюссоза. Лучше бы она умерла так. Быстро. Без мучений. Но доктор подхватил безнадежную пациентку, не дав ей разбить черепушку, и привел ее в чувство. Зачем? Чтобы она через три месяца умерла от неизлечимой болезни? Действительно, глупо.
Кабинет все еще кружился перед ее глазами, когда Виржиния смогла выдавить из себя вопрос:
— И что же мне делать, доктор?
Он сидел рядом с ней на небольшой, но мягкой кушетке (Виржиния совершенно не помнила, как она на ней очутилась). Лицо, испещренное глубокими морщинами, было таким добрым, что его пациентка, наконец-то, расплакалась. Ив погладил несчастную по руке. Затем заговорил.
— У Вас есть два варианта, Виржиния. Первый — химиотерапия, но… я не буду Вас обманывать…
Она кротко кивнула. И как она могла когда-то сравнивать его с Санта Клаусом?
— Или я могу Вам дать лекарство.
Доктор, кряхтя, поднялся с кушетки и засеменил к письменному столу. Его озадаченная больная едва сдержала истерический смешок. Толстый врач был похож на вальяжного гуся, специально откормленного к праздничному ужину.
Ив достал из закрытого ящика три маленьких склянки.
— Это моя личная разработка, — с фальшивой скромностью произнес он. — Всего три таблетки, по одной в неделю.
— И? — Виржиния жадно рассматривала баночки.
— И все, — для убедительности врач пару раз кивнул. — Опухоль уйдет навсегда.
Это было похоже на чудную сцену из дешевой мелодрамы: добрый Санта Клаус и спасенная им жизнь, в качестве подарка на Рождество.
Завороженная больная разразилась долгим, мокрым кашлем. Доктор, отвернувшись, терпеливо ждал конца приступа.
— Хотите, чтобы я испытала на себе Ваши лекарства? — Виржиния сама удивилась тому, как звучал ее охрипший голос.
— О, нет, они уже испытаны. Я могу дать гарантию 99,9 процентов, что они помогут. В нашем случае это можно назвать настоящим чудом. Есть только одно «но»…
«НО». Интересно, какое тут могло быть «но»? Виржиния попыталась представить себе, что в качество побочного эффекта у нее вырастет третья рука. Или выпадут все волосы. Или она поправится еще на десять килограммов, чтобы окончательно измерять свой вес в трехзначной цифре. Какое это могло иметь значение, если она не умрет? Глаза доктора торжествующе блестели. Его пациентка нетерпеливо ждала.
— Цена, — наконец, произнес Ив, постукивая костяшками пальцев по крышечкам склянок.
— Ах, — щеки Виржинии зарделись так, что она могла бы пожарить на них яичницу, которую, кстати, не ела с тех пор, как ушел ее муж. Мир продолжал фундаментально разрушаться. Она попыталась подсчитать, сколько могла бы отдать за это платное чудо. Даже если Дэн начнет выдавать ей компенсацию и заберет право долга на квартиру себе. Даже если она получит премию на работе и продаст свою старенькую Тойоту по очень завышенной цене. Даже если, наконец, ее адвокат вернет свою неотработанную зарплату. Она никогда не накопит больше десяти тысяч.
Виржиния понуро опустила голову.
— Вы меня не так поняли, мадам, — обнажая свои белые зубы в попытке искреннее улыбнуться, произнес доктор. — Я говорю вовсе не о материальных ценностях.
— Ах, — повторила сбитая с толку больная. — О чем же тогда?
В ее голове мелькнула догадка, что двадцать килограммов назад она могла бы «оплатить» здоровье давно проверенным женским способом. Но разве старый доктор позарится на сорокалетнюю толстуху с мешками под глазами?
— Эти таблетки, — Ив повертел в руках одну из заветных баночек. — Это жизнь. Ваша спасенная жизнь. Но Вы должны умереть, Виржиния, а в итоге будете еще долго наслаждаться благами цивилизации. Поэтому…
Эффектная пауза слегка затянулась, и Виржиния начала усердно вытирать о брюки свои вспотевшие ладошки.
— Вы убьете другого человека. Это и будет стоимость лечения.
В кабинете воцарилось молчание. Было слышно лишь слабое, хриплое дыхание испуганной больной. Непроницаемое лицо врача выражало фальшивое сочувствие. Виржиния, наконец, обрела свой пропавший голос:
— Вы – сумасшедший?
Доктор убрал со стола две баночки и сердито протянул пациентке снимки ее легких.
— Послушайте, мадам Картайль, Вы видели свои анализы? Вы знаете, что Вас ждет? Просто ПОДУМАЙТЕ. Я не прошу у Вас сто тысяч евро, хотя мы оба с Вами понимаем, что лекарство — бесценно. Я дам Вам одну таблетку. И имя старой карги, которая живет в северном пригороде. Если бабулька умрет, то оставшиеся две таблетки, а значит, и полностью восстановленное здоровье — Ваши.
Виржиния молчала. Она никогда не испытывала подобных чувств. Злоба? Жалость к себе? Ненависть к врачу? Она не знала, как правильно описать внезапное желание ЖИТЬ.
— Вы — сумасшедший, — повторила она, прижав холодные, все еще мокрые от пота пальцы к ноющим вискам.
— В полиции Вам, естественно, не поверят, — будничным тоном продолжил Ив. — Ваше слово — против моего. Никаких доказательств. Только последние три месяца жизни Вы потратите еще и на проверку в психбольнице. Решайтесь. Я предлагаю Вам гораздо больше, чем прошу.
Он протянул ей первую, «бесплатную» таблетку.
***
Виржиния возвращается из болезненных воспоминаний. Она, конечно, выпила первую дозу лекарства. А что толку? Через пять дней ей нужно принять вторую, но она не собирается убивать незнакомую старушку. Провожая ее до дверей приемной, Ив сказал, что у нее есть неделя. Если промедлить, то волшебные пилюли не подействуют. Только слегка продлят агонию последних дней.
Виржиния громко всхлипывает. Звук получается похожим на тявканье голодного щенка. Она так часто выражает свое горе, что соседи, наверняка, решат, что она завела собаку.
Снова безумно хочется курить. Но доктор сказал, что лекарство, конечно, эффективное, но нужно ограничиться хотя бы пятью сигаретами в день.
«Хотя зачем? — обреченно думает Виржиния. — Я ведь все равно умру, не так ли?»
Вчера она все-таки оседлала потрепанную машину и нанесла визит в северный пригород Парижа. Старая карга, она же — непонятная цель доктора Дюссоза, сидела дома до трех часов дня. Затем сходила в магазин, поболтала с молодой соседкой, накричала на ребят, гоняющих мяч во дворе ее дома. Сидя в своей древней Тойоте, Виржиния плакала и задавалась вопросом, чем эта обычная с виду, одинокая бабушка успела так насолить ее лечащему врачу.
Вчера же вечером Виржиния попыталась сбить собаку. Мерзкого беспородного пса по кличке Ларго. Он живет у ее соседки и воет каждый день, мешая всем добропорядочным обитателям дома. На улице никого не было, а собака мирно писала в кусты мадам Теренсин. Верная машина Виржинии слегка нагрелась от долгих поездок и определенно была готова проехать десяток метров в направлении ни о чем не подозревавшего Ларго.
«Если бы я смогла хотя бы сбить собаку, — думала хозяйка Тойоты, нервно ощупывая ногой педаль газа. — Хотя бы собаку».
Но она, конечно, не смогла.
Как можно говорить о живой старушке, когда не удается лишить жизни даже вредного пса?
***
Виржиния сжимает в руках скользящий руль. Он мокрый от пота ее ладоней. Или от слез, которые она нервно смахивала кончиками пальцев. Улочка перед домом мадам Шеррис пуста. Окна в других жилищах плотно задернуты жалюзи и шторами: французы любят прятаться в своих домах от соседей и солнечного света по утрам.
Если Виржиния не выпьет завтра вторую таблетку, то умрет. Она это знает. И сегодня, выкурив единственную сигарету, она все же решилась.
Дело даже не в том, что ей позвонил адвокат и замогильным голосом сообщил, что он отработал свой гонорар, и то, что это не привело к результату – не его проблема.
И не в том, что она видела Дэна на этой неделе, и он откровенно посмеялся над ее финансовым крахом и жирными боками.
И даже не в том, что вчера она – таки переехала Ларго к радости всех измученных соседей.
А дело, наверное, в том, что лекарство по–настоящему действует. Она чувствует, как много у нее сил. Приступы кашля беспокоят гораздо реже. И почти не тянет курить и набивать свой живот всякой дрянью, типа просроченных макарон с жирным сливочным соусом.
И Виржиния действительно хочет вторую таблетку.
Мадам Шеррис, конечно, не виновата, что совершенно незнакомой ей женщине вдруг вздумалось задержаться в мире живых.
«Но это не имеет никакого значения», — шепчет Виржиния и пытается улыбнуться.
Надев перчатки, она швыряет мяч в окно жертвы, затем два раза звонит в дверь и со всей скорости бежит назад к машине. Как же удобно, что порог дома не обременен никакими лестницами. И как хорошо, что одинокая старушка любит поорать. Виржиния ждет, когда бабка выйдет на крыльцо. Сердце почти выпрыгивает из груди, а руки превратились в мокрые ледышки.
Наконец, дверь открывается, и рассерженная мадам Шеррис появляется на улице. Она еще не знает, что не успеет выразить свое недовольство. Виржиния почти улыбается, когда нажимает на газ.

***
Когда доктор Ив Дюссоз улыбается, то на его лице так много морщинок, что их невозможно сосчитать.
Его коллега Клеман Дирро, знаменитый на весь Париж психоаналитик, напротив, хмурит брови.
Они сидят на террасе кафе «Партиро» и едят превосходный ужин: мясо по-бургундски с запеченным картофелем и овощами. Официант приносит пива, хотя в бокалах все еще блестят остатки красного вина.
— Как я Вам и говорил, — продолжает разглагольствовать Ив, — в этом мире совсем не осталось нравственности. И каждый человек ради своей шкуры готов совершить любой аморальный поступок. Даже убить.
Клеман удрученно кивает, отправляя в рот последний аппетитный кусочек мяса.
— Вы оказались правы. И все же… Виржиния…
— Вы сами выбрали ее из моих пациентов, — Ив вновь улыбается, хотя и знает, как паршиво смотрятся его морщины. — Вы могли отдать предпочтение кому угодно…
— Да, — Клеман отставляет пустую тарелку. — И все же, поделитесь секретом, как Вы ее вылечили?
— Мой юный друг, — доктор Дюссоз лениво щурится, глядя на заходящее солнце, — о чем Вы? Лекарства от рака не существует.
— Но…
— Я просто подменил ее снимки. Она ПОВЕРИЛА, что больна. В таблетках были обычные витамины для иммунитета. Очень хорошие, конечно, но не способные на то, чтобы даже вылечить простуду.
— А ее кашель?
Ив смеется глядя на озадаченное лицо старого друга.
— Вы же знаете, сколько у нее было проблем. Из-за них она курила, как старый водопроводчик: по пачке в день, а то и больше. Как только я ограничил ее в сигаретах, она почувствовала себя лучше. Ну, и, конечно же, самовнушение и прочая лабуда, про которую Вы, мой дорогой, знаете гораздо больше, чем я.
Клеман пытается улыбнуться, но в итоге ограничивается глотком пива. Он понимает, что проиграл старый спор, и это, честно говоря, выводит его из себя.
— Так что я оказался прав, — словно читает его мысли Ив Дюссоз. — Любой человек по натуре своей — безнравственное животное, не готовое к самопожертвованию ради других. И я выиграл.
«Чертово пари», — думает Клеман, доставая бумажник. Когда на прошлое Рождество он, выпив пару лишних бокалов шампанского, завел разговор о нравственности, то и не думал, что, не соглашаясь с ним, выпивший гораздо больше него доктор Дюссоз так разойдется. Они проспорили до утра и чуть не поругались, когда, утомленные длительным разговором и бутылочкой лимонного ликера, разошлись, заключив пари. Конечно же, ему не жалко каких-то десяти евро, но он ненавидит проигрывать.
Ив Дюссоз тоже не нуждается в деньгах. Его просто согревают мысли о том, что он одержал победу. И о том, что он вставит хрустящую купюру в рамочку и повесит над письменным столом, чтобы помнить о своем триумфе. И еще, пожалуй, о том, что старая карга по имени Мануэла Шеррис, вечно недовольная пациентка, наконец-то, отправилась прямиком в ад.
Довольный доктор еще не знает, что, когда он пойдет домой, срезав через небольшой переулок с потрескавшейся аркой, его будут ждать. На улице Гийома Перрэ, за углом его собственного дома уютно пристроилась старая «Тойота». Виржиния, конечно, и не подозревает, что она позволила своему врачу выиграть давнее пари о нравственности современных людей. И что у нее никогда не было рака легких. Зато она сегодня выпила третью таблетку и окончательно бросила курить. А еще подала иск на глупого адвоката. С работы ее все же уволили, но, благодаря вовремя полученному больничному, она сумела раскошелить курицу – начальницу на крупненькую компенсацию. А самое главное, когда она покупала зеленый салат и помидоры, продавец сделал ей комплимент. Виржиния так этому рада, что еще сильней хочет ЖИТЬ. А вот доктору Дюссозу пора отправится на покой. Это он заставил ее убить человека ради лекарства.
И не то, чтобы она против, но лишние свидетели ей явно не нужны.
Виржиния ждет, нетерпеливо постукивая ногой по педали газа. Ее лечащий врач скоро придет и тогда… Мадам Шеррис, наверняка, обрадуется. Ей будет с кем поговорить в аду.
Ekaterina PERONNE
Париж, 17/01/16