Господа

ЧАСТЬ I

Я. Тебя. Люблю… Любил… Любил ли? Да!
Твою скромность, твою на вид невинность и младость, твой ухарский, не опытный характер, твою глупость и даже обиду. А ты? А ты так поступила со мною. Принесла столько терзаний и страданий, а за что? Ради чего? Я страдал, болел тобою, был весь в жару и бредил, зачарован тобою. После всего ощущал себя то ли пустым, то ли вовсе мертвым. Теперь во мне как будто ничего нет, пусто и тихо. Однако ж волнует вопрос другой – есть ли в жизни счастье? Я… Мы находились где-то рядом с ним, казалось вот-вот и… но как-то так все закрутилось, что оно нас обманчивым маневром миновало, пролетело, а мы его не сумели изловить. А пытались ли? Теперь жалеем. Жалеем?

Лужи на сером асфальте, плитке тротуаров, небо угрюмое, серое. Город грозен, а улицы его грустны и залиты водой, словно слезами глаза обиженного человека. Ветер гонял среди жилых массивов влажный воздух, колыхал малочисленные в городе деревья. Все однотонное, блеклое и словно безжизненное. Среди этой палитры оттенков стали шлепала по лужам, торопясь, девушка. Она шла быстрым шагом, несмотря на моросящий дождь без зонта, но была примечательна совсем не этим, а своей яркой желтой курткой, будто дождевик, которая так лихо выделяла ее из всего пасмурного окружения.

Она сбавила скорость, громко поднялась по ступенькам, ведущим в заведение, и тихо, якобы стесняясь, открыла дверь, заходя. Пред ней открылся вид на внушительную залу, в центре нее стояло множество стульев, занятых людьми, впереди которых располагалась немалая сцена, а по бокам – множество книжных стеллажей и полок; свет приглушенно бил от сцены; мужчина, выглядящий как гость из 30-х годов прошлого века, читал стихи со сцены.