Разбирал старые снимки и наткнулся на мурал работы Guido van Helten с названием “The Nations”. Это заброшенная силосная башня стояла без всякой цели на 51-й улице. Сносить её было дороже, чем что-та там строить. Изображён Lee Estes, ветеран района в возрасте 91 год. Он посвятил много лет волонтёрской деятельности в местной церкви Святого Луки. По идее автора, этот мурал должен быть стать опорной точной развития района. Австралиец уехал в Европу, потом в Индию и вернулся домой, а у нас некому было довести дело до логического конца. Печальное ныне зрелище на пустыре.
Я вышел из дома, сел в машину и поехал в центр города. Ожидал, что там не будет людно, но полного забвения увидеть не был готов. На алеее Принтерс ещё сохранялись остатки рекламы и прошлой весёлой жизни в пабах и клубах, иногда проезжала редкая машина и аллея вновь погружалась в тишину. В подвесных корзинах распустились цветы. Казалось, что это стоп-кадр из хроники и сейчас всё завертится и загудит, как обычно. Цветы были живые, их поливал дождь, он поливал и улицу, которую очищали ручьи бегущие вдоль тротуаров, а улица была мертва. Пришла на ум картина красивой умершей женщины Мисс Принтерс, лежащей в полном убранстве в парадном зале морга Нэшвилл фьюнерал.
Обернулся и заметил мужчину моих лет. Мы были только двое на несколько кварталов вокруг.
-Я услышал, как вы говорите сам с собой и пришёл посмотреть, кто это,- сказал он мне,-сейчас эхо разносит любой голос далеко, как в прериях.
— Что вам сказать, жизнь тут была спокойна и уверенна, как река Камберленд, что течёт в ста метрах перед нами. Река осталась, город вымер, лишь только одинокие полицейские патрули на автомашинах говорят о том, что где-то есть власть и где-то есть жизнь, но она не в центре города.
— Да, новости по телевидению не радуют.
— Вы верите, что этому будет конец?
— Конец будет, но и другая жизнь будет. Люди перестанут быть беззаботными.
— Да, так было и в Нью Йорке. После разрушения башен Всемирного торгового центра, город так и не пришёл в себя. Я там жил в тот период. А тут ещё и кризис и вирус.
— Дай бог, на нашей с вами жизни это последний социальный катаклизм. Разрешите откланятся, мне надо домой через реку. Транспорт туда не ходит.
-Ах, вы из района Германтаун. Примите мои соболезнования, действительно, доля страданий в вашем районе после торнадо выше, чем по стране вцелом.
-Прощайте друг, прощайте.
Я вернулся к машине, ни о какой оплате парковки нет и речи. И платить некому и принимать платежи некому. Пещерный коммунизм.
Я вернулся домой и долго прирнимал душ, как бы смывая то, что сегодня видел.
Потом лёг и задремал. Снился Ленинград, открытие фонтанов в Петергофе. Вместе с горожанами я ходил по парку в котором прогуливались исторические персоны. Парики, фраки, пышные женские платья и французский язык, смешались в один клубок, который начал меня душить и я открыл глаза. Мне стало очень больно. Я снова погрузился в дрёму и вернулся на зеленую лужайку в Петергофе.
Красавцы гусары, напудреннык дамы с декольте, снуют везде лакеи. Моё внимание привлекла молодая женщина с девочкой, которая на меня пристально смотрела. Я в ней узнал свою старшую внучку. Сон испортили Фрау Меркель и Мистер Борис Джонсон, потом появился Месье Макрон и я полностью проснулся. Что-то мешало под боком. Я повернулся и достал старинный веер с каким-то странным запахом и пудрой, которая рассыпалась на простыни