Я вышел из грязи, поднялся на самый верх и теперь снова на дне. Грубая рука схватила меня за волосы, прижимая шею к плахе. Цивилизация, говорите вы? Ничего подобного. Люди всегда останутся животными. В их глазах читалась ненависть и ярость. Они ждали того момента, когда самопровозглашенный палач опустит на меня лезвие топора и прекратит мою жизнь, избавив их от паразита. От вора и обманщика, от гада, что обокрал их, скормив пустые обещания. Их злит то, что их обманули.
Я помню холод улиц и боль в желудке. Помню, как поймал крысу во дворе и съел ее, лишь слегка поджарив на костре в логу, что рядом с городом. Я помню голод, который был так силен, что я был готов отрезать себе руку. Прошло столько лет, а во мне еще жив страх того, что это снова повториться. Я уже много лет как выбился в люди. Все началось с малого. Безобидная ложь тут, ложь чуть по больше там. Ты обсчитываешь покупателя на кассе, и деньги попадают в твой карман. Я убеждал себя в том, что это не воровство. Кому будет плохо от этих копеек? Но из копеек складывались рубли, а из них десятки, сотни… Я шел по карьерной лестнице, стремительно и быстро. Подставы, шантаж, чужие постели…Мне было все равно. Я уже был женат на ней, а ей нужна была шуба. Она не просила. Я так решил. Когда она сообщила мне, что беременна, я впервые принял взятку. Помню ее смех и слезы радости, когда она увидела наш новый дом. Помню так, как будто это было всего мгновение назад. Я назвал сына Владимир, в честь отца. Моя зарплата уже была шестизначной, когда приехала ее сестра и сообщила, что ее уволили с работы. Пристроить ее к себе было парой пустяков. Особенно после того, как она пришла ко мне в офис, и ее белокурая голова скрылась под моим столом, а пальцы скользнула по ширинке брюк. Я даже не понял, как она там оказалась.
Это было прекрасно. Брать деньги было прекрасно, и я не знал меры ни в чем. Голод моей души не утихал никогда, и я имел возможность его кормить. Машины, загородные дома, недвижимость за границей, оформленная на жену, тещу, сына, жену сына. Образование в Лондоне, отдых на белых песках Мальдив… Я упивался каждым мгновением. Голод, безработица, болезни – это все меня не касалось. Стена из денег и положения защищала меня от всех бед этого мира. И я упорно работал, выстраивая ее все выше и выше… Пока она не упала прямо на меня.
Когда они пришли за мной, я мысленно похвалил себя за то, что отослал всех за границу. Ни к чему им было видеть то, как мое раздувшееся от фривольной жизни тело вытаскивают на улицу. И совершенно не за чем им знать о том, как мои ослепительно белые зубы оказались на асфальте, в результате столкновения с чужим ботинком. Пришла расплата.
— Последнее слово?
Я лишь ухмыльнулся.
— Кончай с этим, мне холодно.
Я видел их глаза. И ярче, чем ненависть, ярче, чем гнев, там сияла пустота. Ох, я знаю, что это за пустота. Это голод. Ваш голод, мой голод, наш голод. Свист разрезал воздух, и вспышка боли разорвала мою мысль. Мы одинаковые. Просто я смог сделать то, что не смогли вы.
***
— И мы так это оставим? – голос Вовы дрожал, — Они отрубили ему голову и выбросили тело в сточную канаву! И мы просто….
— Мы просто будем жить дальше, — бедный мальчик, в свои то годы не понимать простых истин.
— Мама, я не оступлюсь. Они должны поплатиться!
— Владимир, — я знала, что мой голос звучит, как сталь, — Никто не будет мстить. Твой отец заплатил свою цену за наш достаток. Не нужно растрачивать его дар.
— То есть…Ты хочешь сказать, что он…Что это правда?
— Конечно, — я чуть улыбнулась, — Абсолютно все правда. Кумовство, растрата, взяточничество, распутство…Абсолютно все.
Он был ошеломлен. Ноги сами опустили его на диван. Антиквариат, с роскошной плюшевой обивкой. Единственный экземпляр.
— Но…неужели он не мог не делать так? Как он мог врать, как мог обворовывать простых людей! У него же была огромная зарплата! Неужели это было недостаточно?
— Ну что, ты. Этого было более чем, достаточно. Человеку вообще для жизни нужна малость. Еда, вода и крыша над головой. Все остальное лишнее.
— Тогда почему?
— Потому что он мог. Мог воровать. Он решил идти этим путем. У него внутри всегда был голод, который он не мог утолить ни деньгами, ни женщинами.
— Я не понимаю…
— Поймешь. Этот голод есть у всех. Он жив во мне, в тебе, в каждом из тех, кто смотрел, как его казнили. Ты можешь лишь выбрать. Контролируешь ты его, или он тебя. А потом принять этот выбор. Твой отец ни о чем не жалел. До самого конца. Потому что когда его голова отделилась от тела, его голод замолчал навсегда.