Глоток свободы

Он находит супермаркет, а в нем — последнюю банку пива. Мир, изуродованный словно нога, попавшая в дробилку для щепы — не место, чтобы спокойно ходить по магазинам. Крайняя вылазка за припасами стала последней. Он ранен и устало думает, стоило ли рисковать жизнью, чтобы пойти на поводу у своих слабостей. А слабость ли это — снова почувствовать давно забытый вкус мирного времени, когда он совершал будничные подвиги посещая безопасную работу. Вечерами он мог позволить себе выпить пару банок пива с чувством выполненного долга. Нет, это не слабость, это — награда, которую он сам себе присуждал. Холодный пенный напиток в одной руке и снеки в другой — что могло быть лучше для завершения дня, как две капли воды похожего на все остальные. Ох уж это мирное время — тогда у него было все. И не было ничего. Прямо как сейчас, но сейчас у него есть свобода, полная свобода, такая, какой он не мог и вообразить в те беззаботные времена. Потом упали бомбы. Куда-то бежали люди, что-то передавали по телевидению и радио в местах, где связь еще работала. Потом начались природные катаклизмы. Животные стали людьми, а люди — животными. Мир сдвинулся с места, словно в кино. Так же быстро, как в кино и так же просто — без объяснений. Бац и все. Теперь он тут — сидит на промерзшей бетонной плите, на крыше придорожного супермаркета, видавшего впрочем и худшие дни. Здание уцелело, как и заправочные колонки у его фасада, хотя бензина в цистернах под разбитым, покрытым снегом асфальтом давно уже нет. Найдя эту несчастную банку пива в холодной алюминиевой оболочке, леденящей пальцы даже сквозь толстую перчатку защитного костюма он ощущал невероятную свободу. Стянув с головы маску он вдохнул наполненный радиацией воздух и приступ кашля, вызванный обожженными органами дыхания скрутил его тело. — Абсолютная свобода, — подумал он, — даже над своими телом и жизнью. Насколько сильно должен измениться мир, чтобы человек наконец сбросил с себя его оковы. Раньше, в те далекие мирные времена, даже представить было больно, чтобы самому себе проткнуть палец иглой, вытаскивая занозу или пройтись босиком по острым ракушкам, покрывающим желтый песок пляжа. Теперь же он легко и просто избавился от шлема и насыщает легкие радиоактивной пылью, оглядывая пустошь вокруг. Мертвую землю, покрытую снегом словно саваном, который не прекращая вяжут свинцового цвета небеса. Глаза слезятся и влага вокруг них разъедает веки. Внутренняя часть ноздрей покрывается язвами, а на языке и деснах все сильнее ощущается металлический вкус крови. — Моей крови, человеческой, свободной — думает он, открывая банку пива. Она шипит и издает такой простой, но вызывающий восторг щелчок. — Тссс пивасик, не шипи, — любовно произносит он и приникает губами к отверстию, понимая, что его время на исходе и каждая секунда в губительной атмосфере, навсегда потерянной для рода людского — драгоценна и пьет. Пьет столько, сколько может, пока пораженное радиацией горло не начинает конвульсивно сжиматься перед сокрушительным приступом кашля. — А с кровью вкус даже лучше, — думает он, — как мой любимый томатный гозе.

Он заваливается на бок, но жесткий скафандр не дает телу упасть и оно застывает на крыше магазина, прислонившись к металлической трубе системы вентиляции, словно уставший путник приваливается к стволу дерева после длительного перехода. Невидящие глаза устремляются в горизонт и замирают. Внутренний свет гаснет в них, лишая блеска. Снег медленно оседает на застывшее в безмятежности лицо человека, обретшего наконец свободу.