Сон, не желающий приходить в спальню Илин, заставил девушку половину ночи просидеть в кресле, пока глаза всматривались в темноту. Но что там можно увидеть? Также мрачно и одиноко, как на сердце Илин. Слова отца и матери, словно горькое снадобье, остались во рту. Хочется выпить воды, чтобы смыть этот вкус. Пройдёт время, а послевкусие останется, как память, что она дала обещание. Кажется, дремота всё же накатывает на девушку, веки тяжелеют, и вскоре Илин так и засыпает в сидячем положении, положив голову на высокую спинку мягкого кресла. В сознании по-прежнему мелькают мысли о родителях, поступке Николаса, плачущей Фэй и Мелиссе, которая теперь так далеко, живёт своей жизнью, лишь изредка шлёт письма и открытки с видами Парижа.
— Илин, просыпайся, — тормошит за плечо сестру Николас, чтобы та поскорее очнулась. — Давай же, сестра, не время спать. — Девушка распахивает глаза, молниеносно вставая с кресла. Она смотрит на брата с непониманием, но тут же до её ушей доносится гул голосов и звук подъезжающего экипажа.
— Что случилось? — ошарашенно спрашивает Илин, стараясь разглядеть эмоции брата в темноте. — Где Фэй?
— Я пришёл сразу за тобой. Накинь что-нибудь потеплее, а потом сразу иди за ней, — отчеканив фразу, юноша тотчас разворачивается, направляясь к выходу.
Дрожащими руками Илин достаёт из шкафа тёмно-синее пальто, дополнительно прихватив ещё и шарф на тот случай, если сестре станет холодно. Обув высокие сапоги, в которых она часто гуляет с братом в лесу в холодное время года, девушка едва дыша выходит из комнаты, слыша в ушах гулкий стук собственного сердца. Внизу слышится непонятная возня, парадная дверь с грохотом открывается. Ей кажется, что из вестибюля доносятся выстрелы. Зажмурившись, девушка делает несколько глубоких вдохов, чтобы взять себя в руки. Направляясь к сестре, она молится, чтобы солнце поскорее выпустило лучи на горизонт. На цыпочках Илин пробегает в комнату Фэй. Пока всё ещё сонная девочка надевает ботинки, сестра хватает из шкафа её шерстяное пальто и перчатки. Зашнуровав обувь девочки, Илин выводит сестру за руку, осторожно спускаясь в гостиную.
Из-за мглы едва можно понять, куда идти. К счастью, когда знаешь каждый угол дома, ориентироваться становится легче. Девушка почти добирается до гостиной, но неожиданно спотыкается и падает. Нащупав под собой что-то тёплое, Илин старается осмотреться в темноте, и тут же её взору предстаёт труп неизвестного мужчины, а руки девушки разъезжаются в луже крови, которая заполнила собой чуть ли не половину вестибюля. Еле сдерживаясь, чтобы не завопить от ужаса и ещё больше не напугать и так едва живую от страха сестру, девушка просит Фэй оставаться на месте. Отвращение вперемешку с испугом прорастает в душе, Илин ничего не остаётся, как наспех вытереть запачканные в крови руки о домашнее платье, пока подол тяжелеет под весом впитавшейся в него крови. Встав и схватив ледяную руку Фэй, Илин вслушивается в мёртвую тишину дома. В кухне слышится возня, чьи-то голоса доносятся со двора. Взяв себя в руки, девушка ведёт сестру к задней двери.
«Сколько людей проникло в дом? Что им нужно? Где Николас? Куда делись мама с папой?» — вопросы мощным потоком заполняют разум, их заглушает шум сердца, отчаянно пульсирующий в висках. Неожиданно кто-то хватает Илин за руку, втаскивая в угловую комнату, предназначенную для слуг. Она не успевает вскрикнуть, как дверь за ней и Фэй тут же закрывается.
— Спокойно, это всего лишь я, — шепчет Николас, глядя на обезумевшую сестру.
— Кто тот человек в нашем вестибюле? — дрожащим голосом спрашивает Илин. — Это ты его…?
— Да. У меня не было другого выхода, иначе он бы добрался до вас. Нам нужно уходить, пока остальные не пробрались внутрь. Я запер двери, но не уверен, что это задержит их надолго, — юноша приоткрывает дверь первым, проверяя обстановку снаружи.
— Стой, — произносит Фэй, хватая брата за руку. — Где папа с мамой?
— Они в безопасности, — холодно отвечает тот, делая шаг в тёмный вестибюль и держа наготове револьвер.
Ночной лес не кажется таким приветливым, как днём. Ветки деревьев напоминают торчащие лапы чудовищ, которые норовят схватить за шиворот и отправить в бездну, из которой уже не выбраться. Небо, на котором всегда мерцали звёзды, теперь, кажется, вот-вот раздавит, поглотит. Повсюду слышатся шорохи, копошение, чей-то шёпот. А, может, всё это мерещится? Николас подгоняет сестёр, которые едва могут разглядеть что-то в такой темноте. Ноги постоянно задеваются о торчащие корешки, а руки и лицо царапают колючие ветки диких кустарников.
— Николас, остановись, — просит Илин, переводя дыхание от столь спешного передвижения. — Куда мы идём, не стоит ли дождаться родителей? Они обещали, что утром мы сядем на поезд, они должны проводить нас!
— У нас нет времени, Илин, — рычит Николас, с силой хватая Фэй за руку. — Идём, путь не близкий.
— Брат, мне же больно, — морщится девочка, стараясь высвободиться.
— Николас, нет! — заявляет Илин, потянув брата назад. — Как можно пойти без них, вдруг мы разминёмся? В городе неспокойно, я переживаю, что мы затеряемся на вокзале.
Николас молчит. Он смотрит на сестёр, не в силах найти нужные слова, и тут до Илин доходит, что что-то пошло не так. Неожиданный ужин, речи родителей, похожие на прощальные наставления перед вынужденной разлукой. Николас всё знал с самого начала, он намеренно уводит сестёр в другом направлении, не позволяя им вернуться в дом. Илин отступает от юноши, хватаясь руками за голову, не веря всему происходящему, словно это очередной кошмар, только теперь слишком реальный.
— Как же так? — срываясь на крик, девушка подходит к брату, тормоша его за ворот пальто. — Ты соврал! Сказал, что они в безопасности, где они? Немедленно отвечай мне, ты, жалкий трус!
Юноша продолжает молчать. Схватив сестёр за руки, он продолжает вести их за собой. Они обе плачут, крича ругательства и гадости ему в спину, но он старается не слушать их, понимая, что дал слово отцу, которое не намерен нарушить даже ценой собственной жизни. У Николаса до сих пор перед глазами стоит Стефан, который пришёл к нему в комнату пару часов назад. Дав чёткие указания насчёт Илин и Фэй, он вручил сыну револьвер и пули.
«Я люблю тебя», — последнее, что услышал молодой человек.
— Нет! — вопит Илин, и, наконец, ей удаётся вырываться. — Я должна помочь им! Ты не имеешь права увозить нас, пока в доме хозяйничают какие-то люди! — Развернувшись, она бежит в противоположную сторону, чтобы успеть предотвратить самое худшее, что только способно нарисовать её воображение. Но как? У Николаса хотя бы есть револьвер, а Илин безоружна. Не зная, чем всё обернётся, она спешит к дому, а затем останавливается как вкопанная, когда издалека доносятся выстрелы. Один, второй, третий. Она перестаёт считать, зажмурившись, стоя на месте как вкопанная, ожидая, когда кошмарные звуки прекратятся. Слёзы бегут по щекам, из-за них всё становится мутным вокруг. Илин мечется, не понимая, куда бежать.
«Озеро», — мелькает у неё в голове, и девушка устремляется туда. Добежав до берега, она вглядывается в темноту. Хочется крикнуть, но кто услышит её здесь? В это время на небе показывается луна, своим бледным ликом освещая поверхность озера, делая его похожим на огромное зеркало. Глаза девушки останавливаются, замечая что-то светлое в дали. Недолго думая, Илин спешит туда, до последнего надеясь, что ещё не поздно. Глухой стон срывается с губ девушки. Упав на колени, она закрывает лицо руками, желая, чтобы всё это оказалось сном, чтобы она просто очнулась от кошмара, потому что забыла принять снотворное.
Нет. Ужасная реальность прямо перед ней. Не в силах подняться, Илин подползает к телу отца, кладя голову ему на грудь, чтобы услышать стук сердца. Прямо сейчас, всего один единственный удар, чтобы самой захотеть жить дальше. Тишина, такая пугающая, отталкивающая своим безмолвием. Девушка отрывается от отца, берёт руками его лицо, целуя похолодевшие щёки. Может, она успеет к матери? Вот она, совсем рядом. Её глаза открыты, смотрят на мужа. Совсем как живая, только тишина в груди говорит об обратном. Илин целует её, такую родную, такую нужную прямо сейчас. Боль заполняет тело, словно расплавленный металл, обжигая всё внутри. Душераздирающий вопль вперемешку с плачем заполняет воздух, сотрясая его. Она бьёт по земле руками, пальцами сгребая сырую почву, проклиная весь белый свет. Она полулежит меж двух тел, навсегда связанных не только жизнью, но и смертью.
Хочется вырвать сердце, разделить его пополам, чтобы поровну досталось родителям. Они сильные, и одного сердца, одной любви им хватит на двоих. Но почему в сказках такое возможно, а жизни — нет? Тогда зачем в детстве нам прививают веру в счастливый финал? Почему говорят, что добро побеждает зло? Показывают, что чудеса возможны, стоит только загадать желание, щёлкнуть пальцами, потереть волшебную лампу, и вмиг всё исполнится. Так где же искать спасения?
***
Утро выдалось серым, а густой туман покрыл близлежащие холмы, окутав их своим мягким одеялом. Солнце отчаялось пропустить свои лучи сквозь плотные облака, заполнившие небо. Людям остаётся ёжиться под мелким дождём и порывистым ветром, заставляя себя прятать оледеневшие от холода руки в карманы.
Экипаж останавливается у парадного входа. Сойдя с него, невысокий мужчина спешит к дверям. Стоящие там полицейские тут же расступаются, пропуская комиссара Кирка внутрь. Он замирает в вестибюле, видя перед собой лужу крови. Обойдя её, он заглядывает в гостиную, замечая сидящих там детей Эттинген.
— Как долго они там находятся? — интересуется господин Кирк у подошедшего к нему полицейского.
— Юноша вместе с маленькой девочкой были найдены в лесу. Они явно заблудились, промёрзли до костей, так что никакого сопротивления не оказали. Девушка, что постарше, найдена возле озера, сидящей возле тел убитых.
Комиссар нервно сглатывает, всматриваясь в отрешённое и бледное лицо Илин. Сердце его сжимается, когда он вспоминает её тёплую улыбку, которой она одарила его при их недавней встрече в городе
— Всё сделано, как я сказал? — спрашивает Майкл, переводя взгляд на Николаса и Фэй, которые, словно куклы, неподвижно сидят на диване, смотря в пустоту перед собой.
— Да, сэр. Всё исполнено, как Вы и просили, — отчеканивает служащий, внимательно глядя на комиссара.
— Вы свободны, — сухо отвечает мистер Кирк, направляясь в гостиную. Никто из детей не обращает внимания на вошедшего гостя. Они сидят здесь с ночи, уже не вздрагивают от расхаживающих повсюду полицейских, которые пытались всунуть им горячий чай и задать вопросы. Никто уже не сможет согреть их умершие сердца. Одежда оставляет желать лучшего: вымазанная в земле и перепачканная кровью она больше напоминает лохмотья. Майкл морщится, не представляя каково им сидеть в мокрой, пропахшей металлическим запахом и сыростью платьях.
— Если хотите, я могу попросить разжечь камин. Ваши губы уже посинели от холода, — заботливо произносит мистер Кирк. Ответа нет. Никто даже не шелохнулся, лишь Фэй немного вздрогнула, услышав чей-то голос. В этот момент Илин переводит взгляд на комиссара. Он замечает, как опухли её глаза, а щёки совсем впали. Он отшатывается в сторону, когда девушка неожиданно вскакивает с места, набрасывается на комиссара, словно физическое воздействие способно изменить ситуацию.
— Как Вы могли?! Вам было известно, что случится этой ночью! — истерично вопит Илин, пока господин Кирк держит её за руки, не позволяя вырываться.
— Илин, приди в себя. Я не знал, что всё произойдёт этой ночью. Патни охватила волна недовольств, пострадала не только Ваша семья. Когда я понял, что грозит опасность, то немедленно отправился сюда. Но не успел… — Девушка перестаёт вырываться, судорожно всхлипывая, опускаясь на пол не в силах устоять на ногах. Усадив её на диван, комиссар даёт указания дежурившим у входа полицейским сделать горячий чай для детей.
— Послушайте меня очень внимательно. Речь сейчас идёт о Вашей безопасности. Здесь Вам оставаться нельзя, нужно покинуть Патни. — Медленно, чтобы до каждого из них дошёл смысл слов, объясняет мистер Кирк. — Отныне Вам следует забыть об этом доме и местах, с которыми Вас связывают какие-либо воспоминания, отныне этот край закрыт, если хотите, стёрт с лица Земли.
— Куда нас отправят? — подаёт хриплый голос Николас. — Нас вышлют из страны?
— Нет, этого не будет, я сделал всё возможное, чтобы избежать подобного, — объясняет Майкл, доставая из своей чёрной папки три небольшие книжечки. — Родители никогда бы не позволили оставить Вас на произвол судьбы. Это ваши новые документы. Отныне не существует фамилии Эттинген. Вы умерли здесь, в этом доме, как и было задумано убийцами.
Взоры детей обращаются в сторону паспортов, лежащих на столе. Взяв один из них, Илин открывает небольшую книжицу, в котором вместо привычной для неё фамилии стоит «Эртон».
— Это девичья фамилия нашей матери, — произносит девушка, пока Николас и Фэй рассматривают свои «пропуска» в новую жизнь. — Получается, за нами сохранятся только наши имена?
— Именно так, — подтверждает комиссар. — Только так Вы можете сесть в поезд и выехать из города. Запомните, ни при каких обстоятельствах Вы не должны раскрывать настоящие фамилии, историю семьи или упоминать это место. Также я подготовил для Вас комплекты одежды, обуви и белья, которые Вы будете использовать в качестве основного багажа. Брать какие-либо предметы, памятные вещи или украшения из этого дома категорически запрещается! Всё должно лежать на своих местах. Более того, я дал распоряжение, чтобы Вам остригли и покрасили волосы в тёмный цвет. Ничто не должно отличать Вас от обычных жителей Патни.
— Что с нами сделают? — тихо спрашивает Фэй, испуганно прижимаясь к сестре.
— Фэй и Илин отправят в сиротский приют, а Николаса определят на службу в армию, — объясняет Майкл, стараясь внушить всем присутствующим безвыходность положения.
Это ли не шанс на спасение? Сказка стала реальностью? А, может, это билет в один конец? И вместо счастья за зелёными холмами смерть уже ждёт их, натачивая свою косу?
***
— Николас! — Стефан будит сына, с волнением выглядывая в окно. Проснувшись, юноша подходит к отцу, всматриваясь в темноту.
— Что случилось отец? — нервно спрашивает он. — Ты что-то услышал?
— Помнишь, какие указания я дал тебе пару дней назад в своём кабинете? — Николас кивает, отчётливо помня каждое слово.
— Хорошо, — продолжает мужчина. — Если они появятся, я постараюсь отвлечь их, а ты в это время пойдёшь за Илин и Фэй. Не теряйте время, бегите прямо через лес на юг. Я уговорю Ванессу пойти с вами.
— Не стоит утруждаться, — укоризненно замечает она, появляясь рядом с мужем. — Я уже сказала, что не оставлю тебя одного. У девочек есть Николас, который сможет их защитить. — В этот момент вдалеке слышится шум колёс и ржание лошадей.
— Пора, — холодно произносит глава семьи. — Николас, вот револьвер и запасные пули. Используй только в случае крайней необходимости. — Будем молиться, что переживём эту ночь, — добавляет он, беря за руку Ванессу. Николас собирается к Илин, но отец ловит его за локоть, останавливая на мгновение.
— Я люблю тебя, — спокойно говорит Стефан. Юноша кивает, пулей вылетая из комнаты.
Разъярённые и вооружённые люди практически сразу окружают дом. Плохо ориентируясь на месте, они не сразу находят задний выход. Пока они обговаривают план нападения, Стефан и Ванесса покидают дом, намереваясь принять удар на себя. Их попытка урегулировать всё мирным путём не сработала, нападавшие настроены решительно, обвиняя семью Эттинген в измене и ещё более ужасных преступлениях. Услышав, как хлопает входная дверь, Николас прячется в углу, откуда ему виден весь вестибюль. На пороге показывается фигура, медленно продвигающаяся внутрь. Юноша замечает вооруженного мужчину, и сердце начинает барабанить в ушах.
«Он не должен попасть наверх», — говорит себе Николас, выходя из укрытия и целясь прямо в незнакомца. Раздаётся выстрел, и, кряхтя, мужчина падает на пол, а огромная лужа крови растекается по дубовому полу. Юноша даже не смотрит в его сторону, главное, что он смог предотвратить худшее. Ванесса и Стефан бегут через лес, направляясь к озеру. Каждый из них понимает, что для обоих наступил конец. Словно загнанные звери, они спешат увести людей подальше от детей, чтобы те могли спастись. Выйдя к берегу, они останавливаются, дальше некуда идти.
— Вот зачем ты пошла со мной?! — сокрушается Стефан, глядя в глаза жене. Подойдя к мужу вплотную, Ванесса берёт его лицо в свои руки, целуя в губы.
— Двадцать шесть лет назад я поклялась идти с тобой рука об руку до самой смерти, и ничто на свете не заставило бы меня изменить своей клятве, — с нежностью говорит она, гладя мокрые от слёз щёки мужа.
— Я так сильно люблю тебя, — шепчет Стефан, смотря в лицо любимой.
Из-за леса показывается толпа преследователей. Один из них, встав прямо перед «обвиняемыми» целится в Стефана, делает выстрел, попадая прямо в сердце. Ванесса видит падающее тело мужа, но даже не успевает вскрикнуть, получая смертельную пулю в грудь и падает навзничь, в последний раз заглядывая в безжизненное лицо супруга, пока онемевшие губы шепчут невнятное «люблю».
***
Почему чёрный цвет считается траурным? Он не ассоциируется с чем-то светлым и ярким, как сотни других оттенков голубого, жёлтого, красного, даже серого. Возможно, это самый глубокий цвет. Надев чёрное платье, можно дать понять, что в жизни произошло что-то трагичное, человека постигла утрата, и теперь он облачился в траур, будто говоря, что на земле нет более радости, а все цвета разом превратились в сплошное чёрное пятно. Кто-то посмеется над таким рассуждением. Хорошо, тогда стоит обратиться к истории и вспомнить, что траурному наряду мы обязаны Анне Бретонской, которая на похороны своего мужа, Людвига XII, заставила всю королевскую знать надеть чёрные наряды. Подумать только, но раньше в день скорби люди выбирали светлые платья. Всё, что ново и популярно у элиты, затем перенимают простые смертные. А далее новая мода, как чёрная кошка, грациозно перебирается из одной страны в другую. Так, стоит сказать спасибо французской королеве или же нужно придерживаться другой версии? Выбирать Вам, да и только.
Застегнув пуговицы на манжетах чёрного шерстяного платья, Илин смотрит в зеркало, поправляя выкрашенные иссиня-чёрной краской волосы, которые теперь сострижены на половину, отчего лицо приобрело неестественно бледный оттенок и кажется взрослее. Кто сказал, что седые волосы появляются лишь в старости? Немалая доля стресса, и организм демонстрирует, к чему приводит тотальное расшатывание нервов. Зато теперь их не будет видно. Удобно. Шумно вздохнув, Илин старается не заплакать снова, чтобы не нагнетать обстановку в присутствии Фэй, которая, кажется, даже не заметила, что волосы теперь едва доходят ей до плеч, и тот же иссиня-чёрный цвет никак не гармонирует с веснушками, мелкой россыпью покрывающими лицо девочки. Зато отсутствие еды и сна заметно сказались: щёки впали, отёки под глазами отдают в тон новому цвету волос, придавая болезненный, неухоженный вид. Пожалуй, их не отличить от настоящих мертвецов.
Мистер Кирк сломил их ещё больше новостями о том, что присутствие на похоронах исключено, так как волнения на фоне войны повсеместно продолжаются. Без всяких почестей, прощания над гробом, траурного марша во главе со священнослужителем и людей, которые так любили эту семью. Нет, могильщики просто зароют их в заранее заготовленные ямы, засыпят землёй, поставят две небольшие плиты и уйдут. Наверное, стоит увидеть хотя бы это, чтобы осознание точки невозврата было достигнуто. Кажется, парадная дверь вот-вот распахнётся, родители созовут детей в вестибюль, пригласят за стол, чтобы съесть уже давно остывший ужин. Тоска, словно лишний балласт, повисла где-то глубоко в сердце. Подобно тёмной и холодной океанической впадине, души детей навсегда спустились туда.
— Пора, — негромко произносит господин Кирк, появившийся в дверях. — Мне позвать Николаса?
— Нет, — уверенно отвечает девушка. — Дайте нам десять минут.
Поправив постель, аккуратно сложив личные вещи на столике и выровняв стопку книг на полке, Илин в последний раз оглядывает комнату. Да и зачем всё это? Теперь ничто не имеет смысла, но этот перфекционизм даже сейчас даёт о себе знать. Решив не предаваться излишним воспоминаниям, когда на душе и без того тошно, она направляется за сестрой и обнаруживает ту в родительской спальне. Девочка лежит на кровати, уткнув лицо в подушки, на которых ещё некогда покоились головы Ванессы и Стефана. Она не реагирует, когда Илин зовёт девочку. Пройдясь в комнату, она обращает внимание на туалетный столик матери, за которым женщина каждый вечер подолгу сидела, расчёсывая свои белокурые волосы. Ванесса никогда не ложилась спать без Стефана, всегда ждала, когда он закончит работу, чтобы вместе заснуть в объятиях друг друга. Взяв флакон её любимых духов, Илин делает небольшой пшик в воздух. Облако сладкого, пудрового аромата окутывает девушку. Вдохнув, она чувствует нотки лесной фиалки, любимых цветов матери.
— Фэй, время пришло, — шепчет сестра, поглаживая спину сестры. Девочка разворачивается к Илин, смотря на неё красными от слёз глазами. Девушка понимает, что сестре трудно взять себя в руки в силу возраста и большой впечатлительности. Такой тяжёлый груз для столь неокрепшей души непомерен, и Илин хочется поскорее увезти Фэй из этого дома, разделив с ней печаль.
— Теперь только мы вдвоём остались? — обречённо спрашивает девочка.
— Да, Фэй. Сейчас нас будет только двое, но это ненадолго, я уверена. Мы обязательно напишем Мелиссе, чтобы она забрала нас из приюта. Уверена, она с радостью примет своих сестёр. Потом мы дождёмся приезда Николаса, и все вместе будем смотреть на Эйфелеву башню, которой Мелисса хвалилась в каждом своём письме.
Кажется, что с уходом Ванессы и Стефана дом тоже умер. Оглушающая тишина заполнила дом, словно душа его тоже отправилась в мир иной. Слышится каждый скрип половиц, сквозняки, шуршание мышей где-то за стенами. Интересно, когда-нибудь этот дом сможет ожить вновь? Спустившись в гостиную, сёстры видят Николаса, безмолвно стоящего напротив семейного портрета. Он вглядывается в лица отца и матери, запоминает каждую морщинку, каждый контур, будто, выйдя отсюда, их образы навсегда сотрутся из его памяти. Что не так с этой семьёй? Почему простой портрет, который должен был стать символом счастья и гармонии семьи Эттинген, теперь окроплён кровью? Что стало с теми, чьи лица смотрят с холста? Мелисса вышла замуж, полагаясь на денежный случай, забыв, что на них не построить сказочную жизнь. Николас убил человека из-за слабости. Илин хранит в себе страшные секреты семьи, а жуткие сны загоняют её в агонию. Теперь юная Фэй, потеряв родителей, закрылась в себе, потеряв ту детскую наивность, с которой всегда смотрела на мир. Ванесса и Стефан убиты только потому, что их корни не уходят в английскую землю. Семья раздроблена, смята, фундамент, на котором всё держалось, разрушен. Нет больше дома, нет надежды, нет ничего.
— Как думаешь, что с портретом станет теперь? — задаётся вопросом юноша, когда к нему подходит сестра.
— Надеюсь, его сохранят в память о наших родителях и о том, сколько хорошего они успели сделать для людей.
— Сомневаюсь, — язвительно произносит Николас. — Я говорил с комиссаром. Всё наше имущество больше нам не принадлежит, как и фамилия. Родителей посчитали предателями, а затем просто убили, не разобравшись… Ненавижу, ненавижу их всех.
Откуда в людях просыпается такая свирепость, способная толкнуть на преступление? Это обусловлено надвигающейся войной или немыслимыми волнениями, прокатившимися по всей стране? Невозможно судить несколько человек за проступок всей нации, иначе не это ли называют расизмом? Тогда людям стоит предвзято относиться к каждому, кто косо посмотрит в их сторону, скажет лишнее слово или сделает неверный шаг. Гонение на членов определённой страны, преследование ни в чём неповинных людей. Ещё одна причина считать их самыми опасными и жестокими существами на планете, которые, собираясь в «стадо», способны разрушить всё на своём пути.
Так чем мы отличаемся от животных? Способностью махать мечом, крича о своей правоте? Животные всегда защищают свою территорию, нападают лишь в случае смертельной опасности. Люди не далеко ушли от них. Возведя себя в ранг божеств, они господствуют на земле, строя и развивая города, при этом легко распоряжаясь жизнями себе подобных. Конечно, речь не идёт об отмене наказания за убийства. Так, может, стоит ссылаться на принцип «око за око»? Это восстановит справедливость или прояснит что-то в загрязненных умах человечества? Человек — букашка, ползающая по планете. Стоит планам людей испортиться, как они тут же теряются, и начинается хаос. Если добавить к этому природные катаклизмы, в любой момент способные обрушится на голову каждого страдальца, то homo sapiens абсолютно бессилен против матушки-природы. Как бы остальные ни утверждали обратное.
Парадная дверь в последний раз с глухим стуком закрывается за членами теперь уже семьи Эртон. Отныне они могут называть себя именно так. Усевшись в подготовленных для них мистером Кирком экипаж, они направляются на пригородную железнодорожную станцию, где им вновь придётся разминуться. По пути комиссар Кирк вручает по конверту Илин и Николасу, одновременно давая последние инструкции. Первое письмо предназначается господину Уилберу Голдману, директору сиротского приюта, куда сёстры должны прибыть в скором времени. Второе — нечто вроде рекомендательного письма, которое Николас должен отдать командиру своего отделения. Остановившись на невысоком холме, все четверо смотрят в сторону кладбища, слыша, как лопаты зачерпывают сырую землю, постепенно сбрасывая её на деревянные крышки гробов. С каждым ударом сердце каждого сжимается сильнее, горькие слёзы капают из глаз. Господин Кирк просит извозчика ехать дальше, пока кто-нибудь из детей не решил броситься к родителям.
— Спасибо, что позволили нам увидеть это, — благодарит Николас комиссара, после чего их путь продолжается.
После ночных происшествий Патни вовсе не узнать: следы крови на мостовой, разбитые витрины, продукты и вещи, бесхозно валяющиеся на дорогах, мимо которых проходят люди, словно это не товары первой необходимости, а грязный мусор. Члены полицейских отрядов патрулируют улицы, возобновляя порядок в городке. Фэй прижимается к Илин, утыкаясь в плечо сестры, пока старшая сестра и Николас в ужасе глядят на улицы, по которым прошлись толпы выступающий против населения Германии. Вероятно, семья Эттинген была не единственной, в чьём доме этой ночью пролилась кровь.
— Береги себя, — умоляет Илин, целуя Николаса в щёки. — Главное, возвращайся. Остальное уже не имеет значения.
— Ты простишь меня за всё, что я сделал? — замявшись, спрашивает брат. Ему необходимо услышать слова одобрения от сестры, иначе он попросту не сможет поехать дальше, остатки совести не позволят ему вот так расстаться с Илин.
— Дарую тебе своё прощение, когда вновь предстанешь предо мною, — многообещающе отвечает Илин, чем вызывает слабую улыбку на лице брата.
Обняв сестёр, Николас спешит сесть в поезд, который через некоторое время отбывает, гудя, покидая платформу. Девушки машут ему до тех пор, пока состав вовсе не пропадает из виду. На станции остаётся толпа женщин, провожающих своих детей. Большинство отправляют их в удалённые пригороды, чтобы там они смогли переждать войну, не испытывая страха, услышав звуки выстрелов и рёв двигателей самолётов. Детский плач, сетования матерей заполняют собой пространство, превращаясь в нескончаемый протяжный вой. Илин становится невыносимо, когда она вспоминает, что и их родители должны были вот так стоять сейчас рядом с ними, а потом заглядывать в вагон поезда через окно, желая доброго пути, обещая, что разлука будет не долгой.
— Куда нас отправляют? — тихо спрашивает Фэй, шарахаясь от толпы.
— В Дартфорд, — бросает ей Илин, ища свой вагон, пока сестра ещё крепче сжимает её запястье, хотя у девушки у самой трясутся руки. — Господин Кирк уверил, что директор сиротского приюта отнесётся к нам с добротой. Тебе нечего боятся, — сама себя убеждает девушка, помогая сестре забраться в вагон, а затем заходит сама, бросив короткий взгляд на Патни.