Птица летает над Пустотой.
Одного взгляда в бездну хватает,
чтобы захотеть в клетку.
Надрыв. Душа на части.
Закрыта швом. Из ниток тьмы.
Во Вселенной моё единственное предназначение – быть пустой. Вроде банки для хранения эмоций, которые приятно вспоминать. Не мне. Жизнь имеет ценность для всех, кроме меня. Рвут на клочки и растаскивают, как оголодавшие волки.
Покой, что приносил бизнес, только поначалу вызывал детский восторг. Сколько бы другие люди его ни отдавали, моя нужда только разрастается. Как будто поглощая его, я превращаюсь в ничто. Покой – это ноша, от которой хочется избавиться.
Посещение Туманной лощины больше не радует, а только добавляет на глаза по слою серого тумана. Слоёв стало так много, что перед глазами образовалась непроглядная тьма.
Когда дни стали повторятся, домой захотелось сильнее. Ловить собственные мгновения. Вот чего желает сердце. Мне предстояла долгая дорога. Путь знает о моём существовании. Остаётся позволить себе заблудиться.
Шанс начать путь есть: я слышала о Наваждениях. Билет на посещение пустоты один на всю Вселенную лежит вместо закладки в книге Юза.
Гениальная мысль. Надо схватить Юза за крыло. Отвести в парк к самому яркому столбу – и пусть себе кружит около света, а я тем временем сбегу в Наваждения и, быть может, в них найду себя. Открою прошлое и уже не сумею его забыть. Я украла билет, пока Адалв рассказывал об общей ситуации и настроениях во Вселенной.
В нём говорится о некой комнате под названием «Наваждения» в скобочках:
– Достаточно приложить билет к сердцу, которое утратило прошлое, и в один миг окажешься в месте, где хранятся ответы в форме образов и видений. Комната с наваждениями наполнена обрывками памяти. Можно сложить из них своё прошлое».
Звучит всё сказочно. Обнадёживает. Единственное предостережение: есть вероятность не выбраться из пустоты.
Если жизнь – это не борьба, то это скучнейшее зрелище. Поэтому я готова пойти на риск. Предназначение – это каждый день находить силы удивляться и узнавать новое. Жить не по плану. Поэтому прощай, Вселенная!
За плечами висит рюкзак, доверху наполненный мгновениями. Снять его с плеч не представляется возможным. Руки отказываются предпринимать попытки; висят безжизненно и вяло, словно умирающие ветки, так долго не слышавшие журчания ручья, поэтому начинают сомневаться в том, что он действительно был. Сомневаются в собственном существовании. Я попросила медового кота позаботиться о Луне и раздать все мгновения жителям как прощальный подарок от меня. Я не вернусь.
Если мои воспоминания и мысли будут упираться мне в затылок, гнаться за мной, дыша в спину, я непременно догоню их и поставлю себе в голову. Всё-таки у каждого предмета и явления должно быть своё место. Даже у абстрактного.
Дождю место на небе, слезам – в глубине глаз. Место улыбки в счастье, а солнце должно быть везде. Моё солнце, видимо, погасло. Я не вижу его, или мне не хочется видеть. Мы видим то, что мы хотим видеть. Сейчас я вижу туман, а в нём – белые огоньки и глаза посреди тумана разрывают его в клочья серого дыма. Пора выбираться! Приложила билет к сердцу.
Первое наваждение появилось в холодном обрамлении ветра, захватывающего в свои объятия. Глаза закрылись, и моя сущность потянула ручонки к прошлому почти машинально, не обращая внимания на злобный взгляд тьмы, которая осуждающе поглядывает на мои неумелые действия.
Прошлое объявило себя дыханием мороза за спиной. Обернулась. Обрывки пепельные, словно подпаленные лепестки розы, летят с побелевшего неба. Время года – зима. Глубина холода раскрывается во всей многогранности падающего серого снега. Снежинки, будто живые, смеются, сталкиваясь со щеками. Превращаются в капли и стекают вниз по шее. Я лежу на снегу, распластав руки в лёгком платье, босиком.
Не пошевелиться. Нарастающая боль. Вдруг меня подхватывает Дубак, и я почему-то уверена, что он мой родной дед. Спокойно и в то же время не по себе от его внезапного появления. Оказалась в просторном доме, целиком состоящем из замёрзшей древесины. Гостиная с гигантскими окнами от пола до потолка. Чувство такое, словно нахожусь в банке, а кто-то наблюдает за моими действиями.
Здесь почти так же холодно, как и на улице, но ощущение живой души вселяет тепло, которого достаточно для проживания в ледяном царстве.
Жизнь хороша, даже когда пурга. Бьёт по лицу вьюга. Когда отключают горячую воду. Хотя сейчас я преувеличиваю. Холодная вода – такое себе удовольствие, когда по квартире ходит господин Дубак. Расхаживает ледяными лапами, от этого и пол холодный, в каток превращается. Носки приходится надевать. Бескомпромиссный дедок. Не договоришься. Сам себе на уме, что хочет, то и воротит.
Тепла не бывает без холода. Наверное, поэтому рядом со мной поселился Дубак. Сначала я часами не выходила из горячего душа, чтобы не встретиться с ним; делала вид, что сплю, чтобы он не заговорил со мной. В общем, цеплялась за тепло изо всех сил.
Однажды Дубак раскрыл все форточки и уснул. А мне потом пришлось чайник ставить. Оттаяла, а он проснулся и снова пошёл чудить. Рукой на меня машет. Мол, закаляться надо, здоровье в холоде проверяется, а я шапку снять не могу. Не думается мне в таком холоде. Пальцы не попадают по клавиатуре, чтобы написать доклад. А он лишь смеётся моим неудачам. Мол, к жизни я не приспособлена.
А мне обидно, но от слёз мало толку. Затвердевают в сосульки, и потом не докажешь, что плакала. Дедок скажет:
– Не проведёшь! В холодильнике моём взяла да на глаза повесила. Следователь я по самообразованию, не обдуришь!
А я что? Спорить с ним буду? Бессмысленное дело. Стоит на своём и с места сходить не собирается. Помню, раз поспорила. Потом за голову долго держались. Во всеоружии дедок. Откроет рот, и вихрь снежный поднимается. Вот руки и примёрзли, а без жестикуляций в нашем мире мало что докажешь. Нужен эффект убедительности, а так я выглядела напуганной и замёрзшей.
Из-за поднявшейся бури он ничего не услышал и, обидевшись на меня в очередной раз, ушёл в комнату по соседству. Заперся и уснул. А я выдохнула и пообещала сама себе: никогда с ним не спорить. Всё-таки это я живу в его ледяном царстве.
Жду, пока чан с водой согреется, и наконец-таки смогу снять с себя день. Вода готова. Пришла мысль проверить кран. В кране уже есть горячая вода. А ведь посуда была помыта в холодной. Мозг закипает. Просто дичайшая несправедливость.
На стёклах пыль и грязь собрались потолковать о забывчивых людях. Как только собрание стало явным, я тут же принялась за уборку. Окна пришлось открыть. По-другому никак. В решётках паутина висела обрывками. Ветер раскачивал её. Мёртвая муха нежилась на персональном гамаке. Недолго, впрочем. Но дело не во времени, а в его перспективе.
Если помыть парочку окон, то так в рядах мойщиков окажешься. А может, окна лишь пропустят солнечный свет и особых перемен в жизни не произойдёт. Тут как повезёт.
Средство, которым моют окна, – это диковинная штука. То опрыскивает, то не опрыскивает – не поймёшь замысла. Скорее всего, это изобретение нужно, чтобы хорошо провести время с родным человеком. Невероятно весело, когда чудо-средство взяло да самоуничтожилось, в этом есть своя прелесть. Квартира залилась смехом, и уже нельзя было отмыть её от веселья. Всё перепачкалось хорошим настроением. Даже Дубак пару раз улыбнулся.
Пришло осознание: это всего лишь наваждение, а я уже успела погрязнуть в суете. Рутина сожрала меня. Нужно выбираться, но для начала поговорю с Дубаком.
Однажды непозволительно атмосферным вечером не признала дедка. Окончательно разубедилась в его холодной сущности. Уж больно не походил он на свирепого вершителя холодных зим. Что-то в нём начало таять. Об этом мне говорило всё: его улыбка грела меня, а истории не вызывали дрожи, голос его переменился. Стал благозвучный и доброжелательный. Что ж это сделалось с Дубаком? Всё прояснилось.
Его всего лишь так зовут. А в душе он также стремится к теплу. И холод для него такая же напасть. Значит, дедок и не Дубак вовсе. Придумывать новые имена – это не по моей части, поэтому запомните сами, какие перемены с ним произошли, и продолжим.
Тёплый вечер принёс неподдельный восторг от разговоров и горячего чая. Каток начал таять, я даже сняла носки. Шапку ещё боялась снять: мало ли какие перемены будут. Так что я была настороже, но, впрочем, зря.
Радостно от того, что я не одна в этой иллюзорно созданной зиме, и я решилась спросить:
– Дедок, ты ведь не настоящий?
– Правда, что ли? Ну и ладно, теперь мало кто вообще настоящий.
– И тебя это не волнует?
– Тебе бы об этом говорить. Ты ведь, внучка, и сама не особо настоящая.
– Это как? Я живу, даже мгновения ловила. И знаешь ли, это всё вполне реально.
– Реально, но не вполне.
– Это как понимать?
– А так и понять. Сейчас ты цепляешься за жизнь. Сама же от неё отказалась.
– Я? От жизни? С чего бы это?
– Неужели не помнишь, как проклинала весь мир?
– Нет.
– И не надо помнить.
– Подожди…
Кухонный стол рассыпался на части. Лицо деда отдалилось. Много воды. Глаза. И меня смыло.
Последняя капля высохла. Оказалась в новой иллюзии. Кинотеатр. Я – единственный зритель. Кто-то включил фильм. И слова зазвучали в просторном помещении:
– Есть люди с недостатком знаний. Они смотрят на вещи просто. Эти люди – настоящие знатоки жизни. Почему их обходят стороной? Боятся заглянуть в глаза и спешат уйти, прежде чем с губ сорвётся слово.
Человек в чёрном ходит с озадаченным лицом. Молчит. С первого взгляда суровый, а душа сжалась. «Я тебя помню», – сорвалось с его губ. Он вспомнил во взрослом мужчине юношу 18лет, которого видел когда-то.
Он рад ему, хоть тот совершенно отстранён и не выказывает такую же радость. В ответ мужчина вскользь улыбнулся и махнул рукой. Дальше диалог оборвался.
Когда встречаются два разных мира, они отталкиваются друг от друга, и каждый продолжает идти в своём направлении. Мужчина занялся домом, а я, человек в чёрном, занялся улицей. Снова принялся изучать тишину.
В деревьях я узнавал махающие руки, а улыбки мерцали огоньками, которые отсвечивались от фар. От них бросало в холод. Сколько я уже гуляю? Не совсем важно, ещё не все отзвуки тишины мною исследованы.
Часто выхожу под козырёк к подъезду посмотреть, что происходит. Как капает дождь. Как спешат люди.
Люблю заглядывать в окна. Выясняю, есть ли несчастные. Когда вижу грязные, побитые окна, во мне умирает надежда. В них свет никогда не горит, и от этого делается мрачно. Хочется запереться в комнате, включить свет. Взять сачок для ловли световых существ. Затолкать их по банкам и раздать нуждающимся. Но если на моё «привет» люди начинают спешить, то, увидев в моих руках светящийся предмет, наверняка начнут убегать.
Может, это всё мой чёрный костюм? Назавтра оделся во всё белое, но всё напрасно: такие же спешащие люди, делающие вид, что меня не существует. Вроде бы свыкся с мыслью, что для окружающих я призрак. Но порой хочется взвыть от тоски. Легче было бы ужиться с волками. Там стая. Один за одного. А тут каждый за себя. Невыносимо.
Мне надоело быть сторонним наблюдателем. Я вошла в кинокартину. Завидев Чёрного человека, я поняла, что моей первой мыслью было убежать. Стянутая кожа на его лице внушала неподдельный ужас. Чёрное одеяние будоражило сознание, создавая самое кошмарное развитие событий. Вот-вот моё прошлое убьёт меня, спрячет труп у ближайшего дерева. Поэтому, недолго думая, я спряталась во тьме и начала наблюдать за ним. Чёрный человек забежал в свой крохотный домик, а выбежал ослепительно белым. Посмотрел по сторонам и, убедившись, что ничего не изменилось, тяжело опустился на лавочку неподалёку. Грустный вид вызывал жалость, а понурившиеся плечи так и говорили: «Наш владелец окончательно отчаялся».
Решительности, чтобы подойти и подбодрить несчастного, катастрофически не хватало. Сделать выбор мне помог всего один поступок, который он совершил совершенно отчаянно и щедро. Чёрный человек в белых одеяниях достал из карманов своей светлой, как оказалось, души светлячков и выпустил их во тьму вокруг себя и даже туда, где она до него не дотягивалась.
– Осветите путь одиноким людям, – тихо произнёс он.
И я больше не смогла прятаться, словно мотылёк, выпорхнула и полетела на свет. Поймала светлячка и бережно посадила на волосы. Приземлилась около лавочки и с воодушевлением протянула руку Белому человеку, которого так слепо отнесла в разряд чудовищ. Он живо схватит её и мягко поцеловал.
– Здравствуйте, сударь! Отчего вам так грустно? У вас что-то случилось?
– Не у меня.
– А у кого же?
– Мне искренне жаль вас, извините, что не сумел довести вас до дома. Вы сами выскочили из поезда вместе с теми тараканами. Припоминаете?
– Но все выходили.
– И вы подумали, что это ваша остановка?
– Я была напугана. Так это были вы, я не могла разглядеть лица.
– Да. Я не смог.
– Всё хорошо.
– Нет. Ваша душа уже слишком далеко. Тело начинает забывать её.
По моей щеке покатились слёзы. Они превратились в Океан. Я утонула и оказалась в следующем наваждении.
Снежная тропа очаровывает запахом, леденящим не только нос, но и захватывающим всецело в свои морозные объятия всё моё существо. Не желая меня отпускать в мир людских теней. Там, где вечно веет холодом, и ветер по-особенному будоражит тело. Всем своим нутром хочется нежности и обычного горячего чая. Что я, собственно, сейчас делаю? Держу в руках пластмассовый стаканчик с необходимым сердцу теплом.
Скучаю по людям, таким, как я. Тянусь к воспоминаниям, к прошлому. Иногда возникает странная мысль, что прошлого не было. Всё придумано мной. Даже то, что я сейчас вижу, так правдоподобно выдумано. Снежинки падают на мои щёки и не тают. Ложь. Такого не может быть. Снег всегда источал холод. А сейчас он пустой. Потерял смысл. Мои же щёки, холодные и никем не согретые, не всегда были такими.
Мир собран из кусочков льда. В моих силах согреть их и утонуть в Океане. Вместо этого я стою у небольшого склона и наблюдаю, как маленькие огоньки города утопают в черноте. Купаются в кратере неизвестности, сияют так выразительно, так волшебно, как звёзды на небе. Создаётся впечатление другого измерения, где мысли не стоят на одном месте. Они рвутся познать мир.
Мало кто останется с тобой в зиме смотреть на падающий снег. Точнее, один точно останется, и это будет стакан чая в твоих руках.
Этот чёрный человек грустил из-за моего одиночества. Неужели я умерла, а никто не заметил? Не заметила я сама?
Пальцы скользили по стакану, обжигаясь горячим содержимым. Я одна посреди мороза, и не надо делить его с кем-то, с тем, кто видит только зиму, а не краски. Стою и начинаю верить в то, что счастье всё-таки есть. Его не выдумали: мне хочется жить!
Проходит мгновение – я не чувствую ничего. Ни холода, ни жара. И понимаю: я действительно умерла. А то, что сейчас происходит – всего лишь остатки сознания с примесью воображения.
Природа – многочисленные зеркала, в которых отражается Вселенная. Я смотрю вокруг и не вижу своей.
Солнце гасло, оставляя лишь точку света, холодную и безжизненную. Склон превратился в заснеженную гору. Погода портится. Надвигается лавина. Когда участвуешь в иллюзии, постепенно лишаешься сил и, обречённый на никчёмно сыгранную роль, опустив голову к земле, снимаешь маску, да так, чтобы никто не заметил, что она и в самом деле была. Кажется, сейчас я умру вновь.
Наваждения напоминают вспышки воспоминаний, которые путаются с реальностью, поэтому так сложно разделить, провести границу между ними.
В тот миг, когда мне нечего было терять, я обрела всё. Когда перестала убегать, лавина решила остановиться. Мои действия её обескуражили и заставили опасную стихию остановиться.
Лавина превратилась в жертву. А я стала авантюристкой, которая не боится оказаться под завалами снега. И я крикнула обескураженной стихии:
– Давай сыграем в снежки!
– Но я не умею, – только и сумела прошуметь она.
И тут же превратилась в ровно лежащий снег, который боялся пошевелиться под моим взглядом. Присела на снег и взглянула в светлеющее небо.
Снова видение:
– Горсти ромашек вполне достаточно. Из неё я заварю нам чай.
– Ты жалеешь денег на обычный, в пакетиках?
– Нет. Мне захотелось вспомнить вкус лета.
– Может, ты всё же поставишь их в вазу?
– Ты всегда такой правильный или только по понедельникам?
– Всегда.
– Нам лучше больше не видеться.
– Да пожалуйста! Выметайся!
Я поехала на машине. Его глаза – последнее, что я увидела, когда утонула.
Самый сильный отпечаток хранят воспоминания. И, вырываясь наружу, рушат всё вокруг. Жизнь во второй Вселенной – снисхождение, о котором я не просила. От меня не ждут согласия или протеста. От меня ничего не ждут. Живи и радуйся, что хотя бы понарошку жива. Меньше думай.
– Обрети смирение, – шепчет Океан.
Вдруг зима разлетелась. Наваждения превратились в сгоревшую бумагу, которая горсткой пепла уместилась в моей ладони. Вселенная, в которой я жила и ловила мгновения, была сном, и из него нужно выбраться. Не желаю больше зависеть от покоя. Жажду понять прошлое.
Сомнения испарились вместе со страхом потерять то, что есть. Я вошла в тёмный коридор, до краёв заполненный Океаном. Тут есть пространство с сумрачной тёмно-синей водой, которое мечтает завладеть моей душой. Нужно лишь робкое согласие.
В последний раз я была здесь в самом начале до появления во Второй Вселенной, когда искала выход из тьмы. И вот теперь снова вхожу во мрак, чтобы вернуться туда, откуда пришла.
С появлением первых лучей немого солнца день решил потеряться. Идёт снег в октябре. Пепел падает с неба. Зло овладевает временем.
Отмахнуться от чувства беспомощности невозможно. И мне вдруг захотелось утонуть. Оставить позади границу, удерживающую меня между жизнью и смертью. Даже если за чертой меня будет ждать забвение.
Погода портится, погода чувствует свою власть. Она подыгрывает Океану, помогает овладеть мыслями.
Душа пытается взглянуть на происходящее издалека, не участвуя в столкновении с Океаном, но без битвы не бывает победы.
Если понять утраченное прошлое, можно вернуть себе гармонию в настоящем. Нужно заглянуть ему в глаза и принять изменившихся себя и мир. Разрешить знакам повести подчиниться душе мира. Впустить её в своё сердце. Верить, что ты живёшь не зря, что есть для кого открыть глаза.
Я устала быть обманутой собой. Устала чувствовать, что у меня нет пути. Вокруг тела начала кружить душа. Я увидела себя в больничной палате.
Время не вернуть. Дописать жизнь или зачеркнуть в ней пару абзацев невозможно. Отредактировать никак. Можно сколько угодно отказываться от происходящего. Стараться забыть, что идёт счёт дней.
Пришёл час, когда мысли развеялись, словно туман, и я увидела действительность такой, какая она была, есть и будет.
Время существования Второй Вселенной грядёт к своему логическому завершению.