Ругающийся начальник уже во всю топал и рычал, пытаясь отыскать молодого погонщика. Он единственный, кто заправлял и разбирался в вопросе верблюдов, а потому именно он и должен был подвести одного такого на продажу.
— Где вас носит? – прорычал он, взглядом провожая погонщика и Ата.
— Мы ходили за верблюдом, — коротко ответил он.
— За идеальным верблюдом, — поправил юношу Ат. – Ведь наш гость, как человек приближенный ко дворцу, не пожелает видеть подле себя обычного верблюда, я верно говорю?
— Мне – все равно. Главное, чтобы ноги было четыре и все они двигались, — ответил пришелец, не сводя взгляда со стороны, откуда он прибыл и добавляя свои какие-то армейские распальцовки.
— Так или иначе, а хороший продавец должен постараться ради своего клиента, — голосом знающего верблюжьего торговца завел Погонщик, чем заставил Аллата задуматься.
Произнеся свои слова, юноша отошел немного назад и щелкнул пальцами, подавая сигнал тому пареньку, что стоял справа, чтобы он привел товар.
Ни минутой позже взору собравшихся предстал великолепный верблюд. Гнедой, как и было во сне Ата, с немного рыжеватыми ушками и чистыми, ясными желтыми глазами. Более дивной красоты еще поискать. Тут даже у, и без того немногословного гвардейца, челюсть отвисла. Не удержавшись Аллат подошел ближе и с детской осторожностью погладил верблюда по его щетинистой морде. Верблюду такое внимание нравилось и он спокойно стоял, дожевывая свой ужин.
— Красивый зверь, неправда ли? – улыбнулся погонщик.
— Правда, — ответил капитан, — А сколько ему лет?
— В следующем месяце исполнится шесть лет, — без запинки ответил Погонщик, все больше гордясь собственным ремеслом.
— Хорош, — согласился военный, — Но вот окрас… У вас точно нет другого?
— Есть… — было завел вождь, но юноша поспешил его перебить.
—…Все беременными ходят…
— Прям все?
— Прям все!
— Ну, я даже не знаю…
— Уважаемый, — завел парень, стоящий у верблюда, заготовленную заранее речь, — Можно спросить, что Вас в нем смущает? Только ли окрас? А хотите наш поселенский колдун Вам погадает? Тревоги, так сказать, прогонит…
— Что? А тут такой есть? – разом удивились и вождь, и гость.
— Да, он большой мастер в чтении чужих душ. Спросите кого хотите : любой житель селения сможет Вам это подтвердить.
— Прям любой, — засомневался было Аллат, и осмотрев присутствующих, указал на одну хрупкого вида старушку, — Чудесная женщина, как твое имя? Давно ль тут живешь? Можешь сказать правду ли говорит этот паренек?
— Да… Да, меня зовут Катина и живу я здесь сколько себя помню. Паренек дело говорит. Наш Ат чудеса часто видит и еще ни разу не ошибся.
— Э? Что ты такое мелишь, бабка! – крикнул ничего непонимающий вождь.
— А разве неправду она говорит? – злобно зыркая на мужа, мягко поинтересовалась его женушка. К слову будет написано, что в этот момент при ней находилась приличная на хват сковорода.
— Нет, что ты, — крякнул лидер, затухая со своим бунтом еще в зародыше.
— Что ж, тогда приведите этого умельца. Так уж и быть, послушаю. Все равно ночь еще только впереди. Времени у меня полно.
«Ишь как разговорился», — подумал колдун Ат, — «С детства о таком верблюде мечтал что ли?»
Из толпы покорным шагом вышел, упираясь на узловатую клюку, мужчина с повязкой на глазах. Увидевший его Аллат более и не сомневался в его способностях и даже на миг позабыл, что видел мужчину гораздо ранее.
Ата представили и им с капитаном вынесли два стула, чтобы колдун селения мог спокойно прочитать судьбу гостя.
— Могу я попросить вещь, которая напрямую связана с целью твоей покупки? – обратился он к Дазе, предусмотрительно протягивая обожженную молнией руку.
— Наплечная бляха подойдёт? – с легким благоговением уточнил военный.
— Да, если этот верблюд послужит тебе для защиты людей.
— Конечно же… — аккуратно открепив герб отряда, Аллат вручил его колдуну и всматриваясь в повязку осмелился спросить, — А ты слепой?
— Да, но смею надеяться, что выздоровею. Здесь очень хороший лекарь. С ним моя сломанная нога за неделю восстановилась, — помня, что лучшая политика – это честность, ответил Ат.
— Врешь! – подался вперёд восхищенный Аллат и вспоминая о гвардейском уставе, поправив самого себя, сел обратно.
— Вовсе нет, — сказал колдун, кулаком постучав по действительно выздоровевшей ноге, — Он умелец каких поискать. Поразительно, как старика Понтифа до сих пор в столицу не увезли.
— Как ты сказал его имя? – напрягся военный.
— Понтиф, — спокойно повторил Ат.
— Так ведь он был Имперским знахарем. Не одно поколение императоров и императриц принял и проводил, — вытаращившись выпалил Дазе.
— Аааааа? – тут уже и толпа смолчать не смогла.
— Вот как, почему-то я не удивлен, — улыбаясь произнес колдун, — Давай возвращаться к твоей судьбе. Скажи, Аллат Дазе, капитан имперской гвардии города Энисс, какой ты человек?
— Что?
— Может ли верблюд моего друга полагаться на тебя на поле битвы также сильно, как и ты на своих сослуживцев? Сможет ли он быть гордым верблюдом лишь потому что он носит на своей спине именно тебя? Сможет ли он с гордостью носить именно твою сбрую? Невзирая на его окрас и россказни о переменчивой удаче, сможешь ли ты назвать его своим скакуном?
Ат задал очень правильные вопросы и попал в очень правильные точки. Сам до конца не понимая, что несет, новоиспеченный колдун селения с толком разыграл полученные от паренька справа карты.
Честный и добрый военный, капитан своего отряда. Человек, ставший невольным заложником собственного направления. Гвардейцы придворцовых городов не могут участвовать в сражениях за своего императора, а этот малый должно быть рос с представлениями о героях и воинах. Это было понятно из его речи, походки и рассказа паренька, относительно прошлой зимы и происшествия с заблудшими торговцами. Иные гвардейцы попросили бы неименитых торгашей из города. Этот же помог устроиться на ночь, еще и с поиском прилавка небось помог. Такие люди на дороге не валяются, а потому Ат и попросил Погонщика привести его лучшего верблюда. Не в обиду Корсаку и Зосе будет написано, что этого гнедого тренировали как никого из стада. Под напором принижений со стороны сородичей и дискриминации со стороны суеверного общества, он вырос идеальным воинским скакуном, способным снести и пережить что угодно.
Если Аллата правильно убедить в их с ним совместимости, то гвардия получит капитана уверенного в себе и в том, чего он хочет добиться в жизни. Капитана, скачущего на любимом звере.
— Как правильно ты это спросил, — опустив голову с грустью произнес военный. Чем малость обескуражил собравшихся, — Мне, по правде говоря, ну…все равно. Был бы он хоть зеленым, так главное чтобы бегал, но вот… Гнедого окраса… С детства о таком мечтал…
— Так что же мешало завести темного верблюда.
— Во-первых, они редкие, во-вторых… Это… Забыл… А в-третьих, мама верила во всякие нелепости, ну и меня им научила. Темные цвета и все, что из носит, в Пустыне – считай что злой знак. Неудачи в любви и хворь близких еще так… Цветочки…
— Переменчивая удача, я угадал?
— Как ты… Ах да… Да, ты прав. Вот только скажи, что за россказни о ней ты увидел?
— Могу я осмелится упомянуть, что ты находишься при хорошем чине в гвардии?
— Да, я капитан и…
— Нет, то дела твоего отряда. Помимо этого есть еще один чин правда?
Заслышав об этом толпа резко перевела взгляд с колдуна на военного. Тот долго жевал губу. Видимо информация не должна была покидать стен дворца. Поразмыслив с минуту и еще раз подумав капитан спросил :
— А я могу быть уверенным, что ты об этом не обмолвишься? У меня конечно есть меч, но не хотелось бы применять его в таких целях.
— Считай, что я песочная дюна.
— Да, ты прав, — произнес капитан, делая свой голос на тона тише, — Мой начальник недавно стал заводить разговоры о каком-то заоблачном повышении. Вот только… Не сильно я ему верю. Не хотелось бы сплетничать…
— Никто никого тут не осуждает…
—…Во дворце становится неспокойно. Особенно с тех пор, как поменялся советник в императорской ложе. Мерзкий тип, острый на язык и ум. От таких только беды и ждать. Прежний был малым лучше, но хотя бы со своими глупыми приказами редко показывался…
— Соглашусь. И что начальник?
— Начальник послал разобраться с бандитами, что в местных землях разбой учиняют, а они возьми и замани меня в ловушку. Показывают запертую в клетку девушку, лишают коня, а потом оказывается, что эта девчонка – их сообщница.
— И ты потерял коня? – горько покачал головой колдун, — Горько, Аллат, горько… Как звали хоть коня?
— Фаяр…
—Рассвет… Ах, как скверно-то…а верблюда как назовешь?
—Фахм…
— Уголь? Интересное имя… Ну да ладно, главное, чтобы ты его любил и уважал. Как брата уважал, правильно?
— Есть. Вот только… Ты так и не поведал о будущем… Я что…умру?
— Что?! Нет, брось. Глупости какие. Умрешь, когда сам посчитаешь нужным, а пока… Заглянем подальше… Хммм, — напрягая голос и морщины лоб, протянул колдун, — Чую, что повышение твое не будет столь удручающим. С ним ты получишь больше свободы, чем думал, а за твои качества как лидера, ты – Аллат Дазе, получишь признание, которого так заслуживаешь. Тебе лишь нужно немного подождать. Сможешь?
— Конечно! Спасибо большое… — произнес капитан и громко рассмеявшись «выдохнул», — Я уж думал ты шут какой. Глупостей про скорую женитьбу наплетешь или заграницу меня куда пошлешь. Что мама, что подчиненные – всегда мне этого желают. А ты нормальный, ты настоящий мужик, — добавил военный, с силой похлопав колдуна по плечу.
— Всегда пожалуйста, — крякнул тот, приседая в стуле от силы ударов.
— Век буду обязан. Если занесет в Энисс – смело обращайся за помощью. И кстати, верблюд отменный. Я многих повидал, но не обо всех могу такое сказать. Послушай погонщик, — обращаясь к молодому караванщику, завел Аллат, — А ты не думал продать еще парочку своих скакунов? Мне для гвардии надо.
— Думал, только вот нас не пускают на хорошие базары.
— Это еще почему это? – багровея от злости на глазах, вспылил капитан отряда гвардии.
— Потому что мы взятки не даем, — честно ответил юноша.
— Ах они взятки берут, — понимающе и с готовящимся ударом по шапкам, протянул Дазе, — Ах я им устрою… Я покажу им куда кусты перекати-поле относит-то ветром! Все я решил. Верблюда – покупаю, да взамен за хорошее будущее – беру вас под свое начало. Доведу до честного посредника. Продадите там столько верблюдов, сколько у них будет людей увести их!
— У нас еще овцы и куры есть, — послышался робкий голос из толпы.
— А еще вязанные из шерсти вещи хорошие есть… Много, хоть на продажу, хоть маме, — послышался второй.
— И глиняные горшки мы хорошие лепим, и удилища отличные делаем, и молочные продукты отменные, и кактусы закатывать умеем! …
Со всех сторон, изо всех концов толпы стали доносится голоса людей, которые действительно хорошо занимались своим ремеслом и год от года лишь оттачивали его. Предложения все поступали и поступали, а довольный своей маленькой хитростью Ат сидел и улыбаясь словно кот, что свистнул с имперского стола вареную сосиску, тупо пялился на небо. Он знал, что ничего не увидит через повязку, но понимал, что там наверху – звезды, и что они тоже смотрят на него, и что они невероятно красивые. Отвлекшись от приятных дум, самопровозглашённый колдун почувствовал чей-то взгляд.
«Должно быть дорогой друг ухмыляется и благодарно смотрит на меня, удивляясь, что затея сработала. А что тут такого. Я не вижу в наших словах лжи. Он – человек хороший и его повышение точно будет удачным, а похвала… Она всегда находит своих героев. Что же касается моего любимого селения, то я сам слышал и чуял насколько сильно все они стараются. Пропитанные кровью и потом старанья нельзя просто списывать со счетов. Даже если его покровительство не сработает… Погонщик продал невезучего верблюда. Это уже что-то. Плюс – хорошего человека узнали. Такие в Пустыне редки, как и естественный природный дождь».
К тому моменту, как рассказы и предложения селян закончились – наступила глубокая ночь. Нашел сумрак какой ни одна масляная лампа не сможет рассеять. А потому гостю предложили остаться до утра. Ну он и согласился.
Аллат также лично отметил, что в селении собрались сплошь мастера и умельцы, и пообещал устроить на базаре всех. Удачно, что скоро зима. Не за горами новая торговая вылазка, которую селение устраивало каждый год.
Капитана Дазе накормили до сыта, ему постелили в доме вождя и до того, как все разошлись спать, он слушал да не мог наслушаться историй, что полнились и ширились загадками и чудесами. А ему и самому было что рассказать. Военного малого не обделили вниманием : дети с упоением слушали боевые сказки, что знавал Аллат в детстве, из-за которых и решил вообще пойти в армию; женщины с наслаждением слушали истории его тренировок, мысленно раздевая капитана или представляя его с блестящим от пота оголенным торсом.
Даже старикам и старушкам было чего наслушаться от гвардейца с чистым сердцем. Несмотря на погоны и медали, что так радовали его престарелую матушку, нигде еще Аллат не был столь желанным гостем при звании. Капитан долго и много говорил. Он по-настоящему радовался, что не приходится восславлять и пустомелить за чье-то имя, что ему не обязательно держать кривую ухмылочку, дабы порадовать чью-то знатную особу, что девушки румяные смеются не потому что он качок безмозглый (тут именно поэтому), что дети не видят в нем оковалка с палкой и на ишаке, которому приходится защищать дворец, что в глубоком простонародье давно кликали выгребной ямой.
В этом селении Аллат Дазе мог откинуть военный опыт, которого еще пока не было и просто посмеяться, как делают это простые люди; просто взять кружку хмельной бражки и напившись как беспардонная свинья гоготать до рассвета, распевая с душевными людьми неразборчивые на слух и вкус песни.
Ведь о его неподобающем поведении знали только звезды и луна, а если кто-нибудь и рискнет заикнуться о случайно самим собой устроившемся выходном капитана, то тому смельчаку большая удача рассказать об этом хоть одной живой душе.
— У меня меч… Ик… Огромный… Просто гигантский, — вполне двусмысленно выразился капитан после десяти кружек бражки.
Как понимать и о чем думать – было делом сугубо личным для каждого селянина.
Молодой погонщик, не желавший тратить юность на распитие неизвестно чего понятно с кем, взял румяных лепешек, крынку кефира и побрел искать лучшую компанию. Нашел он ее в отдалении от веселья. Ат тихо сидел сложив ноги и думал. Думал как весело и легко все устроилось.
— Вот ты где. Заставляешь же ты себя разыскивать, — шутливо произнес караванщик, ставя кружку и тарелку рядом с Атом, — О чем мысли мыслишь?
— Привет… Да так… Ни о чем…
— А если по правде?
— Интересно вышло с этим сном… Я ожидал, что все плохо закончится.
— Это из-за сна о пожаре?
— Нда… Сильно мы с тобой тогда пострадали… Меня до сих пор совесть грызет.
— Ты ни в чем не виноват, — успокаивающе отвечал юноша и глядя на свою правую руку добавил, — Мне мой шрам вообще нравится. Он на солнце похож или на звезду… Да, на звезду даже больше…
— Забавно. Еще ни разу не слышал, чтобы кому-то нравилось его увечье, — рассмеялся Ат.
— Почему сразу увечье, — надулся юноша, — Это просто шрам. Как бы то ни было, а весело получилось. Почаще прислушивайся к тому, что видишь…
— Ага, лично я не против. Главное, чтобы гибель моих родных и близких не снилась. А там – ладно…
— Я тут… Это… Спасибо, что все устроил.
— А?
— Мой верблюд выглядит счастливым с этим человеком. Знаешь, звери тоньше и лучше людей все понимают. Думаю, что Уголёк увидел в нем то же, что и ты…
— Я?
— Ну ты ж не с пустого места все это ему наговорил.
— Есть такое…
— Вот и я о том же… Он точно попал в хорошие руки и теперь будет жить на полную! Прям как мой знакомый колдун… Я погляжу селеньице тебе родным стало, раз ты и людей живущих в нем близкими называешь…
— Ну… Есть и такое… Давай до завтра что ли… Я пойду спать. Старик Понтиф должно быть заждался меня. Кто бы мог подумать, что у него за плечами такое массивное прошлое.
— Э? Уже? Так рано… Тебя нужно проводить?
— Неа, спасибо. Я запомнил дорогу. Если что – найдёшь меня утром, где-нибудь в придорожных кустах валяющимся.
— Ха-ха, тогда до завтра. Увидишь как я поведу караван в торговый путь, — гордо протянул погонщик.
— Да, здорово будет… Стой что?! …