О том, что и с кем произошло на окраине селения все любопытные знали еще к концу того же дня.
Диву даваться остается, потому как к битве новичка селения и черноволосого незнакомца люди отнеслись, если не с уважением, то с пониманием.
Его не навещали, его не трогали. Никто не приходил даже к лекарю на приём. Все терпели или посылали к нему самых тихих из детей, как посыльных. Потому что люди помнят тех, кто бился и кто пострадал за них. И пусть тут не совсем то, однако травмы Ат получил нешуточные.
—Легкие ожоги рук и ног, растяжение мышц, перелом двух ребер, скол трех зубов, легкое повреждение глаз и трещины в костях правой ноги, а ведь я даже ничего толком и не сделал, — тихонько рассуждал Ат, лежа на специальной (уплотненной) лежанке, наслаждаясь тишиной, что шла с улицы.
Еще десять минут назад ее не было. Шайка особенно настырных женщины, готовых порвать мужчину на куски лишь бы заполучить его себе, затем мальчик с выздоровевшей собакой, вождь и несколько обеспокоенных старичков – все они переживали поправиться ли человек, видевший во сне пожар, а в итоге спасший их от ужасного маньяка-убийцы. Чем именно для них он был таким ужасным больной не понимал (поскольку видели начинающего головореза только Ат и молодой караванщик), да его это не сильно и морочило.
Вот он и снова здесь… Здесь… Словно этих трех недель не проходило. Будто бы он вновь оказался в плену песков, а Погонщик вновь спас его ценой собственной шкуры…
— И когда только я отдам тебе долг, — в слух подумал Ат и не подозревая, что все это время его внимательно слушали.
— А тебе так важно отдать мне долг? – послышался из тьмы тугой лечебной повязки знакомый голос.
— Так же важно, как и желание, чтобы ты перестал меня пугать, — улыбнулся пациент со своей койки, — Хотя… Полагаю, я начинаю к этому привыкать.
— Ужас какой… Арсенал моих трюков редеет на глазах…
— Зачем ты тут? Заняться нечем?
— Какой ты грубый, — надулся погонщик, — Только вот улыбка тебя с головой выдает. Совсем не злой ты, Ат. Добрый ты… Добрый и глупый.
— Как рука? – спросил Ат, вспоминая слова друга.
— Болит. Понтиф сказал, что малость некрасивый шрам останется. У тебя, кстати, такой же должен появиться. Старик сказал, что тебе удалось повалить меня задолго до удара молнии и вся сила пришлась в наши с тобой руки… В мою правую и твою левую… Как-то так… Воооот… Раз ты цел… В общем и не очень… Я пойду проведаю верблюдов. Вчерашняя гроза их порядком напугала. Кто-то мог сбежать…
Молодой юноша уже собирался покидать больного, он даже направился к выходу, когда услышал опустошённые слова Ата и вместе с тем увидел его слезы…
— Теперь я точно останусь слепым…
Произнес он это так тихо, что не остановись караванщик – при всем желании не услышал бы их. А ведь они сейчас как никогда ценны.
Мужчины наивно полагают, что им нельзя прилюдно плакать. Будто бы так они проявляют постыдную слабость. Следуя этому глупому суеверию, Ат отвернулся от друга к раскрытому окну, откуда дул свежий ветерок и били тёплые лучи дневного солнца.
Сейчас Ату претил этот свет. Он давал ему болезненную надежду, которой парень не желал испытывать в данный момент. Жизнь просто человека во многом зависит от зрения, а лишившись его он останется должным не только Погонщику, но и всему селению сразу. Такая идея казалась ему в разы болезненнее пустых надежд или мечтаний. Ныне мужчине просто хотелось не морочится о чем-то. Он улегся в постели и попытался уснуть.
«Плевать», — подумалось ему последним, — «Так оно будет лучше…Быть может этим и должен был закончиться мой путь. Стабильностью…»
«А вот и старый добрый рассказ про двух существ», — подумал Ат, — «Сил придумывать эту глупую сказку нет, зато она решила мне присниться… Что ж, поглядим, что будет дальше…»
*
Научившись летать как птицы, двуногий и шестилапый чаще и дольше путешествовали, исследуя свет, который они сами до конца не понимали.
Что тут есть? Чего нет? Есть ли здесь кто-то помимо нас? – они не знали, но всеми силами желали узнать.
Однажды шестилапый очень долго сидел и ждал, когда из глубокой гулкой норы выскочит съедобный зверек. Он просидел так долго, что и не заметил как свет вокруг него преобразился. Гор стало в разы меньше, открылось пепельно-серое небо, с несметным количеством звезд и тремя лунами; выросло больше деревьев, возникло гораздо больше водоемов и открытых полян, схожих с той, где они с другом впервые учились летать.
— Как чудно, — произнес шестилапый, оглядываясь вокруг себя. – Вроде не спал, а как будто в новый мир попал…
— Он вовсе и не новый, — произнес подходящий ближе двуногий. Он тоже изменился, точнее за его спиной теперь кто-то прятался, — Здравствуй друг.
— Здравствуй, — эхом отозвался лохматый, — Смотрю ты наконец себе хвост отрастил.
— Неа, — покачал головой двуногий, — Я нашел ее здесь, пока ты следил за норой. Не знаю как она тут оказалась, но… Она мне нравится…
— Она? – не понял змей с человеческим лицом. – Кто она, друг?
— Моя жена, — коротко ответил двуногий и широчайшая улыбка растянулась от уха до уха на его лице.
— Долго же я просидел у норы… — пораженно произнес шестилапый, не зная радоваться за друга и удивляться увиденному.
Довольно трудно было привыкнуть к новому существу, однако так было веселее и с того момента они ходили втроем.
Новое создание было похоже на двуногово : у нее было мало шерсти, ходила она задних двух лапах, а передними двумя могла приготовить из любых продуктов невообразимо вкусные вещи. Из шкур съеденных зверей двуногая изготовляла нечто, что она с теплотой называла «одеждой» и «обувью». Эти вещи делали их жизнь проще, так двуногие реже ранились и могли дольше и дальше ходить. Что касается шестилапого, то двуногой очень нравилось расчесывать его длинную косматую шерсть, подаренным ее мужем деревянным гребнем. Так по ее словам лохматый выглядел «лучше» и «опрятнее», а после она могла и в косички его заплести и, встормошив, превратить в огромный комок пуха. Когда такое случалось, на весь свет разлетался ее звонкий прекрасный смех. Тогда и шестилапый был вынужден признать, что она милая, иначе говоря и он тоже любил ее, хоть и слабее двулапа.
Ее муж же и раньше был существом мечтательным, но после встречи со своей любимой женой начал задумываться о вещах, находящихся на иных ступенях мысли.
— А почему мы ходим без имен? – задался он как-то вопросом, когда все трое созданий сидели и придавались трапезе.
— Не знаю, — просто ответила двуногая.
— Друг, мне и так неплохо, — ответил шестилапый, со вкусом разгрызая кость загнанного им зверя.
— Да быть такого не может… Надо этот вопрос решать…
— А зачем? – упирался лохматый.
—Мне неприятно никак не обращаться к тебе, друг.
— А разве «друг» это не обращение?
— «Друг» это совсем другое! – надулся двуногий, — Должно быть что-то, что называло бы только нас и никого другого.
Загоревшись этой идеей, он поблагодарил жену за еду и понесся в неизвестном направлении, желая поглубже погрузиться в раздумья по новому волнующему вопросу.
— И часто так получается? – спросила удивившаяся двуногая.
— Довольно-таки часто. Он всегда находит о чем задуматься…
— Забавно, о тебе он то же самое рассказывал…
Многие встречи двуногая и шестилапый не видели своего мужа и друга. Очень долго они ходили лишь вдвоем, а потому смогли получше друг друга узнать, о многом поговорить, во многом сойтись и разойтись мнениями. Успев сдружиться, они и нашли двуногово. Или можно сказать, что он выскочил на них.
— Я придумал! – кричал он, — Придумал! …Придумал! …
— Мы его знаем? Неа… – сделав каменные лица произнесли закадычные друзья, — Не обращаем внимания…Согласна…
Подпрыгивая и по детски радуясь очередному открытию, двуногий принялся дергать их, упорно называя странные слова :
—Фира, Зух, ну поговорите со мной… Фира… Зух…
— Что ты сказал? – задумался шестилапый.
— Как ты меня назвал? Разве я не жена?
— Разве я не друг?
— Да и да… Это ваши имена. Я придумал их для вас и только для вас, — весело улыбался двуногий.
— А почему так? – задавались они оба одним вопросом.
— Ты – Фира, потому что такой звук получается, когда ты что-то шьешь, а ты – Зух, потому что с таким звуком ты спишь… Точнее дышишь во сне… Очень забавно и тебе идеально подходит! …
Остроумные двуногие задорно смеялись, а шестилапый усиленно соображал съесть ли их обоих или кого-то одного? …
«Тогда я останусь совсем один… Ладно, пусть еще немного поживут», — добродушно решил зверь.
Так или иначе, а теперь трое существ имели то, что Мир с весельем и гордостью назвал «именем»…
*
Когда Ат проснулся солнце вновь перевалило за полдень.
Если бы не открытое окно духота стояла бы страшная, однако пациента волновало лишь само солнце.
«Вот ведь противное – светит прямо сюда, даже понимая, что мне его не видно», — печально рассуждал он, прикидывая чем бы заняться. Чего точно ему не хотелось, так это сидеть и впустую думать о прошлом.
Невзначай создалось впечатление, словно несчастья обошли его стороной и теперь все может наладиться, и вдруг какой-то банальный случай вновь поверг парня в злополучный круг подъёмов и падений…
Мало-помалу его уверенность рассыпалась, таяла на глазах, как таит лед, открывающий весенние воды. Караван в его светлое будущее ушел и все такое…
Ушел? Да и шут с ним. Будет другой, и третий и четвёртый. На одном из них он уж как-нибудь найдет местечко и для себя!
Сидеть в четырёх стенах он давно отвык и хоть и помогать по селению ему временно запретили, а бездельничать было не в натуре выжившего среди песков.
Прислушавшись Ат понял, что старика лекаря сейчас нет дома, а значит и выйти размяться ему никто не помешает.
Накинув и подвязав свой расшитый пальмовыми листами халат, парень хорошо смочил акару из красивой полосатой ткани, что подарил ему кто-то из благодарных жителей селения, прихватил (на всякий случай) узловатую клюку, которую в последний из разов забыла милая старушка из постояльцев Понтифа, и набравшись решимости пошел покорять, успевшее забыться селение.
Снаружи домика лекаря стояла невозможная жара. Акару мигом высохла, а возвращаться внутрь и намачивать ее снова выходцу из неизвестного направления ой как не хотелось.
Пустыня клонится к осени, а потому ее погода постоянно меняется. Даже несколько раз на дню может приключится одно, а то и сразу несколько природных явлений. Старейшие жители поселения рассказывали, что в их молодости бывало нередким видеть песчаные дюны, покрытые высоченными сугробами, а бывало такое, что при ясном летнем сезоне падали градины размером с хорошее куриное яйцо.
Буйные ветра и грозы, молнии и засухи, жара и ледяная влажность… Нда… Чем еще Гера может порадовать своих людей в будущем? С неба начнут падать киты и слоны?
«Надо срочно найти тень, а то я высохну как скорпион на камне», — высунув язык на бок, мыслил в край отвыкший от всего этого парень. Его мозг умудрился зачерстветь за те дни, что он провалялся в постели, и теперь собственные мысли шевелились как ленивые черви.
Все теперь чудилось Ату чужим и бесформенным. Дома множились обновленными запахами. Люди с сочувствуем сторонились, так еще и шушукались за его спиной не пойми о чем. Прежнее селение сбросило старый панцирь, открыв ему новую неузнаваемую суть. Кое-как он шел дальше, не разбирая дороги или путеводных объектов.
Часы спустя наконец отыскав просторную тень и стоящую рядом бадью со свежей водой он таки смог насладиться открытой улицей и прохладой.
Легкий бриз гулял меж домов, убаюкивая его шармом здешних мест. Малые пташки задорно пели свои трели, воспевая жизнь. Остывшая земля казалась такой мягкой и манящей, что прогульщик-пациент не удержался и прилег. Где-то неподалеку со вкусом жевали свой корм верблюды, запахи пряностей и старой соломы, напоминали ему о дорогом друге и любимых пустынных сказках, а дума уходила куда-то далеко… Далеко… Далеко за горизонт…
—…Надо же, и мысли не было встретить тебя здесь, — хмыкнул чей-то ужасно знакомый голос.
—… Невероятно, какой хороший сон, — потянулся мужчина, — В нем даже есть друг погонщик…
— Ат, просыпайся. Ты лег прямо у моей будки. И к слову, пьешь ты воду для верблюдов.
— И что же? Она отравлена что ль? – расстроенный, что придется подниматься в жару, ответил он.
— Чур тебя… Лучше скажи что ты тут делаешь?
— Вышел прогуляться, — сложив губки бантиком, протянул Ат, — Только старику- лекарю не говори. Умоляю. Он меня тогда веревками к постели привяжет…
— И правильно сделает. Эх, а ведь это все делается для твоего же блага. Думаешь ему нравится смотреть как люди калечатся или болеют?
— Нет конечно…
— Ну а что с тобою тогда творится?
Погонщик звучал обеспокоенно и хорошенько подумав, Ат сказал :
— Не могу я вечно сидеть там и жалеть себя. Хочу на волю! Хочу любоваться на красоты этого края, есть вкусности и ни в чем себе не отказывать! …
— Но… Ты ведь не забыл, что вновь носишь эту лечебную повязку? – склонив голову набок спросил молодой караванщик.
— Конечно же не забыл… И что могу остаться совсем слепым тоже… Однако…
— Что же? …
— Не хочу остаться слепым душой! Всякий глупец может канючить о своем горе и лишь некоторые попытаются смело жить дальше. Смею верить, что я второй тип.
Ат давно закончил свою пламенную речь, а Погонщик все внимательно смотрел на него и думал : можно ли верить человеку, изрекающему такие громкие слова. Серьезно поразмыслив, юноша опустил корзинку, что так старательно куда-то нес и поддерживая бойкость своей находки ответил :
— Ладно… Вроде сам себе ты веришь. Поверю и я тебе. На первый раз… И конечно – старику Понтифу тебя сдавать не стану, только и ты постарайся ему не попасться. Увидит – прибьет.
— Обижаешь, — хмыкнул пациент с клюкой.
— Слушай, — произнес караванщик с азартным огоньком в глазах поглядывая поверх крыши своей будки, — Хочешь пойти в место, которое быстро поднимет твое настроение?
— Э? А такие тут остались? Мне казалось я все здесь облаз… Обошёл…
— Нууууу… Парочка мест точно осталась. В моем доме, к примеру ты не был, а еще осталось поле, что местные называют Сативусом или Полем Щуды… Ароматное местечко, тебе понравится. Но сперва… Надо намочить твою акару, а то… На ней уже лепешки можно смело жарить без масла…
— Вот же блин! …Воды мне, воды! …
— Стой смирно, иначе оболью! …
Еще почитать:
Перед встречей
Ты мне не братишка — Глава 2
«Город»
Школа шиноби. Книга первая. — Глава 50. Околдованный тобой.
«
»
