Пару дней спустя Незнакомец вновь выполнял поручения по селению. Сколько бы он не ходил, а мужчина всякий раз поражался до чего же селение огромное…
Дом лекаря находился практически в самом его центре, однако даже так было трудно куда- или откуда-либо добраться.
«Вот доставлю эту приправу бабушке, что маринует плоды опунции и пойду исследовать пещеру, о которой мне рассказывал Погонщик» — думал тот, бодрым шагом преодолевая половину своего пути. – «Он рассказал, что там поразительной красоты голубые ракушки… Правда, если я сверну не в ту пещеру, то наткнусь на злобную стаю летучих мышей… Неприятно, однако выйдет…»
Пейзаж нежным образом менялся и хоть мой герой (пока что) и не может его видеть, это еще не означает, что я не должна его прописывать.
Лазурное небо покрывала ране-утрешняя персиковая дымка рассвета. Золотые облака со скоростью и обликом ленивых овец ползли вслед за бывшим пленником песков. В спину его подгонял приятный свежий ветерок, он же трепал отросшие по плечи темно-русые волосы и подол нового халата, что украшала вышивка из пальмовых листьев.
Пастбища с мелкой бледно-зеленой травой высились над его макушкой. И даже здесь имелось подобие оградки, чтобы пастухам было проще уследить за своими подопечными.
Все вокруг ворковало о пробуждении дня. Все само по себе пробуждалось и только- только готовилось к началу нового светлого времени. Над Герой возвысился купол мира и спокойствия, какое возможно только в первые – самые ранние часы утра.
Идущий по поручению мужчина мурлыкал себе под нос невесть откуда взявшуюся мелодию и наслаждался своей прогулкой. И пусть, что он не видел всего этого великолепия. Пусть что он слишком задумался и не услышал летящего куда-то в даль почтового ястреба. Пусть, что возможно он никогда больше не увидит этого прекрасного мира. Пусть. Ему вовсе и не важно видеть, чтобы жить.
Мужчина остановился на миг и просто дышал. Дышал так глубоко, насколько ему позволяли его большие легкие. Дышал глубоко, полной грудью вбирая утренний воздух, наполненный ценностью нового дня.
К моменту, как он закончил дыхательные упражнения, его уже пять минут как окликивали набежавшие со стороны селения дети.
— Дяденька… Дяденька-незнакомец… Слепой дяденька, — кликали они, дергая мужчину за рукава его халата.
Сказать, что бедолага посыльный перепугался – не сказать ровным счетом ничего.
— Ч-что случилось, — промямлил он, горестно сложившись пополам. У него крутило живот, ноги подгибались, да и сам он весь трясся.
— Дяденька, а что это Вы такое делали?
— Дышал.
— А зачем так сильно? Вы больной?
— Как грубо, — слезливо произнёс он, поочередно трепя детей по волосам, — Что-то спросить хотели?
— Да нет. Моя мама говорит, что Вы все равно ничего не знаете, поэтому и спрашивать бесполезно…
«Как жестоко…»
— А что тогда случилось?
— Больной дяденька, а Вы знаете какое Ваше имя?
— Нет, я совсем утратил память и понятия не имею каким оно было, — печально протянул он, зачем-то пафосно уставившись на восходящее солнце
—Да нет же… На старое имя нам плевать. Новое…Вы знаете, что Вам дали новое имя. Правда оно такое же глупое как и Вы, дядь! Это имя – Ат! Первый иероглиф как в имени Атиз! … Пока глупый больной дядя! …
Дети радуясь своей остроумной шутке побежали дальше, а Незнакомец так и остался стоять, раздумывая над новым именем.
«Ат, да? Что-то мне сомнительно, что там иероглиф как в имени Атиз…»
***
Незнакомцу нравилось его новое имя.
— Ат… Ааат… АТ… — любовно повторял он, меняя ударение и силу произношения.
Пусть даже его назвали в честь первого глупого человека. Пусть даже пишутся эти имена схоже. Пусть. Оно ему нравилось, ведь это имя выбирало все его селение.
— Что ж, — произнес он отправляясь в обратный путь со своего поручения, — Ат проживёт этот лучше вчерашнего, но не хуже завтрашнего!
Возвестив это он направился на поиски пещеры с голубыми ракушками.
«Моему дорогому другу они точно понравятся, а значит и проделанный путь не окажется напрасным! …»
—… А что ты тут делаешь? – вдруг нагнал его знакомый голос.
— Караванщик?! Яяяя… Кхе-кхе… А ты что?
—А я прямо с пастбища и гляжу ты возвращаешься от старушки Минс. Ее маринованные кактусы…
— Самые лучшие!! … — активно жестикулируя смутился Ат, надеясь сгладить некоторую глупость момента.
— Ха-ха… Точно… Это забавно. А что планируешь дальше?
— Нууу… Яяяя…
«Не могу же я честно сказать. Тогда он отправится со мной, а я хотел бы… Исследовать пещеру в одиночку…»
— Я тут все думал… Сказка об Атике и Атизе закончилась… Как-то очень уж мирно… И эти дети… Почему они меня сегодня искали только чтобы подразниться… Странно это…
— Что-что? Постой… О чем ты? Дети? Что они тебе наговорили? Ну я им устрою…
—Нет, я и не расстроился. Просто рад, что у меня появилось имя.
Улыбаясь данному факту Ат выглядел несколько опечаленным и, не знаючи как быть, просто стоял, наслаждаясь легким теплом солнца. Погода в кое-то веки унялась, не пытаясь спалить все и вся.
— Оу, да… Ты ж почти три недели прожил без него…нуууу…По правде говоря, сказка и правда закончилась по-другому…
— А? – отвлекся Ат, — А почему было не рассказать как есть?
— Там были дети.
— Врешь, другие истории были жестокими и ребята даже ухом не повели.
— Ну лаадно… Подловил… Там был ты и не хотелось пугать тебя этим…
— А значит подкрадываться и резко окликать меня не то же самое?
— Нуууу…. Неееет? … В общем… Ты ведь не знаешь о том, что Атика приходилась родной внучкой самому Аноду Мудрому – Ветру юго-запада?
—Допустим…
—… Надо будет уже и рассказать тебе про то, как у Ветров все устроено, — укоряя самого себя произнёс Погонщик, готовясь закончить сказ, — Атика с малых лет была его любимицей, а посему любая ее просьба, каждый раз, как внучка оказывалась в беде – ветер с юго-запада разил подобно острому клинку… И вот : она распрощалась с Атизом. Юношу проводили до подножия годы, откуда он своими силами добирался домой в полнейшем одиночестве, предоставленный лишь собственным мыслям и поражению. Женские отказы сильно вредят самооценке, особенно если ты гордец, каких свет еще не видывал. Сокрушенный царевич многие месяцы безвылазно просидел в своих покоях, не желая видеть ни слуг, ни родных. И вот, когда накал страстей (вроде как) поутих, в его окно постучался заблудившийся сокол. К спине птицы был приспособлен короб, в котором, не имевший к этому посланию отношения, человек обнаружил счастливое извещение о свадьбе. Царевна Атика времени зря не теряла и за время Его угрызений нашла своего суженного-ряженого – доброго юношу из дальних земель, что приезжал к ее отцу, дабы уладить какие-то земельные дела. Они были по-настоящему счастливы. Еще бы, два сердца, что нашли друг друга, встретившись по воле судьбы… Это так романтично… Однако я теряю нить повествования…
Царевич Атиз был вне себя от злости. Разгромив собственный дворец, он взял лучшего скакуна и помчался возвращать любимую невесту.
«Как ты смела так со мной поступить!» — думал он, — «Не позволю всякой дрянной девке вытворять подобное! Я царских кровей, а значит мне решать когда и кого унижать!»
Он был действительно зол, а человек в подобном состоянии способен на различные глупости. Незаметно пробравшись в комнату, где царевна готовилась к церемонии, Атиз прибегнул к угрозам :
— Да ты вообще знаешь, что я могу сделать?
— Уходи прочь, — спокойно попросила невеста. – Тебе здесь не место…
— Хорошо, — издевался Атиз, — А твой будущий муженек знает какая ты на самом деле? Все эти твои годы вранья? Все эти обманутые и униженные женихи – он о них знает?
— Нет, ему и не за чем, — коротко отрезала она, аккуратно вплетая в волосы цветок за цветком.
— Ооо, ты так в этом уверена, а если я просто спрошу у него? Думаю он не откажет твоему другу. А если же он не станет слушать, то я поведаю всему твоему народу, всякому, кто захочет это слышать насколько ты подлая особа! … И это будет прекрасной местью за твои гнусные поступки!
— Я бы на твоем месте этого не делала, — сохраняя самообладание произнесла царевна, собираясь выходить.
— А то что? – не теряя прежнего бешенства шипел юноша.
— А то плохо будет, а теперь извини… Мне к гостям пора.
Произнеся это она спокойно покинула комнату и веселилась в кругу семьи и своих людей столько, сколько это было возможно. Что же касается несостоявшегося жениха… Он закипая и пунцовея от гнева выбежал в след за ней. Юноша выкрикивал правдивые гадости, стараясь вразумить всякого встречного, но так ничего и не добился.
«Что же такое происходит? Они все оглохли или же просто игнорируют меня? Ведут себя так, словно я прислуга какая… Но почему же… Я ведь слышу свой голос…»
*
— Паникуя не на шутку, Атиз продолжал кричать в надежде выдавить хотя бы звук.
— И что же?
— Царевна ведь предупреждала его так не делать? Предупреждала. Глупец ее ослушался и поплатился собственным языком. Анод очень любит свою внучку и никогда бы не позволил злословить в ее адрес. Вот и все… Вся сказка
— Вот оно как… Нооо… Мне все еще не ясно почему дети решили меня подразнить?
— Видишь ли, когда на свете стало больше сказок и выдумок многие имена посчитали нарицательными, а какими-то заменили целые слова и выражения. Иероглиф «ат» и правда весьма обидный. Он несет смысл «немой глупец»
— В честь онемевшего Атиза?
— Именно, однако твое имя никак не связано с этим иероглифом. Дети недопоняли и стали радостно кричать первое, о чем додумались.
— А с чем тогда связано мое имя?
— Интересно, правда? Должно быть, ведь твоё имя – моя заслуга, – гордо заявил караванщик, задирая нос к верху, – Оно связано с одним из Ветров и историей о нем, однако об этом немного позже. Вожак говаривал, что хотел видеть тебя зачем-то… Поэтому, давай я тебя провожу!
— Но у меня дела! …
— Ничего не знаю! Надо поторопиться – не желаю идти в сумерках… Хи-хи…
Поручение вожака оказалось пустяковым и до конца дня караванщику пришлось умолять Ата о прощении за то, что он оторвал его от более важных планов. Ат, будучи человеком очень добрым отказывался от всякого извинительного слова, объясняя это тем, что ничего страшного не произошло и дела все равно могли подождать до завтра.
Сам про себя он же думал совсем обратное.
«Как жаль, что так вышло… Полагаю вожак и сам мог разобраться со сбором потухших углей, особенно учитывая, что парочка из них еще не была потухшей… Как же обидно… А ведь так хотелось исследовать пещеру. Теперь я еще не скоро попаду в ту часть селения, а самому туда идти будет очень долго… И все же как забавно получилось с финалом сказки… Я слышал обе концовки и обе из них сейчас кажутся мне бредовыми… Если бы всякого глупца или гордеца наказывали пропажей голоса, то добрая половина человеческого рода ходили бы молча… А что касается моего имени… «
« Твое имя – моя заслуга.. « — вспомнились ему слова счастливого караванщика.
«Надо же… Кто бы мог подумать, что у меня появятся друзья, которые так пекутся обо мне… Появятся? А разве раньше их не было? Совсем не было… Каким же человеком я ранее был? … Как задумаюсь об этом побольше – страшно становится… Ат, да? … Может старик лекарь знает откуда это имя? Надо бы спросить…»
К сожалению этому разговору не суждено было сегодня состояться :
— Сейчас разгар лета, температура постоянно скачет и престарелая часть нашего селения постоянно мучается с болями в суставах, а знаешь сколь много наших соседей с периодическими мигренями? – прикрикивал Понтиф, спиной налегая на не закрывающуюся дверь. Поток пациентов был столь стремительным, что он едва сдерживался.
— Но… Прошу, я просто хочу знать, что это за рассказ?
— Ат, освобожусь – объясню. Может даже саму сказку расскажу. Хотя тут мы с тобой сильно похожи : ты не можешь рассказывать истории, потому что ничего не помнишь, а я – потому что рассказчик из меня никудышный. Разве вы с погонщиком не дружите?
— Дружим, но…
— Вот, вот тут-то тебе и удачи, — добавил он в тот самый момент, как дверь окончательно не выдержала, а бабульки и невролгики свалились на него, задавливая старика числом и опытом по болям.
«Что ж… Значит подождем утра.» — хмуро подумал Ат, возвращаясь на свою половину лекарского дома. Он все еще не знал, где живет караванщик, а навязываться или искать дом по запаху – он посчитал неправильным…
«Ну вот вломлюсь я к нему, а он там ванну принимает или, к примеру, возится с чем-то постыдным… Я бы не хотел, чтобы в подобной ситуации меня кто-либо видел… Что же делать…» — раз за разом становясь более хмурым, рассуждал бывший пленник песков. Отчасти он прав. Если мужчина каким-то чудесным образом наткнется на его дом, то обязательно в самый неподходящий момент, а потому лучше сидеть на месте и ждать удачной возможности.
«Чем же мне тогда заняться…» — рассуждал он, и через закрытые веки наблюдал как покачивается и подпрыгивает легкий огонек свечи, реагируя на малейший сквозняк, коих по комнате ходило невиданное количество. – «Вечер свободный, старика навряд ли удастся расспросить с таким-то наплывом пациентов, сам я не устал и все же…А.. Могу я попробовать сочинить историю? Я, который я, мало что пока видел или узнал, однако жители были столь добры, что читали мне книги, найденные в шкафах и сундуках в селении. Так, а с чего начать… «
***
[Красное поле]
Когда-то давно, когда Гера еще не носила своего имени, свет покрывали горы. Скалистые, крутые, острые и безжалостные горы. О такие, что верблюд, что слон – обязательно поранили бы своих крепких шкур и ног.
Однако даже в таком свете жили и мечтали живые существа.
В начале их было лишь двое : одно могучее и похожее на змею, но с шестью цепкими когтистыми лапами. Оно могло спокойно карабкаться вверх и в бок, какой бы ни была гора. Рычало подобно грому, носило красный мех и имело человеческое лицо; другое совсем слабое, много говорило и часто удивлялось. Оно ходило лишь на двух задних ногах, однако старалось и постоянно ковырялось в скалах, будто бы желая что-то извлечь из-под них двумя передними. Это существо практически не имело шерсти, а его шкура была светлой и могла легко пораниться.
Покуда свет не был еще столь огромным, чтобы в нем было возможным потеряться, эти два существа часто встречали друг друга и все же ни у одного, ни у другого не возникало ни единой мысли при их встречах.
Продлилось это около сотни раз, пока то, что ходило на двух ногах не обратилось к шестилапому :
— Послушай, — сказало оно, — А разве тебе не жаль всех этих пропущенных моментов? Мы уже давно могли бы поговорить о чем-нибудь, если бы ты был чуть добрее.
«Что за глупость», — подумал шестилапый, — «Да и с чего бы мне это делать?»
— Чего ты от меня просишь? – поинтересовался он, укладываясь на задние две пары лап, а переднюю пару скрестив, как это обычно делают думающие люди, — Я не знаю такого и не пойму почему тогда ты от меня этого просишь…
— Как не знаешь? Ты не знаешь того теплого чувства, что возникает у меня при каждой нашей с тобой встрече? – расстроился двуногий, чуть ли не до слез.
— Может быть и знаю, но принимал это до сих пор за изжогу.
Шестилапый кривил душой, а все потому что нрав у него был не простой, а язык длинный до всяких злых шуток.
— Ты дразнишь меня, — плакался двуногий, — Раз ты такой чувствительный, что при твоем-то теле почувствовал изжогу, то я не отстану, покуда ты не узнаешь, что такое доброта.
— Что? Не-не надо! – перепугался шутник, едва завидев злобную ухмылку двуногого. – Весь ты какой-то странный и на меня не похожий… Не желаю я от тебя ничего узнавать! …
— Вот как, — удивился он, — А есть хочешь? Я нашел здесь чью-то нору. Может живущий там зверек съедобным будет?
Теперь уже шестилапому в пору было удивляться. В той норе и правда оказался зверек съедобный. Шустрый, верткий, малость жилистый, но в целом вкусный. Вместе поймав и съев этого зверька, двуногий и шестилапый отныне ходили вместе. Они многое обсуждали, во многом у них сходились мысли; часто они ссорились и откровенно выводили друг друга из состояния близкого к душевному. Нередко они кричали друг дружке нечто обидное и многие встречи подряд вновь не общались, однако все эти случаи кончались тем, что два существа шли в одном направлении, обсуждая какую-то жуткую нелепость.
— Вот смотри, — заявлял как-то раз двуногий, — Если я повисну на этом дереве головой вниз, а потом отпущу руки, то я зависну в воздухе! Разве не потрясающе!
— Конечно, вполне может быть, — саркастично вторил шестилап, — Но… Ты уверен, что так оно и сработает?
— Конечно же! – с огнем решимости в глазах отвечал двуногий.
— А ты это уже проверял?
— Нет… Когда тебя нет рядом у меня почему-то не выходит, но… При тебе… Все обязательно получится!
— Ну давай… Пробуй, двулап… Когда не получится и в этот раз, ты угостишь меня фруктами, что растут глубоко в кроне этого самого дерева.
— Можешь издеваться сколько влезет, — не терял уверенности он, ловко забираясь на ветвь.
«Ну чисто насекомое. Схоже с теми, что селятся в моем меху», — думал шестилапый, наблюдая за ловкостью двуногого, — «Странно, а ведь у него только четыре лапы, да и когтей совсем нет, а лазает не хуже меня…»
Забравшись и усевшись на средней ветке, двуногий с улыбкой победителя уставился на своего извечного собеседника, а тот благодушно помахал ему одной из своих лап, точно зная, что произойдёт и в этот раз.
«Сколько раз не повторяй, а все равно не выйдет. Лап слишком мало, чтобы вытворить нечто подобное. Я сам много раз пытался и все же… Только и могу, что ползать по земле, да карабкаться по скалам», — мрачно размышлял он, с теплым интересом ожидая сокрушительного падения.
Однако его не произошло.
Шестилапый зверь не мог поверить собственным глазам : существо, у которого было так мало конечностей, висело в воздухе. Двуногий выглядел так, словно и сам не ожидал подобного. Он неуклюже барахтался и перекатываясь через себя же, махал руками, как это делают молодые птицы, пока учатся своим навыкам. Быстро оправившись создание приняло облик еще более победоносный, чем прежде. Теперь в его взгляде плясали вызов и восторг.
— Но как… Как так вышло? – произнес шестилап, ошарашено подбежавший к дереву. Сейчас он уже не старался держать каменную маску эмоций на лице. Ее пересилил тот же восторг, что и его собеседника секунды назад, — Ты ведь падал. Всякий раз падал, так чем же этот раз отличается?
— Все потому что ты смотрел, — просто ответил двуногий, осторожно слезая по стволу дерева, — Извини, видимо фруктами мы полакомимся в другой раз.
— И что же, что я смотрел… Какая магия в этом?
— Скажи, ты верил, что у меня получится? Уверен, что нет. Знаешь ли, ты очень вредный и часто смеёшься, когда я падаю и зарабатываю ушибы и ссадины. Ты не скрываешь этого и меня самого смешат мои неудачи. Потому что именно так и надо с ними бороться, — горячо ответил двуногий и заглядывая в глаза шестипала добавил, — Однако я верил в тебя, пока ты смотрел за мною! Я верил, что ты веришь, что я не сумею!
Его фраза вышла на редкость запутанной, отчего даже шестилапый задумался.
— Чего? – только и смог он выдавить из себя.
— Я верил в тебя… А ты получается в меня не верил и это сработало… Так… Погодите-ка… Что-то я запутался, — запричитал двуногий, руками хватаясь за начинающую болеть голову. В этот момент смысл дошел до шестилапого и он не скрывая веселья смеялся так громко, что даже дальние от них горы затряслись.
— То есть ты… Сам был в себе не уверен, но отчего-то верил в меня? Зачем? Какой в этом был смысл?
— Смысл был в вере в друга, — сердито надулся двулапый.
— Но ведь не я на дереве лазил то… Стой… Как ты меня назвал?.. – недопоняв удивился шестилапый.
—Другом! – громко повторил он, — Слово такое сегодня придумал. Думал-думал как такое вытворить и слово само родилось, а потом я понял кто этот самый «друг» такой.
— И ты с чего-то посчитал, что друг это я? И совсем не подумал, что слово это может быть вовсе не добрым, а…обидным например.
— Скажи, ты обиделся? Нет, вот и все. Пойдем лучше рыбу ловить, я нашел тут неподалеку речку.
— Рыыыыыбу…рыыыыыба – это хорошо… Рыбу я люблю… Однако слово это какое-то липкое и противное… Я так тебя буду звать. Чтоб неповадно было. А, друг?
— Хватит издеваться, — пожалел двулапый, что вообще разговор завел.
Еще почитать:
Пифагореец — Глава 34. И снова здравствуйте!
Жизнь дурака или комедия шиномонтажника — Продолжение прошлого продолжения
РОССИЯ ВЕЛИКАЯ СТРАНА
Шоу СВО
«
»
