Символ
Размеренный, монотонный цокот копыт.
Однообразная завеса леса, изредка сменялась белым светом одинокого столба. Каждый — близнец предыдущего, мы словно очутились в петле. Однако не серость улицы сейчас интересовала меня. Сейчас…Мне было хорошо, и так интересно. Интересно все. И задумчивое лицо отца, его быстро перебегающие глаза по страницам дневника, в темном переплете, с длинным красным языком закладкой. Его большие, грубоватые руки которыми он аккуратно добавлял записи черной как смоль ручкой в золотом обрамлении. Огромной редкостью, и еще большей ценностью. Время от времени его глаза охватывал свойственный только отцу прищур, и все его лицо вмиг становилось суровым, мистическим и даже…пугающим. Спокойная, нежная улыбка матери, время от времени замечавшая мой скачущий с места на место взгляд. Находящееся на коленях ее тонкие руки сложенные вместе. Лицо брата и его глаза, следящее за переходом столбов. Даже такое дело, как осмотр столбов, в лице брата казался серьезным, требующим всей концентрации.
Каждый был занят свои делом…большим или меньшим. Но не я. Сейчас…Мне было хорошо, и так интересно.
Первым изменением стал свет. Его становилось все больше. Бледно-мертвый, резкий разрыв во тьме от столбов, сменился нежным нарастающим золотым кругом. Появились дома. И в этом свете был виден блеск падающего снега. Он накрыл собой крыши и дороги, блестя золотом. Небольшая кирпичная стена серого цвета, с пышным навесом. Вывеска гласила — Дар солнца. За прямоугольным стеклом в этом здании с пышной занавеской, был тот полный мужчина, перебрасывающийся комплиментами и ухмылками через прилавок с покупательницей. Затем был темный переулок, он сменился другим зданием, еще одним, и еще одним. Цокот копыт донесся и сзади. Я вновь выглянул в окно, и пара черный лошадей, пуская дым из ноздрей, семенили за нашим экипажем. Металл подков каждым ударом о каменную брусчатку отдавался характерным звоном. К нашему последователю присоединились и другие. Вскоре, дорогу заняла линия из дорогих карет.
Меня потянуло влево, рука брата сжала плечо, и я взглянул на него. Он смотрел на меня, синева двух глаз блестела в полумраке кареты, но я заметил его мягкие черты…и жест. Он указывал рукой в окно. Он обернулся, не собираясь дожидаться меня, или дразня мое любопытство. Мгновение замешательства, и я рванулся к своему окну. Красный, желтый зеленый, вразброс длинными линиями… Огромные шары, покрытые белыми узорами и даже картинами. Игрушки. Она накрыла собой всю площадь… – Ель!
Она была прекрасна. Так высока и широка, что ветви скрывали ее звезду от моих глаз. Лишь лучи золотого отражались в кремовых стеклах зданий. Длинные, фиолетовые ленты свисали с ее острых листьев. А с самых верхних ветвей в центре площади тянулись пять лент гирлянд. Карета быстро двигалась вперед, но свет, и огни горящие на прекрасном зеленом цвете, сделали эти мгновение вечностью. В моем горле остановился воздух, а глаза не могли оторваться, они блуждали от угла к другому, я хотел охватить ее всю. Но я заметил кое-что еще. Слева. Маленькое личико, две красивые, аккуратно сложенные косички. Черно-белое платье, раскрывавшееся из под пышной меховой шубейки.
– Хей! – вырвалось само. Мою грудь распирало от радости, и вытянув руку и поддавшись вперед туловищем я закричал снова.
Личико повернулось. Она услышала меня. Синие, словно самое чистое безоблачное небо в середине лета…глаза, сковали меня. И на ее лице появилась улыбка. Самая красивая улыбка что я когда либо видел. – Глаза на морщинистом лице потускнели, с конца пера стекались чернила, собираясь в черную каплю, и тут же раздался гром. Ставни комнаты застучали, и в дымоходе дома завыл ветер. Глаза застыли, две черные точки в зрачках, рука лишь слегка дрожала. Потом, постепенно, зрачки вернулись, глаза быстро заморгали, и успев опомниться, перо быстро окунулось в чернильницу, не оставив следа.
– Там девочка, она такая красивая! – Радость не позволяла держать в себе хоть что-то. Ощущение словно внутри все распиралось.
Я не помнил как оказался вновь в свой карете, на своем месте. Успел заметить, лишь как брат поправил мое пальто сзади, и вернулся на свое место.
– Аккуратней, Милен, если бы не брат… – Мама говорила серьезно, распиравшее меня чувство остыло, я вспомнил об обязанностях, но тут раздался голос отца.
– Хо, дорогая, взгляни кто за нами! Семья Фенор.
– Не уж то?! – Мама забыла о нравоучении, но я не мог посмотреть в глаза брату. Казалось он только и ждет этого момента, чтобы одним движением лазурных огней испепелить меня. – Ой как здорово, нужно обязательно поздороваться. – И без того вечно добрая мама, в этот момент засияла. Затем ее взгляд устремился на нас. Я был готов. – Милен, Меллор, – ее глаза смотрели с гордостью и высоким ожиданием, – покажите себя достойно, как обычно. – И она приподняв подбородок, хитро подмигнула. – Я почувствовал облегчение, и пробудившиеся во мне огненное желания загладить проступок и оправдать ожидание.
– Они наши близкие друзья. Я многим обязан Кастору. – Отец впервые взглянул в окно экипажа. Его прищур придал лицу загадки, а глаза стали словно у брата, он будто видел что-то из далекого прошлого. Внезапно маленькая ладонь матери легла на руку отца, как бы подзывая, привлекая внимание.
– Ох дорогой, как я выгляжу…
Мой брат не стал допытывать, взгляд его вернулся на улицы из его окна. Он тоже решил дать мне шанс. Здания сменялись один за другим. Желтоватые в свете новогодних огней.