-Больше нельзя, а то станет плохо, — заявляют ей на просьбу о добавке, – спи, – приказывает человек, и глаза закрываются.

В темноте слышатся голоса, кричащие ей на древнем языке, но она не понимает ни слова, стерты из памяти старые манускрипты. Шепот завораживает, и она хочет идти в его сторону, но ей преграждают путь яркие столпы света. Жестокие слова и мягкая речь, всё смешалось. Звук острого лезвия по стеклу от которого корёжит мозг. Запахи настолько насыщенные, что неприятно. Они переходят один в другой, но Адиса различает каждый, и может определить откуда аромат, и кому принадлежит. Ощущения пугают и настораживают.

Открыв глаза, она зажмуривается от яркого света, но снова осторожно их открыв, понимает, что в комнате сумрачно, шторы плотно закрыты. Никого нет. Ей кажется, что у неё слуховые галлюцинации. КАП-КАП-КАП. Приглядываясь и прислушиваясь, она понимает – этот звук из капельницы. Тёмная красная жидкость медленно стекает по трубке, и она слышит небольшой шум. В ужасе Адиса отрывает иглу. Она только подумала об этом, и тут же сделала. Она уже сидит на краю кровати. Адиса начинает осознавать, что происходит. Мозг услужливо подсовывает отрывок из древнего семейного манускрипта. Её подташнивает. Дверь медленно и тихо открывается, боясь вспугнуть. В проёме стоит отец, его глаза мерцают. От жути у Адисы шевелятся волосы на голове, и даже если они и не стали этого делать, она заползает на кровать, прижимая к себе подушку, не отводя от отца взгляд.

— Ты же поняла, что произошло? – он произносит слова, в них слышится эхо, как в колодце. Адиса не может пошевелиться, окоченели ноги и руки, и лишь сердце бьет набат.

Солнечный луч гуляет по лицу девочки. Просыпаться совсем не хочется, но она вспоминает прошлую ночь и вскакивает с постели. В пижаме, не умывшись и не причесавшись, Адиса сбегает по лестнице и выбегает во двор. Около будки стоит мрачный отец и молча смотрит на пса. Лас, целый и невредимый прячется в темноте своего жилища, и только глаза светятся в темноте.

— Ты считаешь это правильным? Это нормально, ты так думаешь? – тихо спрашивает отец, не поворачивая головы.

Адиса не хочет отвечать на эти вопросы, она не думает об этом. Лас вернулся, и он здесь. Ведь его смерть – это какая-то глупая шутка её братца, и она ему отомстит, пока Адиса не знает как, но она обязательно придумает, ему несдобровать.

— Ответь мне дочь! Кровь от крови моей! – Тамир Банзарон пронзительно смотрит на неё, она видит печаль в его глазах, и в тоже время едва сдерживаемый гнев.

— Брат напугал меня, я не хочу, чтобы он так делал, – Адиса смущенно отводит взгляд.

Отец подходит к ней, и обхватив руками лицо, заглядывает ей в глаза, пытаясь что-то найти, а потом усмехнувшись своим мыслям, резко отпускает руки.

— Всё что сказал и сделал Чингис — истинная правда. Ты не веришь, твой мозг уже выдумал правдоподобную версию для успокоения тебя. Я знаю, сейчас твои инстинкты спят, сын не имел права говорить об этом, ты не готова, ты еще совсем дитя. Он виноват, и он заплатит за это, – с этими словами отец повернулся и пошёл к дому.

Адиса посмотрела на спину отца, он шёл согнувшись, будто неся на плечах бремя всего мира, а потом вприпрыжку подбежала к Ласу и попыталась вытащить его из будки, но он скулил и упирался, и всё также облизывал её лицо шершавым языком, отчего девочке становилось щекотно, и она заливисто смеялась под яркими лучами солнца.

В тот же день за братом приехали родственники из деревни. Их вызвал отец. Двое дородных высоких мужчин тяжело смотрели на Чингиса. Черные волосы перемежались