Египетская принцесса Клеопатра из царствующего дома Птолемеев, пребывающая ныне в Риме и пока отложившая свое возвращение в Египет, в этот день гостей не ждала.
Ее дом по своему внутреннему устройству очень сильно отличался от римских – все же она была гречанкой. Из двора, отделенного от улицы стеной и передней, можно было попасть в «простас» — помещение, где принцесса принимала визитеров. В простасе было множество статуй, над которыми возвышалась статуя Себека – зверобога с головой крокодила. Одну из стен почти полностью занимало огромное изображение поединка братьев-врагов Полиника и Этеокла под стенами Фив.
Из этого помещения один из ходов шел в «таламус» — спальню, где сейчас она и находилась, возлежа на огромном ложе. Недалеко от ложа стояло большое кресло вычурной формы, чуть далее – зеркало, возле которого располагался изящный столик, уставленный глиняными вазочками со множеством снадобий, которые составляли непременный атрибут жизни знатных женщин. Многие из них имели совершенно невероятный состав и доставлялись принцессе из самых отдаленных уголков мира. Полы спальни были устланы коврами, а по углам стояли светильники на бронзовых треножниках.
Размышления Клеопатры были прерваны рабыней, которая сообщила о том, что дозволения быть принятым принцессой просит римский воинский начальник, который назвался квестором Марком Антонием.
Клеопатре это имя ни о чем не говорило. Тем не менее, она находилась в хорошем расположении духа и решила незнакомца принять, уведомив о том служанку. Около получаса ушло у нее на одевание, укладку прически и прочие ухищрения для подчеркивания природной красоты с использованием, в том числе, тех самых снадобий из глиняных вазочек. Когда принцесса вышла наконец в приемную, взгляд стоящего там молодого римлянина сразу выдал восхищение и даже нахлынувшее вдруг вожделение.
Клеопатре это понравилось, как понравился и сам римский квестор Галлии: высокий, стройный, статный, широкоплечий, а алый воинский плащ прекрасно дополнял его образ. Решив испытать на воине действие своих чар, принцесса бросила на него призывный взгляд и с удовольствием отметила, что ноздри Антония затрепетали.
«Настоящий породистый жеребец, — с удовольствием подумала Клеопатра. – Такого вполне можно сделать своим любовником».
— Чем я обязана твоему визиту, доблестный квирит? – спросила она.
— Высокородная принцесса, меня привели к тебе заботы о защите Римской державы от внешних и внутренних угроз, — отвечал Антоний, не сводя с нее восхищенного взгляда.
— И кто же посмел угрожать великому Риму, да еще изнутри, и почему для разговора об этом ты пришел именно ко мне?
Антоний чуть замешкался и тут же продолжил:
— Несколько дней назад ты, принцесса, почтила своим посещением проконсула Красса, рассказав ему о заговорщице с прирученной змеей…
— Так ты пришел от Красса?! – гневно воскликнула Клеопатра. – Тогда можешь сразу возвращаться обратно! После того, как Красс, этот выскочка из захудалого плебейского рода, позволил себе пренебрежительно разговаривать со мной, будущей царицей Египта, он еще и смеет отправлять ко мне кого-то из своей челяди!
К такому взрыву Антоний был готов, и у него уже имелся ответ:
— Царица, я не служу Крассу и не оправдываю его непочтительного поведения. Я служу Цезарю, интересы которого эта история затрагивает тоже.
— Тогда это меняет дело, — смягчилась принцесса, довольная тем, что ее назвали царицей. – Цезарь в моих глазах не только великий военачальник, но и достойный уважения государственный муж.
— Я рад, царица, что мы с тобой придерживаемся одного мнения, что когда-то в Рим должна прийти настоящая и твердая власть, — подхватил Антоний. – Но совсем недавно Цезарю грозила смерть. Ведь именно эта парфянка, которую вот-вот должны схватить, подсылала к нему с отравленным кинжалом того самого галла, которого ты видела на арене цирка.
— Мерзавка! Я с большой радостью буду присутствовать на ее казни, — заявила Клеопатра. – Надеюсь, высокий римский сенат не станет с этим тянуть?
— В том-то и дело, прекрасная царица, что, возможно, у нее есть сообщники в римских верхах и, может быть, даже в самом сенате. Для того-то я и пришел к тебе, чтобы узнать с кем эта шпионка была вместе или имела разговор, когда ты наблюдала за ней во время игр.
Принцессе не пришлось долго напрягать память.
— Ее привел и усадил на место сенатор Луций Анний, сторонник Катона. После этого я видела, как она написала какое-то письмо и отдала его рабу. Тот унес его и вручил…
Тут Клеопатра замешкалась.
— Кому?! – воскликнул Антоний, не в силах скрыть нетерпение
— Увы, я не могу уже точно вспомнить. Кому-то из двоих: то ли Гаю Кассию, то ли месопотамскому принцу Абгару.
— А ведь оба они будут участвовать в походе Красса против Парфянского царства, — задумчиво сказал Антоний. – Значит, кто-то один из них – изменник. Что ж, надеюсь, пытка заставит лазутчицу назвать имя предателя, или же это придется под страхом позорной казни сделать Луцию Аннию, ее сообщнику. Я уже вижу заговор, цель которого — погубить Красса и его войско, а затем вернуть в Рим времена всевластия сената, как это было до Суллы, а потом и после него. Скажи, высокородная царица, а что было дальше?
Клеопатра вздохнула:
— После игр я отправилась вслед за ней вместе с моими слугами, чтобы предать заговорщицу в руки эдилов. Но когда я догнала ее и заговорила с ней, она сумела как-то меня оглушить, а мои слуги этого не видели. И эта женщина скрылась.
Теперь, когда цель Антония была, вроде бы, достигнута, ему оставалось только поблагодарить принцессу и покинуть ее дом. Но ни ему, ни Клеопатре не хотелось завершать на этом их встречу.
Пока Антоний лихорадочно перебирал в голове варианты повода, чтобы не уходить восвояси, принцесса уже этот повод нашла.
— Я верно слышала, достойный квирит, что в войне с парфянами Красс собирается применить какое-то новое оружие, ранее никем не использованное? — поинтересовалась она. – Я даже слышала больше – что речь идет о боевых собаках. Конечно, военные приготовления составляют тайну Рима, но могу и я, союзница Римского государства, оказать помощь в борьбе против общего врага, раз мои собаки своей яростью не уступают тем, которых Красс собрал в своем питомнике?
Это было действительно так. Собак у принцессы хватало, а нескольких она держала даже здесь, в своем доме в Риме. С их свирепостью было связано одно из ее недавних воспоминаний.
Несмотря на то, что Клеопатра была еще совсем юной, ее опыт отношений с мужчинами не уступал таковому у тридцатилетних римских матрон и даже гетер. Недавно принцесса приглядела на невольничьем рынке молодого красивого раба. Он был куплен и оказался хорошим любовником, но неизбежно наступил момент, когда он своей госпоже надоел, и пришло время от него избавиться. Проще всего было его продать, но Клеопатра опасалась, что раб будет болтлив и слухи о ее похождениях будут гулять по Риму. Тогда она придумала способ придать их последней близости особую остроту.
Когда в очередной раз молодой любовник переступил порог спальни принцессы, она, обнаженная, поднялась с ложа, привычно раскрывая ему объятия. Но как только любовник устремился к ней, по пути срывая с себя одежду, Клеопатра вдруг крикнула стражу. Ворвавшиеся египтяне схватили ничего не понимающего раба и поволокли его к яме возле дома, где держали двух свирепых псов, которых до этого несколько дней специально не кормили. Раба швырнули в яму, а принцесса жадно наблюдала, как собаки рвали его на части.
Антоний тоже успел кое о чем подумать. О сенаторе Аннии он Крассу, конечно, сообщит. Сенатская партия – их общий враг. А вот насчет того, что один из двоих – Кассий или Абгар – является предателем, он пока скажет только Цезарю. Пусть Гай Юлий сам решит, как ему распорядиться этими сведениями. Антоний не знал, заинтересован ли Цезарь в успехе похода Красса. Сегодня Цезарь и Красс союзники против сената, а что будет завтра?
— Царица, Рим будет всегда благодарен тебе за готовность оказать помощь, — сказал он вслух. – Но ты не успеешь привезти своих собак из Египта. Красс отправляется в поход через несколько дней. Но я готов показать тебе наше новое живое оружие – если, конечно, оно не вызовет у тебя испуга.
— Я хочу увидеть питомник, — произнесла принцесса. – Ты можешь меня туда провести?
Все главное между ними было сказано. И Антоний, и Клеопатра высказали пожелание провести дальнейший день вместе, а значит, этот день неизбежно закончится в ее спальне, к чему они оба и стремились.
Созданный Крассом питомник боевых собак располагался на довольно приличном расстоянии от Квиринала, где находился дом принцессы. Чтобы до него добраться, следовало миновать Эсквилин, где проживала небогатая часть всаднического сословия, затем обогнуть сады Виминала и выйти на пустошь, где и был построен питомник, обнесенный высокой каменной стеной.
Принцесса дала распоряжение слугам готовить для нее лектику, а Антоний, вскочив на коня, поскакал в сторону Виминала, чтобы встретить ее у входа в питомник. По пути он остановился возле казармы личной гвардии Красса, где находился сейчас Ларус, спешился и пошел искать центуриона.
Ларус вышел ему навстречу. Антоний быстро сообщил ему главное: укрывателем и сообщником парфянской лазутчицы был сенатор Луций Анний. С этим сообщением центурион поспешил к Крассу, а Антоний снова сел на коня и помчался в сторону питомника.
Через некоторое время туда прибыла и принцесса. Легионеры, охранявшие ворота, отсалютовали Антонию и пропустили их внутрь, хотя появление Клеопатры их немало удивило.
Когда квестор Цезаря и будущая царица Египта оказались внутри огромного двора, где во много рядов стояли клетки с беснующимися псами, принцесса в первый момент едва не лишилась чувств. Во-первых, от омерзительного запаха множества животных и их испражнений. Во-вторых, злобный лай, исторгаемый из собачьих глоток, просто разрывал уши.
— Царица, может быть, нам лучше уйти? – заботливо осведомился Антоний, придержав Клеопатру, что позволило ей удержаться на ногах.
— Нет, — сказала принцесса, собравшись с силами. – Я хочу их увидеть.
Квестор Цезаря вздохнул и, аккуратно придерживая девушку за локоть, повел ее вдоль одного из рядов клеток.
То, что увидела принцесса, раньше не могло ей присниться в самом неприятном сне. В клетках находились настоящие чудовища. Когда Антоний и Клеопатра проходили мимо, эти твари, захлебываясь злобным лаем, бросались на прутья решетки в сторону гостей питомника, словно надеясь прошибить эти прутья своим весом и все-таки добраться клыками до горла проходящих мимо людей. Особо выделялись своими размерами критские и молосские породы. Похоже, Красс свозил сюда самых свирепых собак со всех концов завоеванных Римом земель. Естественно, останавливаться возле какой-то из клеток соратник Цезаря и принцесса не собирались. Вдруг случится так, что какая-нибудь решетка окажется не очень прочной и вылетит под ударом тела обезумевшей от ярости собаки.
Впрочем, для полноты впечатления хватило и одного ряда клеток. После этого Антоний мягко, но решительно, повлек Клеопатру в сторону выхода.
Когда они уже оказались за воротами питомника, Клеопатра с наслаждением вдохнула свежего воздуха, показавшегося ей необыкновенно сладким после отвратительного смрада по ту сторону стены.
— Скажи, квестор Антоний, а вы уже испробовали их в деле? – спросила будущая царица Египта.
— Я знаю, что их испытывали, хотя сам при этом не присутствовал, находясь в это время в Галлии. Смотреть пришел Красс. Два десятка собак атаковали табун лошадей. Четыре собаки тогда были потеряны: кони их затоптали. Но остальные заставили табун разбежаться и растерзали восьмерых коней.
— Но как Рим сумеет использовать собак против парфянской конницы, если их не больше трех сотен, а парфян тысячи, и все они закованы в броню, как и кони их катафрактов?
Антоний улыбнулся:
— Красс предусмотрел все. Кони, даже если их много, всегда убегают от волков и других хищников. Атакующие собаки для них не лучше волков, поэтому страх перед хищниками станет для лошадей сильнее воли всадников. Они начнут разбегаться, и боевое построение парфян будет разрушено, а оно – главное в битве. Римляне победили Персея потому, что легионы Эмилия Павла разорвали строй македонской фаланги. Броня коней не очень им поможет. Ноги и подбрюшья все равно не будут защищены от собачьих клыков. В броню парфяне одевают только коней катафрактов, но не легковооруженных лучников, у последних они перед собаками беззащитны. К тому же, на собак наденут стальные шлемы и ошейники с прикрепленными острыми лезвиями, которые добавят парфянским лошадям увечий. А всадник, сброшенный конем, будет разорван собаками или добит легионерами.
Клеопатра задумалась:
— Но ведь парфяне осыплют собак стрелами и будут разить их мечами.
Этот вопрос не стал для Антония неожиданным.
— Парфяне в большинстве своем зороастрийцы, как и их предки персы. Их вера не позволяет им ударить или убить собаку. Конечно, в бою им все равно придется это делать, но замешательство в первые мгновения все равно будет. А отвлекшимся на нового врага всадникам будет труднее противостоять нашим легионам.
— Римляне – великие стратеги, — восхитилась принцесса. – Теперь я вижу, что Рим способен привести к покорности все народы мира, и отдаю должное полководческим достоинствам Красса, хоть он и невежа. А ты, Антоний, в будущем сумеешь превзойти и его, и Помпея, и даже Цезаря.
— Царица Египта, ты так прекрасна, — начал Антоний и запнулся.
— Смелее, квестор! Ты ведь хочешь признаться мне в любви? – подбодрила его Клеопатра.
— Да! Хочу!
— И если я соглашусь разделять с тобой ложе, ты будешь способен выполнять все, что я потребую от тебя как от военачальника и политика?
— Я готов, если это не станет помехой моему служению Риму.
— Тогда ответь мне на вопрос, — лукаво улыбнулась Клеопатра. – Предположи, что речь пошла о союзнике. Например, армянском царе Артавазде. Ты его знаешь?
— Я о нем слышал и знаю, что он объединится с Крассом в войне с Парфией.
— Так вот: представь, что парфяне побеждены и этот союзник стал больше не нужен. Если я попрошу тебя вызвать его на переговоры, схватить, заковать в цепи и подарить мне, чтобы я могла бросить его в темницу, ты это сделаешь?
— Зачем?! – с удивлением вскрикнул Антоний. – Он сделал тебе что-то плохое? Он твой враг?
— Нет, наши с ним пути никогда не пересекались.
— Тогда я не понимаю…
— Доблестный Антоний, — с улыбкой сказала Клеопатра. – Для того, чтобы меня понять, нужно меня знать. Я не смотрю на этот мир взглядом пасущейся ленивой овцы. Я пытаюсь вникнуть в природу вещей и явлений, изучить их изнутри, чтобы постигнуть то, что на первый взгляд может казаться неведомым. И самое занимательное из явлений – не глубинная суть предметов и не соотношение природных стихий, а душа человека со всеми ее загадками.
— Царица, я наслышан о том, что твой ум и знания не уступают твоей красоте, — ответил Антоний. – Но при чем здесь армянский царь Артавазд?
— Я хочу изучить, что будет испытывать человек, который только что пользовался всеми благами, которые дает царская власть и величие, и вдруг за одно мгновение оказался лишен всего, включая свободу, и превратился в вечного узника темницы.
— Да что ты хочешь увидеть? – с недоумением спросил римлянин. – Он просто за несколько недель, а то и дней, зачахнет и умрет.
— Этого я ему не позволю. Время от времени я буду ненадолго извлекать его из темницы, но перед тем, как ввергнуть обратно, окружать почестями, вести с ним философские беседы и иногда использовать как любовника.
— Что?! – крикнул Антоний и побагровел от гнева.
Клеопатра рассмеялась:
— Вот видишь, квестор, мы с тобой даже не стали любовниками, а ты уже считаешь себя вправе распоряжаться моей свободой. В этом вы, римляне, ничем не отличаетесь от варваров, потому что смотрите на женщину как на свою собственность. Но принцесса и будущая царица тем и отличается от обычной любовницы, жены или гетеры, что выбирает она, а не ее, и тебе придется к этому привыкнуть, если ты хочешь иметь доступ к моему телу в то время, когда я буду готова счесть это нужным.
— Допустим, прекрасная дочь Египта, я приму то, что ты намерена допускать на свое ложе и других мужчин, — наконец отошел от шока Антоний. – Но я все равно не способен понять те странные дела, которые ты намерена совершать или уже совершаешь в отношении иных людей. Из твоих слов я увидел, что тобой движет любопытство. Но насколько далеко оно может зайти?
— В том и дело, благородный квирит, что в вашем Риме преуспели в искусстве причинять врагам телесные мучения, не задумываясь о том, что они все равно краткосрочны перед потоком времени, потому что рано или поздно венчаются смертью. А вот мучения, причиняемые душе, можно продлить вечно. И я хочу время от времени наблюдать и искать подтверждение моей догадке, как перед аквариумом его владелец смотрит на рыб, для которых он создал особый замкнутый мир.
Сложно описать чувства, которые в этот момент обуревали Антония – столь они были противоречивы. С одной стороны, изощренные склонности ее незаурядной натуры вызывали некоторый ужас. Но одновременно как-то странно притягивали. И над двумя этими разнонаправленными восприятиями парило бешеное вожделение. И речь не только о ее теле, при этом и душа принцессы выглядела какой-то манящей черной бездной, в которую римлянину хотелось нырнуть с головой.
Квестор Цезаря вдруг вспомнил, что у египетских фараонов и царей потомки считались законнорожденными и имели право на трон, только если происходили от браков братьев и сестер. Существовало ли это правило и в нынешние времена? Тогда Клеопатра вполне могла оказаться плодом множества кровосмешений в разных поколениях, и это легко объясняло бы необычные свойства ее личности. Антоний этого не знал, но спросить принцессу, жив ли еще давний обычай, так и не решился.
-Царица, я восхищен тобой и готов принять тебя такой, какая ты есть, — хрипло сказал он, сгорая от умопомрачительного желания немедленно слиться с ее телом.
Клеопатра же поняла, что одержала победу. Теперь свое торжество ей оставалось только закрепить.
— Тогда, доблестный римлянин, если ты никуда не спешишь, я готова вновь принять тебя в моем доме, — подвела она итог и с удовольствием заметила, как начал расплываться взгляд Антония в сладостном предвкушении того, что должно было произойти дальше.
