После возвращения из совхоза и возобновления учебы – уже на втором курсе – Настя проводила с Геной все больше и больше времени. Наконец-то у нее нашелся слушатель, который если сам и не разделял совсем уж на сто процентов ее интересы, то все равно готовый постоянно находиться рядом тогда, когда ей хотелось об этих интересах поведать. Настя водила его по залам Эрмитажа и Русского музея, показывая то, что на ее взгляд было «самым-самым», и рассказывала так увлеченно, что сама себя заслушивалась. А Гена был весь внимание. Иногда даже вставлял: «Здорово!», «Класс!», «Какая ты молодец, Настюха, во всем разбираешься!».
Во время одной из прогулок по вечерней Дворцовой набережной они первый раз поцеловались. Вышло все очень естественно, прямо само собой.
Через месяц счастливая Настя объявила родителям, что выходит замуж. И была крайне удивлена, когда мать, узнав, что Гена не ленинградец и живет в общежитии, сказала ей:
— Настя! Ты ведь знаешь, что мы с отцом желаем тебе только самого лучшего. Пожалуйста! Не торопись! Присмотрись к нему. Почему надо сразу в загс? Попробуйте пока просто встречаться, хотя бы год-два. Вместе у нас поживите, если хотите, мы возражать не будем. Но вот в загс так сразу…
— Мама, почему ты так настроена? Ты же даже его не видела!
— Ты еще молодая совсем и не знаешь, что в нашем мире значит слово «прописка». Ты сказала, что он в этом году выпускается. Если он не получит ленинградской прописки, ему по распределению придется в лучшем случае возвращаться в свой город, а в худшем – отправиться куда-то еще подальше, и это на несколько лет. А так все вопросы для него легко решаются. И это меня смущает. Допустим, мы прописали его у себя. А что потом? Где гарантия, что вы не разведетесь? Ведь многие молодые семьи распадаются довольно быстро, едва не половина. А он, будучи прописанным у нас, будет иметь право на часть площади. Это признает любой суд. И нам придется разменивать квартиру. Ты это понимаешь, Настя?!
Отец молчал, но его согласие с женой было очевидно.
— Нельзя же думать обо всех так плохо, — тихо сказала Настя.
— Мы еще ничего не думаем, просто тебя предупреждаем. Подожди год-два.
— Но его ушлют по распределению!
— Вот когда ушлют, если он и после этого будет желать с тобой соединиться, значит, можно о чем-то начать думать. А ты хочешь вот так, стремглав… Настя, прости нас, но мы не дадим согласия на его прописку. Не только ради нашей квартиры, но еще и ради тебя, у которой нет еще ничего за плечами: ни опыта, ни знания людей.
— Хорошо, — сказала Настя. – Не хотите прописывать – не надо. Мы с ним пока будем жить у него в общежитии. А после его распределения – видно будет.
— А пусть попробуют, — сказал вдруг отец. – Бытовые трудности – лучший способ испытать отношения на прочность.
Об этом разговоре Настя рассказала Гене, заодно пригласив его на очное знакомство с родителями.
— Что ж делать, — спокойно сказал Гена. – Если не доверяют, то это их право. Я бы, может, тоже на их месте не стал доверять. Так когда они нас пригласили посидеть?
Вечер знакомства, на взгляд Насти, удался. Конечно, Гена эрудицией не блистал. Но он умел подстроиться под любого собеседника и вовремя и умело поддакнуть, когда это требуется. И он своего добился: ощутимый поначалу холодок со стороны Настиных родителей начал постепенно оттаивать.
Первым перебежчиком стал отец, когда обрел в лице Гены союзника по утверждению: «Эх, совсем все не то стало сейчас, то ли было раньше!».
Мать продержалась дольше. Но вскоре капитулировала и она, когда Гена умело развил тему, что «труд библиотекаря совсем не ценится». Он уже заранее знал от Насти, что ее мама работает в библиотеке.
В конце «вечера знакомства» Гена стал в семье почти что своим. И если еще не желанным зятем, то уже точно не человеком, подозреваемым в прохиндействе.
Через неделю они подали заявление в загс.
Свадьба была скромной, хотя со стороны Настиных родителей и была готовность в нее вложиться. Но Гена самоотверженно заявил, что совесть не позволяет ему выехать за счет новых родственников, а сам он на масштабную свадьбу еще не заработал.
— Гена, а почему твои родители не приедут на свадьбу? – неожиданно спросила Настя.
— Понимаешь, Настюха… Бате лучше вообще тут не появляться. Напьется, бузу устроит… А муттер одна без него не поедет, — как-то не очень убедительно ответил Гена, который даже что-то помнил со школы из немецкого языка. – Лучше мы с тобой летом сами к ним приедем.
Из гостей со стороны жениха было только несколько его однокурсников, которым в этом году тоже предстояла защита диплома и распределение. Настиной родни тоже было не очень много. Из ее друзей присутствовали только Алена (свидетельница) и Толик, да и не было у нее других друзей.
Разумеется, Настя нашла возможность уединиться с подругой на пару минут, чтобы спросить, как ей показался Гена. Все-таки Алена будущий психолог. Но подруга только пожала плечами:
— Он очень закрытый человек. Я не могу понять, какой он на самом деле. Единственное – и ты сама это понимаешь – вы с ним люди не из одного круга. С разными представлениями о жизни и о людях. Не знаю, повлияет ли это на дальнейшее. Надеюсь, что все будет хорошо.
Тем не менее, Насте показалось, что Алена чересчур сдержана и чего-то недоговаривает.
Гена переехал из общежития в Настину комнату. Теперь в двушке вместе с ее родителями их было четверо.
Посовещавшись, родители все же дали согласие прописать Гену, раз уж это было так важно для его распределения. Но настояли на формулировке «прописан без права на жилплощадь». Никто из них не догадался проконсультироваться с юристом, который бы доходчиво объяснил, что это «без права на жилплощадь» в случае развода на суде работать не будет и помехой к принудительному размену стать не может.
Первые несколько недель совместной жизни прошли на редкость тихо. Новые родственники как бы присматривались друг к другу на предмет того, как лучше взаимно приспособиться и избежать конфликтов. Но однажды, когда Гены не было дома, мать заявила Насте, что назрела тема для разговора.
— Настя, я все понимаю. Он еще студент, зарплату не получает, только стипендию. Но… Я покупаю продукты на всех и на него в том числе. Квартплату тоже никто не отменял. Но из своей стипендии Гена не выдает ни одного рубля на общие нужды. Это, конечно, не мое дело, но ты бы хоть вскользь у него спросила, на что у него идут деньги. Он же получает повышенную стипендию как комсомольский общественник. Только на свои нужды? Надо как-то с этим решать.
Тема была неприятной. Но затронуть ее в разговоре с Геной Насте все же пришлось. И в ответ она получила со стороны мужа просто вспышку ярости:
— Я в своих деньгах никому не подотчетен, ни тебе, ни твоей маме! А если я коплю на ЖСК?! Чтобы нам с тобой потом все же жить отдельно, в своей собственной квартире! Но если твоя мама считает, что я вас объедаю, пожалуйста – завтракайте, обедайте и ужинайте без меня, а буду питаться отдельно.
Настя стушевалась. Она оказалась как бы между двух огней. Ей пришлось проявить чудеса дипломатии, и она все же сумела убедить мать больше не возвращаться к этой теме до момента, пока Гена не начнет работать. Проблема была, что называется, «временно заморожена».
Между тем, как-то раз высказался и отец. В те времена, когда он учился сам, никто из студентов не мог особо рассчитывать на родительское субсидирование. Все без исключения где-то подрабатывали по вечерам. Подработка не была проблемой и сейчас. На любой кафедре можно было устроиться лаборантом на полставки и оставаться в институте еще на пару часов в день после учебы, выполняя довольно несложную работу и получая за нее сорок рублей в месяц – то есть еще одну стипендию. В этом случае общий доход студента составлял восемьдесят рублей. Это не так уж мало – ведь средняя зарплата по стране была сто двадцать.
Подрабатывали на Настином курсе многие. Кто-то даже дворниками на территории. Старшекурсники работали почти все – ведь у многих уже были семьи.
А вот Гена – нет. Ему, похоже, хватало стипендии, которую он получал, несмотря на постоянные тройки на сессиях. Его не только не лишали стипендии, но и выплачивали повышенную, за то, что он был общественником-активистом и участвовал в спортивных соревнованиях, защищая честь вуза.
В конце января родители Насти уехали на две недели в санаторий в Приозерске. Молодые остались в квартире одни, полными ее хозяевами. Настя подумала, что эти две недели наверняка сделают их с Геной как бы ближе друг к другу. Ее охватил безудержный восторг.
«Сейчас я выряжусь, как этакая вакханка и его соблазню средь бела дня, — мелькнула у нее шальная мысль. – Жаль, я раньше не додумалась до ролевых игр, это же дополнительный адреналин. Хотя, все равно это было невозможно – в нашем-то скворечнике».
Но тут внезапно из санатория позвонила мать с неожиданной просьбой. Оказалось, отец забыл дома лекарство, которое продавалось строго по рецепту врача. Рецепта у него с собой не было, да и не поступал этот препарат в аптеки Приозерска. А лекарство требует курсового приема. Мать попросила Настю привезти его в санаторий.
— Сегодня суббота, завтра тебе на учебу не надо. Успеешь на последнюю электричку, мы с отцом тебя на платформе встретим. Переночуешь у нас в номере, здесь можно раскладушку поставить. А завтра утром поедешь домой.
Настя попросила мать не беспокоиться, все будет сделано. Она быстро нашла нужное лекарство и, рассказав Гене о ситуации, выскочила из дома и поехала на вокзал.
На Финляндском ее ожидало неприятное известие. Нужный ей последний поезд на Приозерск по техническим причинам был отменен, о чем несколько раз объявили по громкой связи. Кассирши уже успели сообщить обескураженным пассажирам, что под станцией Сосново товарный состав сошел с рельсов. Поездка была сорвана.
Из будки с телефоном-автоматом Настя сумела дозвониться до санатория. Дежурная оказалась на редкость любезной, сразу вникла в ситуацию и пошла в номер родителей – звать мать к телефону. Голос матери был радостным:
— Настя, все в порядке! Извини, зря тебя потревожили! Нашел все-таки отец эту пачку, взял он ее с собой, а ты уже на другую наткнулась. Спасибо тебе за заботу! Скорее домой езжай, а то времени уже…
Время действительно было уже позднее. Но Настя все же решила не садиться сразу в метро, а прогуляться пешком до «Горьковской» — посмотреть на вечернюю Неву. Погода приятная, ветра нет, что могут изменить эти полчаса-час?
Ближе к полуночи она зашла в свою парадную, поднялась на второй этаж и остановилась перед своей дверью.
«Позвонить? А вдруг Гена уже спит? Тихонько открою, чтобы его не будить».
Она достала ключи, открыла дверь и тихо зашла в квартиру. В их с Геной комнате горел свет.
«Не спит еще! Вот сейчас сделаю ему сюрприз».
Настя разулась, подошла на цыпочках к двери и вошла в комнату.
На их кровати кипела жизнь. Гена энергично пыхтел на какой-то незнакомой девушке, после каждого толчка вдохновенно подбрасывая в воздух свою белую задницу. На полу была вперемежку раскидана мужская и женская одежда.
Несколько мгновений Настя просто думала. А думала она о том, что все это ей просто кажется. Потому что этого просто не может быть в реальности.
Но сцена на кровати никуда не исчезала. Напротив, события только набирали темп.
— Я не помешала? – каким-то чужим голосом спросила Настя.
Любовники замерли. Потом Гена вскочил и начал быстро пытаться натянуть на себя трусы, почему-то не попадая в них ногой.
— Не торопись, — зачем-то сказала Настя.
Зато девушка была спокойной, как танк. Одевалась она нарочито медленно, при этом с любопытством наблюдая за Настей и Геной. Потом она подхватила сумочку и, бросив томным голосом: «Всем пока, мальчики и девочки!», направилась к двери.
Дверь хлопнула. Настя и Гена остались одни в квартире.
— Транспорт уже не ходит. Тебе придется вызывать такси, — безучастно сказала Настя.
— Зачем такси? – осведомился Гена.
— Чтобы доехать до общежития.
Гена наконец-то натянул на себя треники и вальяжно развалился в кресле. Он уже вполне пришел в себя.
— Вот тут-то ты, Настюха, и не права. Взять и вот так вот просто выставить меня на улицу ты уже не имеешь права.
— Почему это? – не поняла Настя.
— Вы же с родителями меня прописали? Прописали. Значит, эта квартира такая же моя, как и ваша. Хочешь разводиться – пожалуйста. Но если ты думаешь, что своим «без права на жилплощадь» вы обложили меня красными флажками, то это не так. Любой юрист объяснит тебе, что на суде эта филькина приписка погоды не сделает. Так что квартиру разменивать придется. Например, на однокомнатную для вас троих и комнату для меня.
— Вот ты, оказывается, какой. А я-то родителям не вняла, когда они меня предостерегали. Дура я, дура! Ну почему в мире все так несправедливо?!
— Нет уж, голуба, как раз все иначе, — ухмыльнулся Гена. – Ты с рождения в отдельной квартире живешь, в собственной комнате, все удобства при тебе. Родители тебя баловали, ты как сыр в масле каталась. А в здании барачного типа на окраине ты жила? В коммуналке? Где горячей воды не бывает, туалет один на кучу семей, а что такое душ, никто и знать не знает? И когда отец каждый вечер пьяный в хлам, а мать в ночную смену уходит работать, чтобы только его не видеть? Вот так я жил! Это справедливо, по-твоему? Чтобы у тебя так, а у меня так? Делиться пора, Настенька. Вот в чем справедливость.
— Философия Шарикова и Швондера, — устало сказала Настя.
— Не знаю таких. Вот ты всяких евреев начиталась и думаешь, что от этого умной стала, а сама от этих книжек только умом слегка тронулась. Так что, потом ты меня еще и с благодарностью вспомнишь – за науку. Подумаешь, переселитесь втроем в однушку! Зато в другой раз умней окажешься.
Настя подавленно молчала.
— Ладно, — вдруг проявил великодушие Гена. – Поеду я сейчас в общежитие. Только денег на такси дай. Но это только пока. Тебе еще с предками надо все обсудить на предмет развода и размена. На развод можем подать хоть сейчас. Короче, послезавтра позвоню, скажешь, что решили.
И ушел.
Всю ночь Настя не спала и думала только об одном – что станет с родителями? Ведь они уже не молодые, отец – сердечник…
Утром мать позвонила, и Настя несколькими фразами обрисовала ей ситуацию.
Ближе к вечеру родители приехали, прервав отдых в санатории. Отец, не глядя на дочь и даже не поздоровавшись с ней, молча ушел в свою комнату. А мать только спросила с горечью:
— Настя, ну как же так?
В понедельник девушка не пошла на учебу и отправилась в юридическую консультацию. Юрист, пожилая женщина, доходчиво объяснила ей суть проблемы. Выписать Гену после развода можно только с его согласия, которого он, разумеется, не даст. Формулировка «без права на жилплощадь» после развода теряет силу – так уж хитро устроено законодательство. Поэтому принудительный размен квартиры неизбежен. Если, конечно, стороны не придут к соглашению, чтобы Гена остался жить в квартире и после развода. Потому что теперь он является таким же полноправным квартиросъемщиком, как она и родители.
Положение было безвыходным.
