« Когда горы касаются неба » Глава 1. С чего начинается семья

Глава 1. С чего начинается семья

Руки замёрзли. Это совсем не удивительно, потому что хорошо бы надевать перчатки в позднюю ноябрьскую пору. Если не надевать перчатки, вскоре можно будет с сожалением заметить, как ужасно потрескалась кожа рук.

Из-под недавно выпавшего снега лезла зелёная трава, словно ей не хватило времени полюбоваться округой. На дороге лежало что-то среднее между снегом и грязью – снегогрязь или грязоснег, и тут же отчётливо виднелись следы автомобильных шин.

Одинокая чайка, не пойми откуда взявшаяся в этом дворе, взлетела ввысь над самым обычным балконом. Мгновение – и чаек оказалось несколько. Причина, по которой эти птицы, предпочитающие море и рыбу, оказались в местности, лишённой и того, и другого, осталась невыясненной.

Двор жёлтого пятиэтажного дома однозначно был не ухожен – груда кирпичей, миски для котов, какие-то железяки, неубранная листва и уныло смотрящие на мир сиреневые хризантемы. Последнему следует удивиться – в холодный ноябрьский день они ещё дают надежду на жизнь.

Следуя за голубем, вероятно, вышедшим на поиски хоть какого-нибудь яства на асфальте, Пери подумала, что жвачку надо бы выкинуть, потому что та потеряла уже свой вкус. На беду в кармане ярко-голубого пуховика не оказалось ни чека, ни какой-нибудь другой бумажки, в которую можно было бы запихнуть жвачку. На счастье на пути оказалась урна, и все проблемы решились.

Мимо прошла женщина в сиреневом тулупе. Шла она определённо грустной, держа в руке авоську, которая ещё немного и коснулась бы земли. Несколько поодаль шла женщина, жующая тонкие губы. Пери вгляделась – кажется, женщина вела беседу сама с собой, к тому же с закрытыми глазами. Загадка, как она маневрировала между препятствиями, которыми кишит тротуар. Чуть дальше шёл мужчина – в шапке и с чёрным пакетом в руке. Выглядел немного пугающе, но в целом к нему у Пери не было претензий – идёт человек по своим делам, несёт в пакете нужные ему вещи. Ничего предрассудительного.

В такси, которое вёл некий Юрий (оценка в Приложении – 4.91), играла классическая музыка, и Пери это понравилось – за окном мелькал погружающийся в темноту ноября город, зажигались фонари, вывески магазинов, фары машин стали казаться ярче. По улице сновали люди, каждый по своим делам – кто-то с работы домой, а кто-то из дома на работу, из книжного магазина в гости, из театра в аптеку. Пери же возвращалась домой и возвращаться домой, слушая классическую музыку, было очень кстати.

Дома было тихо, потому что муж ещё не вернулся с работы, а дети – со школы. Этакая благодать – можно спокойно принять ванну, притащив туда свечи и шоколад. Идеальный момент, чтобы насладиться тишиной. Но тишина не входила в планы соседей сверху – очередные сутки они продолжали о чём-то спорить, ни с чем, вероятнее всего, не соглашаясь. Пери вздохнула, когда поставила свечи в больших стеклянных подсвечниках на стиральную машинку – и почему людям хочется тратить своё время на споры?

Ванная комната была обустроена в духе настроений Пери – плитка изумрудного цвета, белоснежного цвета потолок с изображениями маленьких ракушек из искусственного жемчуга, слегка отдающий голубыми оттенками плиточный пол (с подогревом), стиральная машинка, большая закрывающаяся корзина рядом, предназначенная для белья, ожидающего стирку, на стене у раковины большое, кристально чистое зеркало с голубо-жёлтой подсветкой сверху, рядом висит крючок, на котором в свою очередь висит полотенце, на этот раз ярко-красное – наиболее яркий оттенок комнаты. У большой круглой ванны лежит большой изумрудного цвета коврик с длинными тонкими ворсинками – после ванных процедур ногам особенно приятно их касаться. Рядом обязательно мягкие белые тапочки – существует подозрение, что они украдены из какого-нибудь отеля, но нет.

Пери любила зажигать свечи. В своей жизни она делала это много раз – когда за окном было слишком серо или просто ночь, когда были дни рождения или четверг, когда хотелось гармонии или пошуметь. Какой-то конкретной причины никогда не было – всё зависело от желания.

Муж вернулся в 10, когда дети уже пришли со школы, а Пери смотрела какой-то детективный фильм. Разогрев мужу ужин – тефтели и спагетти, приправленное мелко порезанным базиликом и чесночным соусом, Пери села за кухонный стол. Муж ел молча – настолько устал от коммуникаций с людьми за рабочее время, что на разговоры дома часто не оставалось сил. Но это никогда не значило, что он не хотел слушать – у Пери всегда находилась какая-нибудь история, требующая выхода в свет.

В этот вечер Пери рассказала о многом – о том, что с утра свело колено, кондуктор в автобусе был максимально усатым, так, что, когда он шёл вперёд по салону, его усы ещё были сзади, что коллега хочет уехать в Рим, а Пери и её муж уже там были, и Пери напомнила мужу свои ощущения – они были прекрасными. Также Пери рассказала, что некоторые студенты окончательно разленились и ей приходится их наставлять на путь истинный, потому что она, Пери, в них, в студентах, видит потенциал, который просто нужно раскрыть. Ещё Пери поведала о том, что друг семьи уезжает в командировку в Марокко, оставив свою беременную жену быть на сносях ближайшие три месяца, и Пери подумала, что возможно, жена знакомого родит наследника ближе к февралю, а к тому времени знакомый ещё не вернётся из африканской страны.

Надо отметить, муж Пери, будучи молчаливым, отнюдь не был не заинтересованным в рассказах своей жены. Напротив, слушать её ему было радостью – никаких судебных дел, никаких разбирательств. Но так как Пери, помимо того, что была прекрасной рассказчицей, ещё славилась и замечательной слушательницей, жаждала рассказов мужа – тем более, у него такая замечательная профессия!

— Пери, — муж вздохнул. – Я всё ещё разбираю дело о краже того колье у Сорбонского. Клиентка хочет уехать на новогодний отдых в Прагу, а её не отпустят, пока идёт следствие. Ещё немного – и я бы доказал её невиновность, но…

Пери пододвинула мужу блюдце с оладушком, на котором сгущёнкой было нарисовано сердечко.

— Но появился некий свидетель, утверждающий, что слышал разговор клиентки о том, как она хочет это колье и достанет его, что бы ей это не стоило.

Муж, конечно, расстроился. Естественная реакция – расстраиваться тогда, когда весь твой труд не дал ожидаемого результата. Снова.

Пери ничего не понимала в делах, касающихся раскрытия преступлений. Смотреть фильмы, считала Пери, недостаточно для того, чтобы быть в чём-то уверенно осведомлённым. Поэтому Пери молча взяла руку мужа в свою и посопела в его щёку, пока муж жевал оладушек.

— Я думаю, тебя посетит очередная гениальная идея, и твоя клиентка сможет улететь в Прагу уже в Рождество, — так сказала Пери. В это верила Пери. Такой она была – верит в тех людей, которых любит.

Человек придумал работу, чтобы иногда позволять себе отдых, но не придумал отдых, чтобы иногда позволять себе работу. С такими мыслями проснулась Пери в 6 утра – муж собирался в адвокатское агентство, на своё рабочее место. Хотя бывали случаи и нередко, что его рабочим местом был какой-нибудь забор, отшиб города, квартира престарелой бабули, роскошный пентхаус с видом на залив, даже спортзал, библиотека и прачечная. Словом, никогда не знаешь, кого придётся защищать от обвинения.

Муж Пери всегда завтракал – обычно это были варёные яйца, салат из огурцов и помидоров, какой-нибудь бутерброд (с колбасой и сыром или с вареньем) или кусок торта/рулета. Но обязательно кофе. Всегда. Каждое утро. Незыблемый закон.

Пери могла спокойно продолжать видеть утренние сны, бормоча что-то в подушку, но она не хотела так. Поэтому поднималась, направлялась на кухню, разогревала воду в чайнике. Конечно, не собственными силами, а силами газовой плиты, но всё же. Муж неоднократно уговаривал её вернуться в спальню, но Пери была очень упряма. Однако, помощи от неё было немного – еду муж делал себе сам.

— Ты сегодня вернёшься к шести вечера? – зевнув, спросила Пери. Она сидела полусонная за кухонным столом, пока за окном вальсировал ноябрьский утренний снег. Кухня, к слову, была большая – стены покрашены в пастельные тона, приближённые к телесному цвету, кухонная гарнитура была из светло-коричневого дерева, тёмно-серый холодильник стоял у выхода к большому французскому окну, посередине стоял круглый стол, также из светло-коричневного дерева, но более тёмных оттенков, чем стены. Пол был собран из плитки, цвет которой был назван детьми «пенка кофе».

— Я сегодня вернусь, — улыбнулся муж. – Где-то в три часа ночи я придумал одну схему. Хочу её сегодня проверить на вшивость.

Пери верила в схемы мужа и знала, что он их обязательно проверит и у него получится.

— А ты? – муж сделал себе и Пери бутерброды с маслом и кусочком сёмги. – После наставления ленивых студентов на путь истинный не зайдёшь ли отметить это дело в паб?

— Не помешало бы, — Пери откусила бутерброд. Так они и сидели вдвоём, поедая вкусные закуски и распивая кофе. – У Али сегодня генеральная тренировка. Позвони ему часа в 4, подбодри.

— Подбодрю, — кивнул муж, которому было важно находить время на сыно-отцовские дела. Тем более, Али, их с Пери одиннадцатилетний сын, очень ценил поддержку своего отца, которого звали, к слову, Рустам. – Я обязательно позвоню. Когда соревнования?

Соревнования будут через две недели. Надо, конечно же, отменить дела и прийти. Они с Пери так и сделают.

— Вы дважды ошиблись, — Пери улыбнулась улыбкой из раздела «официальная». Такая улыбка не была лишена искренности, но точно не была наделена всей теплотой души Пери. Она стояла в кругу студентов, держащих в руках свои тетрадки. Преподавательская – место, где можно выпить кофе, отдохнуть от занятий или признаться себе, что такое невозможно.  – Обратите внимание – вы всё же написали это слово правильно. Однажды. А потом снова допустили ошибку. Знаете, что это значит?

Один из ленивых студентов, которому был адресован вопрос, не знал.

— Это значит, что Вы настолько привязались к этой ошибке, что несёте её за собой. Даже если Ваша память предпринимает попытки направить мозгу сигнал о том, что это слово пишется через th. Но вы блокируете все её намерения, а они благие. Советую в следующий раз проверять написанное. Даже если кажется, что ошибок нет – они есть. Исправьте. Ошибаться не страшно. Страшно не признавать ошибки.

Когда ленивый студент, которого Пери наставляла на путь истинный, ушёл, она выдохнула. Вести беседы не всегда просто и интересно – порой одни и те же слова приходится повторять многократно.

— Тащит ошибки за собой? – улыбнулась коллега Пери – худощавая рыжеволосая женщина. У неё были хорошие манеры, острые скулы и приятный аромат духов.

— Игнорируя все мои просьбы быть внимательнее, — Пери улыбнулась в ответ. – Я думаю, что заинтересованность в процессе может минимизировать ошибки в этом же процессе. Но он не заинтересован. И я его могу понять.

— Любопытно, какое Вы этому нашли объяснение, — коллега, взяв в руки зелёную чашку с кофе, встала спиной к окну преподавательской и вкусила кофейные пары.

— Самое простое, — Пери откатилась на стуле с колёсиками в сторону. – Пристрастие. У каждого человека оно своё. К примеру, я без ума от филологии, но дайте мне в руки учебник химии – я его сожгу. Объясняйте мне тему сто лет – я буду смотреть в окно и мечтать сбежать. Возможно, на пятимиллионной попытке я что-то пойму, но полюблю ли? Тут так же – он спортсмен, насколько я знаю, серьёзно занимается борьбой. И тут – английская фонетика! Однако, салам алейкум! Если ему дать выбор – сломанное ухо или новый словарик английского, очевидно, что он выберет что-то, не подлежащее тиражу.

— Но он же зачем-то сюда ходит, — коллега сделала глоток кофе и, кажется, немного обожглась им – нахмурилась.

— Заставили. Посоветовали. Пригрозили. Порекомендовали, — Пери пожала плечами. – Причин может быть множество. Но выбор, конечно, всё же его.

— Имеет ли смысл продолжать эти мучения? – коллега снова улыбнулась улыбкой, которую называют «благочестивая». Именно такие улыбки нужны при ведении подобных бесед.

— Я учу. Это моя конечная цель – научить. Создать все условия, чтобы это свершилось. Я ещё не все методы на нём опробовала.

— Может, лучше посоветовать ему заниматься тем, что ему нравится? Это будет жестом неравнодушия к судьбе молодого мужчины, который тратит своё время на науку, заниматься которой не хочет и не может, — худощавая рыжеволосая женщина поставила кружку с кофе на подоконник. Поправив прядь рыжих волос за ухо, она посмотрела на крапинки голубого в небе.

— Мне кажется, он бы внял этому совету, — Пери кивнула. – Но спешить не буду. Все мы когда-то занимались не тем, чем хотелось бы. Но не всегда это приносило нам только разочарование – бывают и счастливые истории. Надо проанализировать. А так как таких студентов у меня немало – анализировать каждого я буду приблизительно 79 лет, — Пери улыбнулась. – Тогда я сообщу Вам о своих расчётах.

Худощавая рыжеволосая женщина – её имя Алиса – снова улыбнулась. Утренний кофе приободрил её перед тремя парами подряд. С этой женщиной, с иссиня чёрными волосами, разбросанными по плечам, Алиса никогда прежде не разговаривала дольше, чем просто «здравствуйте». Но всё когда-то случается впервые.

За окном было серо и серые машины ездили по дороге. От утреннего снега осталось лишь робкое напоминание в виде пары маленьких сугробчиков на футбольной площадке. Пери вышла из здания университета, потому что захотела съесть лазанью. Иногда Пери ела лазанью, которую готовил Анатолий – её недавний знакомый, работающий в лавке «Смакуй!». Он был невысокого роста – настолько невысокого, что увидеть его за прилавком не всегда удавалось с первого раза. Он был лысым и, кажется, из-за этого переживал, так как часто носил на голове повязку, которая, по его мнению, придавала ему облик опасного мужчины. По мнению Анатолия, опасные мужчины привлекают женщин, а ему очень хотелось познакомиться с женщиной.

— Привет! – Пери помахала Анатолию, которого посчастливилось увидеть за прилавком. – Я пришла съесть твой шедевр.

Анатолию было приятно, что эта молодая женщина, работающая на факультете филологии, приходит ни к кому-то, а к нему, Анатолию, за самой вкусной лазаньей в мире. Он улыбнулся.

В лавке «Смакуй!» почти всегда было безлюдно, но от этого дела компании не шли плохо – наоборот, вот-вот откроется ещё одна точка где-то в другой части города. Анатолий рассказал об этом очень взволнованно.

— Если тебя переведут туда, я стану протестовать, — сказала Пери, сев за маленький столик. Положив голову на ладони, она посмотрела в окно, за которым расположились деревья с оголёнными ветками, лавочки с бабушками, сидящими на них, голуби, снующие туда и обратно, небольшое озеро, кажущееся отсюда тёмно-синим. Как глаза Анатолия.

У Анатолия не было семьи и это было его основной грустью. Мужчина очень хотел жить счастливо с любимой, научить детей готовить вкусные итальянские блюда и завести собаку. Но 45-летний юбилей миновал, а удача всё ещё не улыбнулась Анатолию. Когда так случается, не каждый человек способен выстоять, показать этой неулыбчивой удаче язык, найти в себе силы справиться. Анатолий же держался изо всех сил – каждое утро, перед работой, отправлялся на пробежку. Бегал около 40 минут, возвращался домой, принимал душ, завтракал чем-нибудь вкусным, садился на автобус, ехал до своей лавки и дарил посетителям хорошее настроение. После закрытия лавки он не сразу возвращался домой – проверял афиши театров, прогуливался в парках, захаживал в библиотеки, в кино или на выставку. Вечерами Анатолий посвящал себя чтению художественной литературы или просмотру документального кино. Так много хотелось рассказать, так многим хотелось поделиться, но почему-то было не с кем. Никого вокруг. Только настенные картины внимали молчаливому монологу Анатолия. Тот монолог был, конечно, невесёлый – ода человека, ищущего своё счастье.

Пери относилась к Анатолию так, как благочестивые люди относятся к другим живым существам. Она три раза в неделю заходила за лазаньей, иногда за чем-нибудь другим. Всегда спрашивала, как у Анатолия идут дела, обсуждала с ним погоду, новинки кино и литературы и многое другое. Пери думала, что Анатолий – хороший знакомый.

— Ты сегодня слишком грустный, — сказала Пери, посмотрев на Анатолия, готовящего ей лазанью. – Надеюсь, всё решаемо?

Анатолий пожал плечами.

— Завтра приезжает мама. Это значит, мне будут говорить около 200 раз за сутки, почему же я не нашёл ту самую. На больное.

— А откуда мама приезжает?

— Из Москвы. Она третье поколение москвичей. Всё негодует, почему я 25 лет живу здесь. Зовёт обратно.

— А почему ты не решил быть четвёртым поколением москвичей?

Анатолий снова пожал плечами.

— Отец служил здесь, здесь я родился. Потом мы вернулись в Москву, но после школы я решил поступать сюда на технолога питания. Мне всё нравилось – общежитие, друзья. Море в тридцати километрах, архитектура интересная. А потом друзья нашли свою любовь и встречаться мы стали реже. Сейчас почти ни с кем не общаюсь – меня устали пристраивать, сватать. А каждый раз отвечать на вопрос, женился ли я, у меня не хватает сил. И, наверное, гордости.

Пери закивала.

— Мама приезжает раз в год, утверждает, что в Москве живёт так много людей, я бы давно нашёл себе жену, но я люблю этот город. Всё мне здесь уже родное. А Москва – это город родителей.

— Ну, ты сумел отстоять свои желания, — Пери улыбнулась. – Это значит, ты борешься и за свои мечты.

Анатолий пожал плечами в третий раз.

— Мама властная женщина. Одна из тех, что не приняла бы мою невесту, если бы та не читала французские книги в оригинале, не шила бы занавески и не носила юбки выше колена. Там очень длинный список «не», — Анатолий грустно улыбнулся. – Но я не отчаиваюсь, — поспешил он добавить. – Это точно нет.

Пери забрала свою лазанью, пожелала Анатолию сил и хорошего дня и вернулась в университет. В здании было как всегда шумно, в больших настенных зеркалах фойе словно отражались все года, которые были проведены человеком здесь – преподаватели, студенты, ассистенты, методисты, уборщицы, охранники, гардеробщицы…

— Пери Махсудовна, здравствуйте, — послышалось где-то за Пери. – Можно вопрос?

Это был один из списка ленивых студентов. Пери покачала головой:

— В часы консультации, пожалуйста. Или мейлом, — улыбнулась улыбкой из разряда «спасибо, до свидания» и поднялась по лестнице на второй этаж, направляясь к преподавательской – лазанья себя сама не съест.

Пери помнила себя ищущей истину. Но она достаточно скоро поняла, что на свете вопросов будет всегда больше, чем ответов. Смирилась. Но где-то в перерывах между лекциями и конференциями, посвящёнными английской филологии, изучала литературу, специализирующуюся на анализе аспектов формирования поведенческих паттернов. В частности, её интересовало, почему некоторые люди склонны проявлять насилие, что является причиной их гнева и почему они получают удовольствие от чужой боли. Муж Пери, адвокат, в силу своей профессии занимался делами, требующими поиска правосудия. Он был, что называется, семейным адвокатом, разрешал вопросы, связанные с расторжением брака, переходом в права наследования и подобное. Иногда брался за дела о воровстве или мошенничестве, но реже. Он поддерживал Пери на её пути поиска истины, но как никто другой знал, насколько тернистый этот путь.

Полдень был морозным, сине-серых оттенков и достаточно обильным для ноября в этой местности снегом. В окнах магазинов, аптек и салонов красоты уже горели гирлянды, во дворах какая-нибудь ёлочка уже была украшена мишурой или огоньками, а супермаркеты уже завезли новогоднюю продукцию – шоколадные конфеты и декор.

Пери любила ноябрь, особенно за эту атмосферу праздника. У людей всегда найдётся повод – свой или общий, чтобы погрустить, и так прекрасно, если находится общий повод, чтобы порадоваться предстоящим весельям.

Домой Пери вернулась в 5 часов вечера. Старший ребёнок – одиннадцатилетний Али, уже вернулся со школы и, расположившись в гостиной, делал уроки. Али внешне был очень похож на Пери, и, к её счастью, характером – на Рустама. Таким образом, Али рос спокойным мальчиком, который позволял себе баловство исключительно с друзьями во дворе и желательно, чтобы это не навредило родителям – поэтому жалоб на Али никогда не поступало, хотя Пери и Рустам прекрасно понимали, кто разбил окно соседки Марии Павловны прошлым летом. Но Али умел разбираться со своими проблемами сам – это весьма похвально, учитывая, как немного мальчику лет. В тот летний вечер он самостоятельно принял решение искупить проступок – пришёл к Марии Павловне с коробкой шоколадных конфет и сказал, что будет помогать ей ближайшую неделю по саду. Поэтому, даже если учитывать факт разбитого окна, злиться на кучерявого мальчика с серыми глазами никак у Марии Павловны не получилось. Али 5 дней подряд приходил к соседке и помогал ей, остальные 2 дня ему простили и даже угостили абрикосовым пирогом. Затем Мария Павловна по секрету сказала родителям мальчишки, что они достойно его воспитали. Пери и Рустам поблагодарили соседку за добрые слова, конечно, оплатили ей замену оконного стекла и после похвалили друг друга за хорошо проделанную работу в воспитании первенца. Поэтому было понятно – даже если Али где-то что-то сделал не очень хорошо, он обязательно позаботится о последствиях.

Вторым ребёнком Рустама и Пери была девочка. В свои восемь лет она внешне была похожа на своего папу, а характером – в маму. Это значит, что при любой возможности она могла заплакать – например, если что-то слишком милое. Ширин была так же неуклюжа, как и её мама, начинала дело и не всегда заканчивала его, быстро меняла интересы, ей могло наскучить  быть среди людей примерно на второй минуте пребывания в их обществе, и девочка открыто об этом сообщала маме. Пери понимала дочку, потому что понимала её эмоции. В своё время прочитав «Близко к сердцу» Илсе Санд, Пери впоследствии серьёзно относилась к понятию «высокочувствительная личность» — такой была она сама, такой была её дочь. Расстроиться, увидев грустного дедушку в автобусе, опечалиться, посмотрев на картинку одинокого тигрёнка в детской книжке, заволноваться, видя, как визуально очень маленький ребёнок в одиночестве идёт со школы домой, а вокруг темно и страшно – нужно приглядеть за ним, удостовериться, что дошёл до дома. Высокочувствительные люди зачастую хотят спрятаться от людей – им хватает немного времени, чтобы пообщаться, затем можно уже брать плащ-невидимку и растворяться в воздухе. Но, к сожалению или к счастью, так сделать пока нельзя – и Пери понимала, что маленькой Ширин неловко подолгу находиться среди людей.  

— Нужно приучать её к социализации, — говорил Рустам. Он считал этот этап очень важным в жизни каждого человека – способность быть адаптированным в обществе. Изгнание, считал Рустам, это затворничество, которое обязательно обернётся проблемами. Какими именно, он не уточнял.

— Сказал человек, который при любой возможности выбирает не поход в гости, а уединение с книгой, — отвечала Пери. – У Ширин всё в порядке с социализацией, ей просто нужно меньше времени быть на публике – так ей комфортно. И мне, кстати, тоже. И тебе. Ты просто латентный душнила компании.

К конечному решению супруги пока не пришли, но Пери лидировала – Ширин, если уставала в гостях от хозяев или дома от гостей, могла отлучиться погулять или посидеть в отдельной комнате или в своей спальне хотя бы 15-30 минут. Ребёнок мог в это время читать книгу или смотреть мультик, или рисовать. Никто от этого не пострадал, а Ширин становилось легче.

Таким образом, Пери задавалась вопросами эмпатии, особенно, когда впервые стала мамой. Если маленький Али злился – Пери пыталась понять, но не оправдать причину, задавала сыну вопросы о его ощущениях, какие эмоции он сейчас испытывает и почему. У Рустама был несколько другой подход – он хмурил брови, звал сына к себе и говорил, что так больше делать нельзя. Почему – не объяснял, просто нельзя. Пери же старалась объяснить ребёнку, а почему, собственно, грубить, обманывать или злословить плохо. Но всегда добавляла, что Али имеет полное право на злость – это вполне естественная реакция на события, которые нам очень не нравятся. Но Али не имеет права транслировать эту злость на других людей или животных. Нельзя также из-за злости портить вещи или вредить себе.

— Что тогда можно? – спросил однажды маленький Али. Пери задумалась:

— Когда я злюсь или очень расстроена, или мне страшно, или тревожно – я гуляю. Город обнимает меня и словно говорит со мной. Не смейся. Я могу позвонить своей маме, твоей бабушке, и поделиться с ней чувствами, она пригласит к себе, мы выпьем чай, а папа, твой дедушка, приготовит шашлык. Я могу прийти к мужу и нажаловаться на этот мир, и ваш папа меня обнимет. Я могу остаться одна дома и, включив музыку, танцевать. И помни, мне всё ещё грустно, я злюсь или устала. Я могу купить гуашь и разрисовать весь листок чёрной или красной краской. А может быть, зелёной. Хорошо, если мне очень хочется похулиганить – я буду бить подушку и, возможно, рычать. Чуть-чуть. То есть я злюсь, но не разрушаю. Запомни, пожалуйста, Али, когда тебе плохо, разрушение – это не способ избавиться от боли. Это ещё одна боль. Не обязательно твоя – ну, а какая разница, чья?

Пери вернулась домой в 5. Али делал уроки, Ширин рисовала в своей комнате. Поужинав с детьми (запечённые в духовке шампиньоны с баклажанами и помидорами и варёная картошка, чёрный байховый чай и сливочный рулет), Пери удалилась в свой кабинет. Это было небольшое помещение, обставленное столом, стулом, напольной лампой, книжным шкафом и тремя горшками с цветами. Здесь Пери работала за компьютером, писала статьи, переводила тексты, читала.

Человеку свойственно менять настроения – в унисон погоде, из-за обстоятельств или душевного состояния. Причин на то может быть множество. В тот вечер Пери была задумчива, а за окном было морозно. Такую погоду Пери любила, несмотря на то, что порой сетовала на чрезмерную серость будней. Однако, следовало признаться – работать в уютном кабинете в свете напольной лампы и периодически смотреть в окно, за которым были зимние мотивы, Пери нравилось. Статья, которую она писала для предстоящего семинара о правах женщин и детей, постепенно пополнялась фразами, числами, ссылками. Удивительно всё же, подумала Пери, что подавляющее число преступлений совершается мужчинами – они чаще всего насильники, убийцы, вымогатели. Женщины не святы, зачастую они и есть воплощение зла, а преступление в своей основе лишено гендерной значимости. Однако, факт остаётся фактом – у зла часто мужское лицо.

Пери с детства окружали достойные мужчины – высокий, статный дедушка, который научил внучку варить компот из фейхоа, он всегда носил чёрный костюм, а его ботинки отличались исключительной чистотой. Он работал мелиоратором и иногда брал своих внуков с собой на речки и водоёмы. У него были аккуратные чёрные усы и очень умные чёрные глаза. Дедушка умер, когда Пери было 12. В тот день в южном азербайджанском селе было дождливо и очень холодно, несмотря на то, что это был август. Пери не плакала – куда-то пропали слёзы, но хотелось молчать. Девочка около двух часов просидела на подоконнике большого окна в комнате, которую летом она занимала со своими братьями и сёстрами. Дедушки больше не будет, и эта мысль разрывала маленькой Пери сердце.

Пери с детства окружали достойные мужчины – добрый папа с широкой улыбкой, он умел развеселить дочку как никто другой. Приходя с работы, он первым делом обнимал жену и своих троих детей – Пери была средней. Он всегда угощал бедных людей, которые попадались ему на пути, фруктами, молоком или мясом, старшего сына научил ремонтировать любую технику в доме, а младших дочерей – лазить по деревьям. Когда Пери вышла замуж, папа не плакал, но Пери знала точно – как только он вернётся домой, слёзы потекут по его щекам. Когда Пери стала мамой, она поняла, что у её детей лучший дедушка, и эта мысль согревала взрослой Пери сердце.

Пери окружали достойные мужчины – и брат, и муж, и кузены – никто никогда не обидел Пери, никто из них не считал, что насилие как-то можно оправдать. Конечно, случались ссоры и драки, но никогда не было твёрдого намерения причинить боль.

В 2012 году в России количество заключённых женщин составило 8 процентов от общего числа заключённых в стране, написала Пери в отдельной главе. Это значит, что 92 процента осуждённых – мужчины. Пери сняла очки в круглой оправе, протёрла глаза. Экран компьютера показался чрезмерно ярким, пришлось зажмуриться. Посмотрев в окно, Пери задумалась о средствах правовой защиты женщин, находящихся под стражей – известны случаи, когда сотрудники тюрем совершали насилие сексуального характера над заключёнными женщинами, и если те пытались сообщить об этом, то наказывали их же, а сексуальные преступники оставались безнаказанными.

Пери вспомнила свой разговор с одной турецкой женщиной. Это было ещё до того, как Пери вышла замуж, то есть много лет назад. Расположившись за столиком с видом на Босфор, Пери общалась с друзьями своей подруги Элиф, с которой познакомилась на каникулах в Австрии. Элиф была замечательной турецкой подругой – всегда угощала Пери чем-нибудь восхитительно вкусным и калорийным. И вот однажды она пригласила Пери в свой дом в Стамбуле. Пери приехала и провела там 2 недели, любуясь красками столицы двух миров.

— Они уже сами себя наказали тем, что совершили преступление, — сказала турецкая женщина. Её звали Пырыл, у неё были красивые зелёные глаза и хрипловатый голос. – Поэтому то, что с ними сделали – это их карма.

— Если они совершили преступление и отбывают за это наказание, значит ли это, что их право на жизнь и безопасность перестаёт существовать? – спросила Пери. – Разве это право, которое аннулируется?

— Они в тюрьме не за благие дела, милая, — ответила тогда Пырыл. – Их душенька уже насквозь прогнила – они кого-то убили, обокрали или что-то в этом духе. Они сделали неправильно. Теперь их черёд быть на месте жертв. В этом баланс мироздания, — Пырыл улыбнулась.

— Не все заключённые в тюрьму на самом деле виновны в преступлении, — сказала Пери, нахмурив чёрные брови. – Суд – это тоже люди, а люди могут ошибаться. Следователи не всегда профессионалы своего дела, также известны случаи ошибок в заключениях судмедэкспертов. Поэтому среди осуждённых есть какой-то процент людей, не причастных к преступлению, но оказавшихся в ужасной ситуации – их невиновность не смогли доказать другие люди, и какой баланс мироздания в том, чтобы их право на жизнь и безопасность было нарушено?

Пырыл ответила на это не сразу. Она осмотрела присутствующих зелёными глазами, взяла в руки бокал мохито, улыбнулась:

— Ты призываешь защищать тех, кто творил зло? Тех, кто отбирал жизни и мучил? Это то, чему сейчас учат в университетах?

Пырыл была самой старшей из всех подруг Элиф, ей было около тридцати лет, и университет был ею давно закончен. Она работала барменом в одном из стамбульских баров, не самых знаменитых, не в самом респектабельном районе Стамбула.

— Я призываю не нарушать права человека на жизнь и безопасность, — ответила Пери. – И при этом я не оправдываю осужденных, тем более, не зная, в чём именно каждый из них обвиняется. Насилие над женщиной – неважно, заключённая она, обвиняемая или любящая мамочка в декрете, это нарушение права этой женщины на жизнь и безопасность и каждый причастный к этому правонарушению должен понести наказание за содеянное. Если кто-то из вас не согласен с этим, скажите сейчас. Я думаю, мы не сможем в дальнейшем поддерживать тёплые отношения.

Пери не помнила точно, кто что сказал в тот вечер, но после этого она не видела Пырыл и много раз гуляла с Элиф и другими подругами. Никто из них не обсуждал состоявшийся разговор, но, провожая Пери в аэропорт, Элиф дала подруге открытку и сказала прочитать её в салоне самолёта.

— Я всегда говорила, что среди моих подруг у некой П. очень красивые зелёные глаза. Потому что в них отражается море. Сейчас и последующие годы я буду говорить, что у некой П. очень красивые карие глаза. Потому что в них отражается весь мир. Обнимаю. Элиф.

Пери надела очки, снова посмотрела в монитор компьютера. Среди женщин-правонарушителей есть определённое число тех, кто подвёргся домашнему насилию. Это те женщины, которые попали в тюрьму за то, что боролись за свою жизнь с теми, кто эту жизнь хотел разрушить, и у него получилось.

Пери помнила соседскую женщину, которая жила на втором этаже жёлтого дома. У неё были короткие белые волосы и голубые глаза. Пери возвращалась со школы в 12 часов дня, а эта женщина в это время забирала маленькую дочь-первоклассницу, и все трое ожидали автобус № 14 на близлежащей остановке. Каждый раз, когда Пери смотрела на белокурую женщину, та улыбалась ей. Однажды она как обычно забирала дочку из школы, но на этот раз на ней были солнцезащитные очки. Это показалось Пери странным, потому что солнца не было уже несколько дней. Когда девочка выходила из автобуса, она проходила мимо белокурой женщины с ребёнком и увидела лицо женщины в профиль. Висок и под глазом было большое сине-зелёное пятно. Пери знала, что это синяк. Через две недели местные газеты опубликовали новость – от полученных травм скончалась женщина. Пери узнала убитую и сразу подумала о девочке-первокласснице, которую любящая мама уже никогда не заберёт со школы.

Когда Пери выросла, она изучала материалы, касающиеся жертв домашнего насилия. Конечно, обо всех случаях никогда не станет известно – жертва не всегда сообщит о том, что дома её избивают, даже близким подругам. Но если жертва пыталась бороться за жизнь и за своё право на неё, зачастую её действия были квалифицированы как… превышение необходимой обороны. Никто не верил этой женщине, её страху. Желание этой женщины жить в безопасности было неважным, её даже могли предать уголовному преследованию. Самое страшное, считала Пери, что домашнее насилие декриминализовано во многих государствах. Это значит, что за преступлением в отношении женщины не будет следовать наказание за это.

Тирания – это слово греческого происхождения, означает «произвол». Быть тираном значит быть жестоким человеком, проявлять свой деспотичный нрав. Пери знала таких людей – жадных на потребление, уничтожение и унижение окружающих. Зачастую они выбирали себе жертву – наиболее слабую, беззащитную, ту, которая не сможет сопротивляться, а если сможет, то ненадолго. Такие люди могли казаться бесконечно милыми, отзывчивыми, благородными вне дома – на работе, на лестничной площадке, во дворе дома, в очереди за хлебом. Приходя домой, эти же люди снимали с себя не только верхнюю одежду, но и маску благодетеля. Жена, дети – они в большинстве случаев физически слабее и, как известно, многие женщины финансово зависимы от своих мужей. Быть зависимой – значит, быть вынужденной подчиниться. Подчиниться – значит, позволить тирану удовлетворять свои желания. Значит, отдать своё право на жизнь и безопасность.

Пери росла среди достойных мужчин и она знала, что её право на жизнь и безопасность – это то, что принадлежит ей с рождения. И поскольку она росла в здоровой домашней атмосфере любви и заботы, то для неё не было нормой насилие. Пери понимала, что жертвы домашнего насилия не так свободны в своих мыслях и высказываниях, как сама Пери – они боятся гнева, очередного приступа ярости, поэтому молчат…

— Мам, ты уснула? – в комнату вошла Ширин, держа в руках большого плюшевого зайца.

— Милая, — Пери улыбнулась. Незаметно для себя она действительно сидела с закрытыми глазами. – Нет, Ширин, я просто задумалась.

— А папа скоро приедет? – Ширин подошла к рабочему столу. Пери пригляделась – дочка снова разрисовала лицо фломастерами.

— Надеюсь, до его приезда ты успеешь умыться, — Пери погладила Ширин по волнистым каштановым волосам. – Кажется, человечество придумало фломастеры, чтобы рисовать на бумаге.

— Скукота! – заявила Ширин, демонстрируя маме широкую улыбку. Недавно выпал один зуб, поэтому улыбка была не совсем белоснежной. – Намного веселее разрисовывать фломастерами лицо. Хочешь, я тебе нарисую тоже?

Признаться, Пери совсем этого не хотела. Точнее, если бы фломастеры легко смывались, возможно, она бы согласилась на эту сомнительную авантюру, но рисковать перед завтрашним собранием учёного совета не хотелось.

— Когда я найду легкосмываемые фломастеры, то обязательно присоединюсь к твоему творчеству, — Пери улыбнулась. – Папа приедет через полчаса, давай устроим ему показ чистого личика.

Когда дочка ушла, Пери решила возобновить подготовку к предстоящему семинару.

Этимология слова «преступление», писала Пери, имеет праславянские корни – «ступити». Преступление означает преступить черту, нарушить. У каждого преступления, продолжала Пери, есть мотив – слово латинского происхождения, mōtus, означающее «движение». Таким образом, мотив – это то, что движет преступником, что побуждает его совершить преступление, которое является аморальным поступком. Мораль – очередное слово латинского происхождения, введённое римским философом и государственным деятелем Цицероном. Латинское mores значит «общепринятые традиции». Таким образом, моральное поведение – поведение, соответствующее нормам, установленным в данном обществе (племя, народ, государство). Аморальное поведение – поведение, обратное моральному, то есть девиантное, отличное от принятой нормы, некорректное.

Пери росла наблюдательной. С детства она тщательным образом выбирала себе друзей, смотрела на то, как ведут себя одноклассники. У неё даже была заведена тетрадка – толстая, в клетку, в которой Пери записывала свои наблюдения касательно одноклассников. Странное увлечение, Пери это признавала, но предать свою натуру не могла. Тем более, о существовании тетрадки никто не знал, поэтому Пери могла быть спокойна относительно оценки своего занятия.

Однако, став взрослее и позабыв о той тетрадке, Пери поняла, какое заключение можно сделать на основании записанного – отсутствие родительской любви. Дети, родители которых были разведены и не общались или же часто ругались дома, чаще всего были более агрессивными, завистливыми или любящими пакости. Чаще всего, но не всегда, это важно. Атмосфера дома играет свою роль в формировании, становлении личности, считала Пери, но эта роль не самая главная – самое главное то, как человек в этом доме реагирует на обстоятельства.

В какой-то статье Пери прочитала, что родительская любовь имеет эволюционный характер, то есть любить ребёнка значит создать условия, позволяющие выжить. Пери несколько скептически отнеслась к этой статье, вспомнив истории из школьных учебников – на ум сразу приходила Спарта. Хотя, подумала Пери, избавление от слабого потомства могло быть рассмотрено как благо, поскольку таким образом экономились ресурсы – еда, тепло, жилища и другое. Жестокая экономия.

Одно Пери знала точно – родительская любовь важна и нужна. Дети, которых родители любят, чувствуют безопасность, защищённость от возможных внешних угроз, они не так уязвимы перед миром как дети, ненужные своим родителям. Конечно, определённой формулы нет, и известны случаи, когда человек, которого любили в детстве, вырастал не самым хорошим человеком. Нехороший человек, по мнению Пери, был тот, кто позволял себе вредить, намеренно, не сожалея.

Предстоящий семинар вселял в Пери надежду на то, что там она познакомится с интересными людьми. Ей хотелось открыть фонд – призрачная мечта, которую однажды очень хотелось осуществить, а для этого нужны люди. Будучи не самой общительной женщиной, Пери понимала, что семинары – единственная возможность хоть как-то приблизиться к мечте.

Какими бы мотивы преступлений не были, писала Пери, они наглядно демонстрируют у преступника отсутствие эмпатии – сопереживания жертве. Эмпатия – в переводе с греческого языка «сочувствие», это осознанное сопереживание эмоциональному состоянию другого человека. Когнитивный невролог Жан Десети считает, что неспособность проявлять эмпатию является психопатологическим синдромом, обусловленным так называемой бессердечностью, сниженной способностью сострадать, эгоцентричностью и неспособностью к искреннему раскаянию в содеянном. Это психопатия.

Пери откинулась на спинку стула, размяла шейные позвонки, покрутив голову в разные стороны, подняв вверх и опустив вниз. Послышался шум приближающегося автомобиля – приехал Рустам. Пери любила эту часть дня – вечер, потихоньку делаются рабочие дела, изучаются статьи, дети делают уроки или проверяют фломастеры на прочность, муж возвращается домой.

Совместный ужин – это обязательная традиция. Вместе с дочкой накрывать на стол, всем вместе есть под фоновый шум радио или кино, вместе рассказывать истории, случившиеся за день – у Ширин обычно получался целый список в блокноте. Пери точно знала, что её дети будут помнить эти обычные ужины, и надеялась, что передадут эту традицию своим детям. Она считала, что мир начинается с семьи, в которой последний кусочек торта или бутерброда, сыра или конфеты, оставленный на тарелке, кочует от одного к другому, потому что каждый хочет поделиться.

Еще почитать:

Земфира Голдман — «Новый альфа» !\Волчонок новая история\!

Once Upon a Time 1х1 — _»A New Story, About a New Love»_

Дело мистера Дотрикса — Глава 4, письмо

"Детективы Г. Берч и Б. Уэйн ведут расследование" — Аффект