____________________________________________________________________
Яркий луч солнца пробивался сквозь плотно зашторенные ткани. Удивительно, как Солнце, которое было так далеко, словно опытный лучник попадало точно в цель.
Я зажмурилась, с легким раздражением натянув одеяло на макушку. Вставать не хотелось.
-Рене! Спускайся! Отец ждет тебя в лавке.
Окна моей комнаты выходили на солнечную сторону. Матушка говорила, что светило выходило на востоке, а погружалось на западе. Именно поэтому там, за морем, далеко-далеко, находилась страна, называемая “Восходящее солнце”. Интересно, а там знают, что у них всходит солнце, или они также считают, что на другом конце земли находится другая похожая страна, в которой всходит солнце? Ведь земля круглая, правда?
-Рене! Вставай, уже полдень!
Интересно, как много стран я могла бы посетить, если бы не была женщиной? Может, если я обрежу волосы и переоденусь в мальчишку, мне повезет попасть на какое-нибудь судно? Я бы смогла путешествовать, повидать весь мир, увидеть эту страну, в которой просыпается небесный гигант. Оттуда привозят замечательный чай: я ведь люблю чай. Первоклассный фарфор, шелк, украшение, все оттуда такое сказочное, словно из другого мира. Мира, сошедшего с моих картин.
-Рене! Немедленно поднимайся!
Ох, как же мне хочется отправиться хоть куда-нибудь! Эти серые улицы, пропахшие местным снобизмом и дешевым лоском — мне всё так надоело! Матушка, с ее вечными россказнями о том, какая я непутевая и что мне давно уже пора замуж. Да только за кого? Ни один из этих напыщенных индюков мне не нравится. Мужчины в наше время только и говорят, что о крокете и паровых машинах, они не видят прекрасного ни в чем, если только это не их мерзкое отражение. Жена для таких не больше, чем красивый аксессуар, который можно носить с собой и говорить: “Смотрите, я приобрел это вчера!” или “Какая завидная партия мне подвернулась!”. Вот только я не красивая и совсем не богатая, у моих родителей нет ничего, кроме обветшалой багетной лавки и картин, написанных мною. Хотя, не думаю, что они считают это какой-то ценностью.
Дверь распахнулась, громко ударившись о дверной упор. В комнату влетел самый настоящий ураган с копной рыжих волос, высоко подвязанной светло-голубой лентой. Я аккуратно выглянула из под одеяла:
-Рене Петит! Я не намерена кричать больше трех раз! Твой отец ждет тебя …
Она была очень красивая. Моя мама всегда была стройная и невероятно элегантная, наверное, в молодости у нее было очень много поклонников. Выбившиеся рыжие пряди обрамляли ее лицо, на фоне фарфоровой кожи они казались более огненными, чем обычно. Большие зеленые глаза смотрели на меня со злобой, но такой притворной, будто она и не злилась вовсе, а просто хотела, чтобы я так думала. Морщинка на лбу углубилась, а в зеленых чащах промелькнула ярость.
-Рене. Встала. Живо. — матушка развернулась на каблуках, широким шагом выйдя из комнаты, оставив за собой тонкий шлейф лака для дерева. Будто ее и не было здесь.
Она не злится. Встав, и лениво потянувшись, я обернулась на подушку. Лучи солнца били точно в то место, где пару секунд назад были мои глаза. Покосившись на дурацкую занавеску, я встала, волоча за собой одеяло. Сегодня был самый обычный день, обычный от самого утра и до глубокой ночи. Какой смысл вставать в такой обычный день?
Упав на стул, я развернулась к зеркалу. Темно-рыжие волосы больше напоминали гнезда хохлатой поганки, которые обитали у водоемов богатых имений, а маленькие черные глазки смотрели на меня без энтузиазма и завышенных ожиданий от этого дня.
Найдя щетку, я начала свой ежедневный ритуал выпрямления этих непослушных волос, проводя по ним сверху вниз. Смотря на себя, мне всегда хотелось отвернуться, не разглядывать курносый носик и тонкие губы, которые кричали о том, что я дурнушка, не унаследовавшая красоту своей матери. От этих мыслей щетка полетела в дальний угол комнаты. Да, день не задался с самого начала, да так, что желание поскорее лечь спать усилилось во сто крат. Натянув на себя летнее легкое платье, я выползла из своего убежища, направившись прямиком в мастерскую.
Мама сидела за большим дубовым столом, что-то увлеченно вырезая. Очередная рама для картины очередной бездарности, которой повезло пробиться в свет.
Я повидала много картин. Были и невероятные произведения искусства, от которых захватывало дух, для которых хотелось сделать достойное обрамление, достойное шедевра. Работы над подобными заказами проходили быстро и легко, волнение от предстоящего итога захватывало дух, хотелось поскорее воссоединить одно с другим и думать, что хоть и чуть-чуть, самую малость, но я тоже причастна к шедевру. Однако, такое бывало редко. Чаще всего это были безликие картины, такие же, как и их авторы. Скучные, серые, неинтересные. Прямо как этот город.
-Отец ждет тебя, долго ты будешь тут стоять? — зеленые глаза не отрывались от работы. Может, она все таки злится?
-Да, матушка, сейчас пойду к нему, только позавтракаю.
-Ты хотела сказать “пообедаю”? — саркастический тон, даже не подняла на меня глаз. Да, она все таки злится.
Решив, что отвечать ей будет ошибкой, я развернулась и пошла в столовую. Не хватало еще поругаться, тогда бы у этого дня ни осталось бы и шанса на реабилитацию. Прихватив кусок хлеба и чашечку кофе я направилась в мастерскую.
Багетная лавка нашей семьи находилась недалеко от дома, путь занимал примерно пять минут. Обходя лужи зигзагами и проклиная всё, на чем свет стоит, я добралась без приключений. Как всегда. Нет, я не хотела, чтобы на меня наехала машина или вылили ведро помоев, такую обыденность сложно назвать “приключениями”, хотя отец всегда именно так это и называл. Лука Петит вообще имел уникальную черту характера: он удивлялся и радовался всему, что происходило вокруг него. Может, именно поэтому мама выбрала именно его? Он не был красавцем или богачом, не было и титула или знатной фамилии,то есть у него отсутствовало всё, за что любили барышни нашего времени. Удивительно, как моя прекрасная мать из благородной семьи выбрала его, такого обычного, с короткими черными волосами, высокого, но сутулого, без особых талантов и выдающихся достижений. Но не делайте поспешных выводов, я люблю отца, уважаю его, просто не понимаю.
Сейчас мне 22, в моем возрасте они уже поженились и открыли лавку. Через год появилась я. Для них лавка была первым ребенком, я, скорее, как случайный плод их физической любви, тогда как общее дело — плод страсти и влечения к искусству. Когда мне исполнилось четыре года, родители дали мне холст и краски. Они заставляли меня писать картины, вернее учиться их писать, надеясь, что вот-вот мой талант пробудится. Мне кажется, что моя кожа уже пропахла едким скипидаром, а некоторые участки кожи на пальцах уже никогда не отмыть от масляных красок. Я писала и писала, день и ночь, будто вот-вот родится шедевр своего времени, а в родительских глазах отразится: “Мы гордимся тобой, дочка”. Но время шло, а шедевр так и не родился. В сердце разрасталось черное пятно, что окрашивало кровь, она бежала по венам к мозгу и громкими словами отбивало ритм
“бездарность”
Обида, разочарование, а впоследствии и равнодушие. Поступив в столичную школу искусств, я не добилась стипендии, а после и высших баллов. Меня пытались отчислить шесть раз, но каждый раз оставляли, наверное для того, чтобы на моем фоне работы “выдающихся” выпускников смотрелись лучше. Картины не дышали, не жили, не цвели, они просто молчаливо взирали на своих судей, подобно мне. Последний смотр работ был пол года назад. Я окончила школу только с Божьей помощью и больше не брала в руки кисть, не чувствовала вдохновения. Больше, я никогда не захочу писать картины.
Дверь в лавку со скрипом отворилась. Пройдя мимо стендов, я направилась вглубь помещения, из которого раздавались радостные голоса. Отец стоял у большого портрета молодой дамы, что смотрела на своих пленителей мертвыми, неживыми глазами. Уголки ее губ были слегка приподняты, а волосы стекали на плечи, словно шелковая накидка. Это была моя работа и отец видимо закончил для нее рамку. Лука Петит с энтузиазмом говорил о чем-то своему посетителю, который стоял ко мне спиной, из-за чего разглядеть его не выходило. Я подошла ближе:
-Княгиня Арагне высоко оценила данный портрет, не мудрено, ведь моя дочь ужасно талантлива, ха-ха-ха – мелодичные нотки отражались от стен, плясали на столах.
Собеседник молчал, стоя ровно, не шелохнувшись, будто статуя.
-Мы так долго ждали ответа, что уже и не надеялись получить его! Ох, Рене будет очень рада узнать…
-Что узнать ,отец? – я вышла из-за стеллажа
-Дочка!
Он обошел молчаливого господина и двинулся ко мне. Заключив меня в свои теплые объятья, он развернулся к черной статуе.
-Это моя доченька, Рене! Реночка, познакомься – это дворецкий Ее Светлости княгини Ребекки Арагне. Он любезно сообщил, что княгиня приглашает тебя в ее резиденцию писать картины! Правда, это так великодушно! – он улыбался во все 32 зуба, так широко, что казалось, я вижу остатки обеда в его рту. Его черные глаза светились от счастья. Он был красив в такие моменты.
-Да, отец, это правда чудесно. – особого энтузиазма я не испытала. Писать скучные портреты для знати — это конечно прибыльно, но никак не возможность вернуть вдохновение, будь это даже сам император.
Дворецкий все так же молчал, сверля взглядом мою картину. Не отворачивая головы от портрета, он протянул мне запечатанный конверт. Видимо, приглашение в резиденцию.
Я держала его в руках, не спеша открыть, хотя чувствовала за спиной внимательный взгляд отца. Он не вырывал конверт из рук и не торопил меня, но я буквально физически ощущала его несдержанное желание поскорее увидеть, что же написала княгиня. Бумага была плотная, молочно-белого цвета, листы скрепляла печать с изображением непонятного мне существа. Оригинально.
-Это очень лестно, но я не могу дать ответ прямо сейчас, сколько у меня есть времени? — убирая конверт в карман платья, почувствовала легкий толчок в плечо. Я повернула голову и посмотрела на отца, который, кажется, побледнел и не сводил с меня маленьких черных глаз. Одарив его не самым приветливым взглядом, повернулась назад к дворецкому.
Он смотрел на меня, не мигая. Его лицо было худым и продолговатым, кожа бледная, а глаза… Глаза были никакими. Они не выражали ничего, ни смятения от моего дерзкого ответа, ни злобы — ничего. Дворецкий подошел ближе, отдернул рукав пиджака, показал на часы. До ужина я должна дать ответ. Он стучал ногтем по стеклу, а сам в это время смотрел куда-то внутрь меня. Не в глаза, а будто чуть-чуть дальше. Я медленно сглотнула слюну и кивнула.
Матушка стучала тарелками и громко причитала, метая злобный взгляд то на меня, то на отца. Рыжие волосы, что еще больше растрепались, походили теперь на ветки Ивы, касаясь ее плеч.
-Как ты мог допустить такое! Теперь все будут думать, что мы невоспитанные плебеи, не знающие манер! Ладно она не додумалась, но как ты мог это допустить!
-Аурели, сокровище мое, я не думал, что она такое выкинет, прости меня, золотце! — Лука взмолил свою женщину о пощаде. — Тем более, что ничего такого не произошло, она всего лишь взяла время обдумать, что она возьмет с собой, Рене точно поедет, это же не отказ!
-Не поеду — набив рот булочками, я кое-как смогла промямлить это.
-Что?! Да ты сошла с ума! — в маме проснулось второе дыхание и она с новой силой продолжила бранить меня.
В доме было тихо. Тише, чем обычно. Отец ушел обратно в лавку, мама по всей видимости пошла за ним, вымещать свою злость на несчастном муже. Я же просто смотрела в окно.
Интересно, почему так? Неужели, я настолько им ненавистна, что они готовы отправить меня невесть куда, лишь бы я не мозолила им глаза своей бесполезностью. Неужели мне придется ехать к какой-то чертовой снобке, быть как мартышка в клетке, писать портреты на забаву гостям. Быть одной из многих, кого даже не вспомнят, не включат в программу изучения школы искусств, учебники истории живописи, музеи. Никакого величия, признания. Повода для гордости.
Я обхватила голову руками, впиваясь пальцами в нежную кожу. Смотря в пол, я отчетливо видела итог своих мыслей. Моё разочерование мокрыми каплями разбивалось об пол комнаты, оставляя маленькие мокрые следы. Прикушенная губа начинала ныть все сильнее и, осев на пол, я обмякла. Расслабленные руки упали на пол, а челюсть безвольно повисла.
-Какая же я глупая — слова, нарушившие тишину комнаты, эхом отдались в сердце. — Думала, они позволят мне остаться с ними.
Голова безвольно свалилась на бок. Я сидела посреди комнаты, и думала обо всем, что было со мной с окончания учебы. Открыв рот, водя языком по следам от зубов, оставшимся на внутренней стороне губы, я успокаивалась. Не важно, чего я хочу, мечты — это всего лишь пустой звук, даже если ты невероятно талантлив, даже если ты тысячу раз особенный! Со мной училось множество невероятных художников, до меня тоже, и до них тоже ! И что теперь? Многих ли из них знает мир? Лишь один с выпуска, да и то, если повезет, сможет сделать себе имя и прославиться, обрести известность. Писать то, что хочется, а не то, что требуют, чтобы заработать себе на хлеб и не помереть в своей уютной каморке с крысами. Мне не на что даже надеяться.
-Разнылась. — я встала, отряхнула платье. Оглядывая свою комнату, сразу приметила то, что мне было нужно в дорогу. Составив план сборов, чтобы ничего не забыть, открыла чемодан и по очереди, поэтапно, стала собирать вещи. Как оказалась, их у меня не то, чтобы много.
Когда со сборами было покончено, выходя из комнаты, я еще раз оглядела её. Не для того, чтобы запомнить её, нет, это была для меня теперь совсем чужая комната. В ней не осталось ничего моего. Лишь бы только ничего не забыть. Спуская чемоданы по лестнице, я проклинала тот день, когда природа решила, что я смогу справиться с этим суровым миром, имея такую хилую мускулатуру. Один чемодан был явно тяжелее другого, из-за чего меня перекосило как дерево в сильный ураган. Я посматривала вниз, на ступеньки, но чертово платье так и норовило запутаться в ногах. Делая следующий шаг, я, не нащупав ступеньки, полетела вниз. Острая боль в виске. Темнота.
Забвение.
Открыв глаза, я увидела бледное лицо дворецкого, склонившегося надо мной. Моя голова была у него на коленях, холодный деревянный пол обжигал ляжки, видимо, платье задралось. Лицо залилось краской, я вскочила с пола и начала нервно поправлять платье. Убрав волосы назад и с вызовом посмотрев на дворецкого, кивнула ему головой.
-Спасибо… Что помогли. Я как раз вас искала, хотела бы дать положительный ответ и сказать, что готова ехать. Мы не могли бы отправится немедля? – затараторила я.
Мужчина молча поднял на меня свои глаза. Теперь в них было не ничего. Немой испуг, удивление, интерес. Он смотрел на меня так, будто я была диковинной зверушкой, которую он видит впервые.
-Эммм, мсье? — он не моргая, осмотрел меня с ног до головы, от чего лицо вновь покраснело. Каков наглец! Я топнула ногой, как маленький ребенок, чтобы он наконец очнулся от своего резкого помешательства. — Да что с вами? Со мной все в порядке, мы можем ехать!
Я развернулась на каблуках, не в силах больше выносить его удивленное лицо. Он что, призрака увидел? Что за манеры, так пялиться на даму…
Подхватив разбросанные чемоданы, я направилась к выходу. Мужчина все ещё сидел на коленях на полу и молча наблюдал за тем, как я, ковыляя, пытаюсь дотащить их до дороги.
-Так, и куда нам? На вокзал? — уже не скрывая раздражения, вызванного его странным поведением, крикнула я.
Через мгновение моих рук дотронулась холодная рука. Она обхватила ручку чемодана снизу и потянула его на себя. Я отпустила чемодан, позволяя мужчине тащить их. Взяв второй, он кивнул головой в сторону, как бы показывая путь, куда нам идти.
Ехали мы в тишине. Я смотрела на салон нового автомобиля, не веря, что нахожусь в нем. Это было последнее слово промышленного производства. Такая машина могла быть только у самых богатых людей страны, содержание такой роскоши обходится владельцу в кругленькую сумму, а княгиня Арагне отправила машину за мной? Немыслимо! Насколько же она богата, что может позволить себе такую глупость?
Мы ехали в тишине. Не то, чтобы я очень хотела поболтать, но отчего-то мое сердце наполнялось тревогой с каждым километром, что оставлял мой родной дом позади. Я ведь даже не попрощалась с родителями. Нет, я, конечно, оставила записку, я же не монстр какой, но наверное, это стоило бы сделать лично.
На это не хватило духу. Не хочу видеть их, они продали меня, отослали куда подальше, лишь бы не видеть разочарование из плоти и крови в своем доме.
-Как Вас зовут? Вы не представились. — мой вопрос повис в воздухе. Может, гул мотора заглушил мои слова?
-Мсье? Как Вас зовут? — и снова тишина.
Да, поездка обещает быть долгой…
Мы прибыли глубоко за полночь. Массивные железные ворота отворились как по заклинанию, либо же я не заметила слугу. От ворот мы ехали еще где-то минут двадцать, видимо, княгиня очень любит одиночество, тишину и покой. Это объясняло наличие такого молчаливого и не интересного дворецкого в подчинении.
Имение было поистине огромным. Белые колонны возвышались надо мной, а из больших окон доносились песни. Тишиной и одиночеством тут даже не пахло. Двери отворила служанка, миниатюрная и красивая девушка низко поклонилась мне.
-Мадемуазель Рене Петит! Княгиня Ребекка Арагне ожидала вас к ужину, надеюсь, не произошло ничего плохого, что заставило вас так задержаться?
Служанка хоть и улыбалась, но в каждом ее слове были слышны неприязнь и желание задеть. Я было хотела поморщиться и ответить так же “вежливо” как и она, но дворецкий, возникший у меня из-за спины, вмиг стер мерзкую улыбку с ее маленького милого личика.
-Проходите, мадемуазель, что же это я, как невежливо. — театрально раскланявшись, она повела меня в просторный холл. Внушительных размеров люстра заставила меня почувствовать себя еще ничтожнее, чем обычно.
-Госпожа Арагне сегодня не сможет вас принять, поэтому попросила меня обеспечить вас всем необходимым для хорошего отдыха,а утром после завтрака вы сможете с ней встретиться. Я провожу вас в ваш номер, мое имя Флаттери.
-Да, конечно. — ха, какое звучное имя — Хотела спросить, не будет ли у вас чего то перекусить? После долгой дороги живот сводит от голода.
-Конечно, я принесу всё вам в номер.
В холле виднелись две двери по бокам и две большие лестницы, ведущие наверх. Мы поднялись вверх на три этажа по правой лестнице, прошли по узким коридорам имения и вышли в черт поди разбери какую дверь. Выйдя в просторное помещение, я увидела по три двери по бокам и одну в конце. Мы направились к ней. Служанка ступала тихо, как и дворецкий позади меня, отчего мне казалось, что если закрою глаза и прислушаюсь, то по коридору буду идти я одна.
-Вот ваш номер. Княгиня распорядилась о лучших покоях для своей долгожданной гостьи. Ах да! Здесь, в отеле Каскад, можно ходить только в сопровождении мейдо, служанок. Если вы захотите выйти — нажмите вот на эту кнопку. — она показала на маленькую красную кнопочку, что располагалась на стене у двери. — К вам тут же явится одна из мейдо и проводит вас куда бы вы не захотели.
-Благодарю. — я присела легким реверансом, как бы благодаря служанку, но смотрела в глаза дворецкому. Все таки, он все это время тащил мои чемоданы. — Флатерри, прошу, не забудьте о моей просьбе. Мой спутник не останавливался все то время, что мы ехали и бесконечно молчал, что даже было неловко попросить его притормозить и взять немного еды в проезжающих нами деревнях.
-Ха-ха-ха, это так похоже на Этьенна. — она рассмеялась и косо посмотрела на дворецкого. Ни мускула не дрогнуло на его бледном лице.
Я упала на кровать лицом вниз. От покрывала пахло анисом или чем-то на него очень похожим. А еще немного железом. Странный аромат для постельного белья, но мне понравился. Развернувшись на спину я посмотрела в потолок. Ну где же эта проклятая служанка? Как там ее, Флаттери? Вот же смешная судьба, таких говорящих имен я еще никогда не встречала. Flatterie — что значит лесть, как нельзя лучше подходило ей.
-Чьто застявило вась заделжаться — я передразнила мерзавку, скривив лицо в самой благожелательной улыбке, на которую была способна. — Да как она вообще посмела? Чертова пигалица.
Мой маленький рост и длинный язык часто не давали мне покоя. Если уж зашла речь о говорящих именах, то можно поразмышлять и над говорящими фамилиями. Петит — что означает “маленький” хорошо описывало как мои внешние данные, так и внутренние. Я была рождена в семье бывшей аристократки и обычного крестьянина. От матери мне достались рыжие волосы, а от отца вся его маленькость и ничтожность по происхождению. Не имея ничего за душой, он смог открыть свою лавку на приданое матери, как они мне рассказывали, и достаточно известную и прибыльную. Однако это не дало их дочери ничего. Ничтожность семьи так или иначе следовала за мной по пятам всю мою жизнь. Родись я в знатном доме с фамилией моей матери, то точно бы не испытывала таких трудностей в жизни! Почему мама вышла за него? Неужели любовь так всепоглощающа и безумна, как о ней пишут поэты? Отдать титул, предать семью и сбежать с каким-то обывателем в нищету… Ну и бред.
Размышляя об ошибках моей матери я не заметила, как провалилась в сон.
Душно. Нечем дышать. Задыхаюсь.
Резко открыв глаза и не увидев ничего, я ужаснулась. Абсолютная тьма обволокла меня со всех сторон, сдавливая грудную клетку. Больше походя на рыбу, чем на человека, я хватала ртом воздух, стараясь набрать побольше в лёгкие, но кислорода не поступало. Покрывало, мокрое от пота, липло к лицу и волосам, пальцы рук, вцепившиеся в платье, никак не хотели разгибаться. Запах железа был сильнее и жёстче, чем когда засыпала и хотя я была уверена, что точно лежу с открытыми глазами, я не видела ничего перед собой. Паника охватывала меня, сдавливая горло. Смотря в темноту, думая, что ослепла, боялась, что так ничего и не увижу. Зрачки метались, стараясь уловить хоть что-нибудь, и, заметив две искорки в темноте, я уже было обрадовалась, как они тут же пропали. Потом появились снова. Вновь пропали. Я смотрела на мигающий отблеск и не могла отвести взор. Две маленькие точечки в огромной пустоте мигали, будто два глаза смотрели на меня. Не знаю, сколько я так пролежала, по ощущениям целую вечность, не шелохнувшись, смотрела, как два белых огонечка смотрели мне в душу..
А потом резко двинулись на меня.