Гитара дяди Бори
моему отцу
и мне,
спасибо вам
за непрожитые жизни
В бесконечном потоке времени и материи, на просторах разрастающейся вселенной, в бескрайней галактике Млечный путь, в расстилающейся на многие световые годы Солнечной системе, на необъятном земном шаре, на гигантском материке Евразия, в огромной стране Россия, в большом городе Рязань, на не очень длинной и не очень короткой Комсомольской улице, в небольшом пятиэтажном доме №6, в маленькой однокомнатной квартирке №4, что на третьем этаже, в крохотной тесной комнатке три на три метра, во всеми забытом пыльном углу между диваном и потрескавшейся стенкой, в ободранном сверху донизу чехле лежала шестиструнная акустическая гитара.
Это была гитара дяди Бори.
Она была сделана из тёмно-коричневого дерева, задняя её стенка была слегка выпукла, голова была размером с ногу великана, носившего обувь сорок восьмого размера, а гриф, шириной с человеческую ладонь, имел слегка заметный изгиб влево.
Сам же дядя Боря (но тогда, конечно, его звали просто Борей) был создан на свет в 1969 году 9-го сентября в городе Вельск. Роды проходили тяжело, с угрозой жизни для матери, поэтому врач-акушер строго запретил миниатюрной Ларисе Эдуардовне даже думать о втором ребёнке, а в случае если такая мысль появится, взять дитя из детдома. Но Ларисе Эдуардовне не хотелось иметь чужого ребёнка, и так как в её уже разрушенные планы входило пополнение семьи ещё двумя детьми, мать-героиня решила сосредоточить всю заготовленную любовь на единственном сыне, на Бореньке.
Боря рос здоровым, крепким, смышленым и, несмотря на излишнюю заботу матери, не избалованным и скромным. В школе Боря был хорошистом, непонятные ему химия и физика портили ученику аттестат, на что Боря в ответ портил дневник, стирая оценки бритвой или вырывая листы. Но Боря любил литературу, и учитель его хвалил за способность чувствовать произведение.
В школе Боря обзавёлся парочкой друзей: Васей Калкиным, с которым Боря ходил на плавание, и Никитой Пухаревичем, с которым Боря играл футбол.
Однажды, в день своего шестнадцатилетия (было воскресенье), Боря возвращался домой с Никитой после очередного матча с соседней улицей. Небо почти укрыло Землю синим одеялом с белыми пуговицами, но капризное покрасневшее Солнце у горизонта всё никак не хотело спать.
Уже прощаясь у подъезда мальчики вдруг услышали нежную мелодию струн и мягкий подпевающий ей голос. Боря повернулся в сторону звука и пытался в небольшом сквере, обнесенном деревьями, разглядеть источник музыки. Весь мир замолчал, чтобы не спугнуть и не испортить её чистоту. А Боря стоял и чувствовал, как, проникая через уши, скользя по пульсу в висках и распространяясь с кровью по всему телу, его сердце наполняется чем-то, чем-то, что важнее крови.
-Эт мой брат играет, — влившийся в гармонию музыки, тихо произнёс Никита.
Боря, всё это время находившийся как во сне, только спустя пару секунд проснулся и спросонья посмотрел на Никиту.
-Можем пойти послушать.
-Пошли, — сказал, оторвавшись от мягкой перины, Боря и задумавшись поплёлся за другом.
Они пошли к скверу и, обогнув стену из деревьев, увидели небольшую площадку с одной единственной скамейкой, на которой сидело трое людей. В центре расположилась акустическая гитара с оранжевым корпусом и тёмными краями, с тонким коричневым грифом, изящной головой и серебряными колками. Гитара находилась в руках двадцатилетнего парня с сигаретой во рту, сидевшего посередине, слева от него, съёжившись в уголке и задрав ноги, сидела красивая девчонка, а справа на спинке лавочки сидел другой парень и смотрел в уже потемневшее небо.
Оторвав руки от гитары, вытащив сигарету изо рта и выпустив густой клубок дыма парень посередине тихо сказал:
-Привет, Никит. Мать с отцом опять что ли ругаются?
-Нет, просто мимо проходили и вас услышали. Можно?
-Можно.
Никита сел на землю напротив скамейки. Боря как скромный гость посмотрел на друга и повторил за ним.
Раздался грустный мечтающий аккорд. Он рассеялся меж деревьев, и его место занял аккорд более весёлый. Гитара запела, она рассказывала о своих мыслях, фантазиях, о своих несбыточных мечтах, она рассказывала свою печальную историю. И Боря, забыв обо всём, с замершим сердцем и остановившимся дыханием слушал. Он смотрел на гитару, а видел совсем иное. Он видел, как он поднимается над землёй, над ребятами, над сквером, всё набирая высоту, и, достигнув неба, он устремляется вдаль, пролетая над квартирами, домами, улицами, городом, полями и лесами, несясь навстречу горизонту, испускающему непрекращающиеся потоки звёзд. Боря почувствовал то, что никогда в жизни до этого не ощущал, что никогда в жизни он так ещё не влюблялся, не познавал горечь утраты и тоски, но сейчас… Проносясь по ещё неизведанным чувствам жизни, он понял, что…
-Молодые люди… — по грозному, звучному голосу, издавшегося сзади, было понятно, что на концерт явились безбилетники в лице двух милиционеров.
Боря ещё не успел очнуться от потока чувств, как остальные ребята, в том числе и Никита, растворились в воздухе, иначе нельзя было объяснить их столь быстрое исчезновение.
-Пройдёмте! — сказал всё тот же грозный голос.
И двое благородных кавалеров довели Борю до квартиры, на пороге которой их встретила мать. Вылив через свои глаза весь запас воды, высказав все свои душевные страдания, пережитые за последние часы, изругав Борю, обвиняя его во всех ста миллионах смертных грехах, поблагодарив милиционеров за хорошую службу и отпустив их, мама повела сына на кухню.
Там экзекуция продолжилась, а Боря смотрел куда-то в пол, не замечая внешнего мира и его шума. Спустя двадцать минут, успокоившись, мать отпустила сына, но Боря всё стоял, уставившись в одну точку.
-Боря, иди.
Эти слова Боря уже услышал, но он оставался всё таким же отстранённым от земной суеты. Он не мог подобрать слов, точнее слова он уже подобрал, но сказать их боялся. И вот, когда мама уже приготовилась накричать на сына, всё так же смотря в пол, Боря выпалил:
-Я хочу играть на гитаре.
Мама оторопела. Она опустила глаза и погрузилась в мысли.
-Хорошо… иди спать, — сказала она, не смотря на своё чадо.
Боря пошёл в свою комнату, а мама, посидев еще несколько минут на кухне, отправилась в родительскую. Так прошёл день рождения Бори.
Всю следующую неделю Боря наблюдал за странным поведением отца. Утром понедельника он хмурым и раздражённым поехал на работу, а после неё всё такой же хмурый и раздражённый ни с кем не разговаривал. Во вторник он вообще поссорился с мамой и накричал на неё. В среду папа оставался пасмурным, но спал он теперь не в родительской, а на диване в гостинной. В четверг он был задумчивым и подавленным. А в пятницу он целый вечер не отходил от телефона, всё время кому-то названивания.
В субботу, придя после тренировки по плаванию, Боря зашёл в свою комнату, а на его кровати лежала Она. Она сняла свои черные одежды и кинула их небрежно на пол, Она со стройной, слегка полноватой фигурой, с широкими бёдрами и грудью, со смугленькой кожей, легко и важно вытянула свою пухленькую руку с элегантными пальчиками, на которых красовался свежий серебряный маникюр.
Боря ошеломлённо стоял в дверях и рассматривал гостью. Сзади появилась мама:
-Она твоя.
Боря удивлённо и недоверчиво обернулся на неё, потом на гитару и стал медленно к ней подходить. Он бережно взял инструмент, сел на диван и положил гитару на колени. Он по одной, еле дотрагиваясь, дергал струны.
-Ну, развлекайся — пролепетала мама и упорхнула в другую комнату. За опустевшим местом стал виден силуэт отца, наблюдавшего с самого начала всю эту картину.
-Кровопийцы, — со вздохом сказал папа и удалился вслед за мамой.
Боря остался с Ней один на один и не знал что делать.
Он поставил её на ребро так как это делал брат Никиты, кое-как зажал пальцами левой руки три струны и провел рукой по струнам. Раздался неприятный полуглухой звук. Он переставил пальцы и снова провёл по струнам, гитара снова издала такой же звук, но на этот раз более грустный, как будто она просила о помиловании.
В музыкальной школе Вельска не было гитарного отделения, поэтому Боря пошёл к единственному ему знакомому мастеру гитары, к брату Никиты, но, к несчастью, узнал, что тот уехал в другой город по делам, а вот тетрадка с записями аккордов, табов, и разборами песен осталась, но брать её мальчики не смели, боясь получить по шее. Боря стал вымаливать её у Никиты, и тот установив, что цена молитвы — месяц помощи с домашней работой и контрольными, всё же немного осмелел, забрался в тумбочку брата и отдал священные писания Боре.
Залетев домой и сбросив с себя балласт в виде обуви и куртки, Боря побежал в свою комнату. Он открыл священные скрижали и стал их изучать, попутно применяя знания на практике. И спустя обед, полдник и ужин Боря худо-бедно научился зажимать аккорды Am, Dm, E и С. Боря успел бы в этот день ещё выучить и аккорд G, если бы уставший от непрекращающейся какофонии отец не пригрозил сыну. Боря лёг в кровать, но не один, а с гитарой, укрыв её простынёй. И глубокой ночью, когда родители уснули, Боря слегка подёргивал струны, приглушая их.
На следующий день, в семь часов утра, в безработное воскресенье маму, папу и соседей разбудил не будильник и не крик петуха, а бряцание струн. Папа уже вставал, чтобы наказать сына, но мама успела его схватить и успокоить, и отец зарылся в подушку, долго что-то бубня.
А Боря всё играл, у него получалось даже лучше чем вчера, иногда удавалось сыграть аккорд так, что звучали все струны; так и до Джимми Хендрикса недалеко! И Боря опять весь день провёл с Гитарой. Отец в обед не выдержал музыкальной пытки и ушёл в гараж, а мама осталась дома на страже сытости сына, каждые 15 минут напоминая Боре об уже остывшей еде.
Но Боря её не слышал. Музыка закрыла ему уши своими мягкими ладонями и тихо напевала мелодию, очаровывающую мальчика и уводящую его всё дальше вглубь своих чувств.
Так проходили дни, иногда и ночи. Обучение без учителя шло туго, но Боря хоть и тяжко, но преодолевал трудности. Он ничего не слышал сквозь ладони музыки. Он ходил в школу, а слова учителей пролетали мимо, вместо формул и чисел Боря видел названия аккордов и табы. На плавание Боря ходил уже не с таким удовольствием: приходил как можно позже, а уходил как можно раньше, а иногда и вовсе не приходил.
Через три недели школьные учителя и тренер по плаванию стали жаловаться на неуспеваемость Бори. Родители сразу поняли её причину. Отец принял решение избавиться от инструмента, но мама слёзно попросила его этого не делать, но папа был настойчив!.. Но он же всё таки любил своих жену и сына и не мог разбить им сердца… и наказание его смягчилось. Отец поставил перед Борей условие: либо сын исправляет учёбу и исправно ходит на плавание, либо инструмент будет конфискован. Боря был вынужден согласиться на такие невыгодные условия. Гитаре он стал уделять меньше времени, хотя за месяц достиг неплохих результатов (он уже научился зажимать баррэ и выучил несколько простых песен), и учёба и отношения с тренером наладились. Но мальчик всё ещё каждую секунду думал о Ней, о том, какую песню выучить следующей, о том, как улучшить свою игру, что тренировать дальше. Иногда в голове Бори рождались мелодии, которые могли бы стать великими песнями, но, к сожалению, низкий уровень навыков пока не позволял их перенести из мира фантазий в наш мир, и эти песни так и оставались томиться в голове мальчика.
Одним зимним вечером, холодным на улице, но уютным дома, при жёлтом свете настольной лампы, сидя на диване, Боря тренировался на Гитаре. Случайно его пальцы встали на случайные струны и правая рука провела по ним. Боря застыл, только что сыгранный им звук хранил, как казалось, все чувства, которые бушевали на тот момент в душе мальчика. Один этот крохотный звук, длящийся миг, смог вместить в себя море переживаний. Но море требовало вылиться в океан. Тогда Боря стал аккуратно подбирать ноты. Каждый раз, когда Боря подбирал новую ноту, неподходящую для мелодии, он как будто сбивался и каждый раз возвращался в начало пути, к первому случайному аккорду, после проходил по уже “протоптанным” нотам и, когда подходил к новому распутью, делал случайный шаг, и если шаг был неверным, начинал всё сначала. И так нота за нотой, за ночь Боря сочинил песню — свою — первую — песню. Боря уже видел как эта песня заставляет затихнуть всех, кто услышит её первые ноты, и погрузиться в свои собственные мысли и переживания, как другие парни учат её и исполняют для девчонок. Сыграв песню ещё несколько раз и насладившись ею, Боря положил рядом Гитару и лёг спать под утро.
Так шли два года. В свободное от учёбы, плавания и друзей время Боря играл на Гитаре. Навыки его заметно для родителей и соседей улучшились. Он научился играть перебором, боем, щипком, зажимать баррэ, филигранно перебирать пальцами на грифе, выучил все возможные аккорды, десятков восемь известных на тот момент песен, десятка четыре риффов и, самое главное, сочинил три собственных песни, но Боря никому их не представлял.
Закончилась школьная жизнь, началась студенческая.
Боря поступил в Рязанский Государственный Университет на инженера. На вокзале во время прощания мама со слезами на глазах отпускала сына во взрослую жизнь. За всё время проведённое на перроне она научила Борю, как правильно питаться, как хорошо учиться, как общаться с преподавателями, как выбирать себе девушку, как с ней себя вести, не забыв сказать, чего делать нельзя, а именно пить, курить и гулять допоздна, а отец, пожав руку сына, ограничился несколькими советами. Гитару Боря взял, конечно же, с собой.
В Рязани Боря жил в общежитии. Соседом Бори оказался архитектор первого курса Максим Горшков. Максим тоже играл на гитаре и даже лучше чем Боря, поэтому они сразу нашли о чём поговорить. Как-то раз Боря осмелился и представил свои песни Максиму, тот нашёл их гениальными. Боря увидел в Максиме наставника, который поможет улучшить игру на гитаре, а Максим в Боре увидел талант, с которым можно создать тандем. На первой неделе общения ребятами было решено создать группу. Боря был бы ритм-гитарой, а Максим соло, оставалось найти бас, барабаны и вокал. Благодаря общительности и социальной раскрепощённости Максима в этом не было проблем, и новые члены группы были быстро найдены.
Свою музыкальную карьеру группа “Ирис” начинала с университетских мероприятий, позже она стала выступать в кафе и ресторанах. Репертуар группы состоял из популярных на тот момент песен, собственные группа еще не написала, никто не хотел этим заниматься, а Боря не хотел отдавать свои сочинения группе, считая, что та над ними поглумится и сделает из них непонятно что.
С гитарой Боря не расставался, на выступлениях он играл только на ней. А в общежитии Боря повесил Гитару на стену над своей кроватью. Из-за почти ежедневных переносок и частой игры Гитара покрылась незначительными сколами и трещинами. За это время Боря ещё лучше овладел инструментом. Благодаря Максиму Боря познакомился с новыми для него жанрами музыки, со многими незнакомыми до этого иностранными исполнителями, с новыми стилями игры, и Боря всё это осваивал и учил. Его игра стала ещё интереснее и разнообразнее.
В начале второго курса группа распалась. Вокалистка нашла парня, и времени на пение у неё не оставалось, барабанщик взял академический отпуск, а басист и вовсе отчислился, и оба уехали в свои родные города. Боря и Максим остались вдвоём. Новые члены группы никак не находились, а дуэт гитаристов никто не желал слушать, поэтому было принято решение заморозить группу. Максим ушёл в свободное плавание, он изредка играл то в кафешках, то на квартирниках, то выступал в других группах похожих на “Ирис” в качестве временного участника.
Что делать дальше Боря не знал. Шанс реализовать свой талант был у него в руках, но он его упустил. Каким путём идти дальше? К кому обратиться? Где выступать? Боря не знал. Создать новую группу Боря не мог, не хватало связей и коммуникационных навыков. Оставалось только играть для себя самого.
Боря остался один. Он придумывал мелодии, сочинял песни и писал к ним стихи, и всё это для себя. Если бы их услышал хоть один человек, то одна из бориных песен точно бы покорила слушателя, засела бы в его душе, стала бы любимой, но такого слушателя не было, некому было оценить творчество Бори. А зачем тогда писать песни, если их всё равно никто не услышит?
Зимним вечером Боря сидел один в комнате и лениво перебирал струны. Случайно пальцы зажали несколько струн и сыграли их, и Боря узнал в прозвучавшей мелодии свою первую песню. Боря продолжил играть её. В некоторых местах пальцы забывали что играть дальше, но методом проб и ошибок всё же вспоминали продолжение.
Какая это хрень! Эти глупые слова, придуманные как будто пятиклассником, и эта простая до безобразия мелодия. Кому это вообще может понравиться?! А ведь когда-то я думал, что это полюбят все. Дурак!
Боря стал играть другие свои песни, и они тоже ему показались полнейшей глупостью, даже хуже первой.
Боже! И я думал, что это хорошо! Такое никому не понравится. Лучше никому это не показывать, будет не так стыдно перед людьми. У меня нет таланта. С чего я вообще взял, что он у меня есть?! Я умею играть только чужие песни и то плохо. Да и кому это нужно?
И Боря сидел с Гитарой на коленях и вглядывался в неё, ища ответы на вопросы. Спустя десять минут Боря, всё ещё погружённый в себя, встал, повесил Гитару на стену и вышел проветриться.
Вечер был холодный. Снег не шёл. Грязные и мокрые как половые тряпки облака заволокли небо, только слабый свет луны еле пробивался сквозь них. Боря брёл по улицам куда угодно, не задумываясь о дороге, он думал о другом. Вернулся Боря поздно и сразу лёг спать.
А гитара висела над ним и провисела так до выпуска Бори. Иногда от нечего делать Боря брал её в руки, играл пару аккордов и снова вешал на стену. И гитара вся покрылась пылью, а струны начали ржаветь.
Учась на последнем курсе, Боря привёл к себе в комнату новую знакомую Дашу Римову. После четырёх кружек чая, двадцати минут безуспешного поиска темы для разговора и четырёх минут неловкого молчания Даша осмелилась спросить, играет ли Боря на гитаре. Услышав положительный ответ, она попросила подтвердить его наглядно, и Боря, предвкушая минуты, последующие за музицированием, не смог отказать.
Он снял гитару, сдул с неё пыль (пришлось дуть несколько раз, так как пыль легла уже в четыре слоя) и с трудом стал вспоминать песни. Поначалу выходило скверно, пальцы путались и зажимали не те струны не на тех ладах, но, разыгравшись, игра становилась всё лучше и лучше. Под конец на несколько мгновений Боря даже забылся и чуть не растворился в музыке, начиная играть и петь собственные песни, но он быстро опомнился, убрал пальца от струн и отложил гитару.
-Вот, — скромно произнёс Боря.
Этого тридцатиминутного концерта гитары без оркестра хватило, чтобы сразить Дашу. И следующие тридцать минут соседи Бори могли слышать концерт барабана со скрипкой под тихое дребезжание гитары.
На выпуск Бори пришли отец и мама. Мама слёзно поздравляла сына, говорила, какой он умничка и целовала, целовала, целовала, не обошлось, конечно же, без правил на следующий этап жизни. А отец, пожав руку сына, ограничился несколькими советами. Но после рукопожатия Боря обнаружил в руке ключи. Отец ответил на непонимающее лицо Бори:
-Ах да, мы тут тебе квартирку присмотрели в качестве подарка. Будем приезжать.
Закончилсяь университетский этап жизни, начался рабочий.
Борис Владимирович устроился инженером на одном заводе. Новичкам платили мало, в стране плясали девяностые, а беременная Дарья Викторовна требовала заботы и ухода, поэтому Борис Владимирович устроился ещё на подработку грузчиком.
Времени на жизнь у Бориса Владимировича совсем не было. Он только и делал, что работал, а после первой работы шёл на вторую, а после второй работы ухаживал за Дарьей Викторовной, а после ухода за Дарьей Викторовной шёл на первую работу… Все свои увлечения Борис Владимирович забросил в том числе и гитару, её он забросил на балкон.
Там она переживала головокружительный зной, промокала от непрекращающихся проливных дождей, дрожала от всёпробирающих морозов и задыхалась от цветения.
Пока однажды её оттуда не достали. Её и ещё несколько вещей с балкона быстро вынесли из квартиры. Но за этот короткий миг через дыру, образовавшуюся в чехле, Гитара успела заметить, что квартира стала выглядеть богаче, в ней стало больше мебели, что Дарья Викторовна до сих пор беременна, что по комнатам теперь бегает какой-то незнакомый мальчик, а сам Борис Владимирович располнел и стал ходить вразвалочку. Он вынес гитару и другие вещи на улицу, положил их в багажник и куда-то повёз.
Чехол открылся. Борис Владимирович достал Гитару и аккуратно положил на колени. Время потрепало гитару, струны от розетки до колков заржавели, а корпус высох и покрылся трещинами.
Борис Владимирович, слегка прикасаясь, погладил гитару по изгибу и взглянул в её ещё сверкающие колки, в которых теплился огонёк прошлого. Проснувшись от воспоминаний, Борис Владимирович глубоко вздохнул, положил гитару в чехол, запер дом и уехал с дачи.
Их жизни разделились. Гитара пылилась на даче, а Борис Владимирович был на “свободе”. Он был порядочным рабочим и семьянином. Все его любили.
Поздно ночью на домашний телефон позвонили. Борис Владимирович взял трубку.
-Папы… не стало, сынок.
Борис Владимирович был ошеломлён новостью. На следующий день он поехал в Вельск. Жить он решил с матерью, чтобы хоть как-то утешить старушку. В день похорон Борис Владимирович напился и ночью долго не мог уснуть, бормоча какие-то стихи. Пить Борису Владимировичу понравилось, алкоголь смог заполнить давно возникшую пустоту в жизни. И он остался в Вельске еще на несколько дней, отпевая отца.
Вернувшись в Рязань, Борис Владимирович не перестал отпевать отца. Поначалу отпевание проходило только по субботам, после только по выходным, а после даже по средам и четвергам. От работы Бориса Владимировича отстранили, и в семье начался разлад. Борис Владимирович постоянно ссорился с Дарьей Викторовной, иногда даже замахивался, а она терпела в надежде, что он исправится. Как-то раз его младший сын Гена увидел, как пьяный отец стоял перед зеркалом и изображал будто играет на гитаре. Но однажды Борис Владимирович подрался со старшим, сломав ему руку, это стало последней каплей.
В следующий раз, когда чехол вновь был открыт, Гитара увидела какого-то измученного, обрюзгшего мужика с лысиной размером с озеро на голове и короткой острой седой щетиной. Мужик достал Гитару и аккуратно положил на дряблые ляжки. Глаза толстяка были влажными. Гитара всё лежала на ногах, а толстяк ей любовался, боясь прикоснуться. Спустя десять минут он всё же взял Гитару в руки.
Опухшим пальцам было больно прикасаться к ржавым железным струнам. от прикосновений оставались красные ямы на подушечках. Да и сама гитара скрипела и ныла как будто от боли. Но старик продолжил. Пальцы путались, зажимали не те струны, а правая рука то била лишний раз, то не била по струнам вовсе. Гитара играла песни, которые из-за плохой игры и плохой памяти смутно понимала. После тщетных попыток сыграть нормально хоть одну песню, толстяк как будто задремал, он закрыл глаза, оперся головой на руку и тяжело дышал. После пятиминутного сна мужик встал, подошёл к столу, выпил из горла водки, вернулся, сел, взял гитару, выдохнул и приготовился. Его пальцы затанцевали и филигранно перебирались с лада на лад, со струны на струну.
Толстяк играл какую-то песню, очень знакомую Гитаре. Откуда она знала её? Как будто это песня… Да это же самая первая песня, сочинённая Борей! Боря! Это ты! Как ты изменился!
И в толстяке стали проглядываться черты шестнадцатилетнего мальчишки Бори. А дядя Боря в это время плакал. Глазами он смотрел в окно, выходящее на лес, над которым расстилалось бесконечное небо, усеянное звёздами, и звёзды были так высоко и так далеко, а душой дядя Боря смотрел в прошлое и пытался понять, когда он поступил не так, когда ошибся, когда пошёл не тем путём, ведь он мог бы стать великим музыкантом, если бы дал послушать хоть кому-нибудь свои песни, ведь они… хорошие… Его первая песня была неплохой, да она была простой, да в некоторых моментах она была слабенькой, да она была глупой, но это была его песня… песня Бори… И он останется, запечатлеется в этой песне навсегда, а сама песня исчезнет, ведь никто её не слышал. И вернуть уже ничего нельзя, время упущено, а вместе с ним и жизнь.
Дядя Боря положил Гитару, лёг на кровать, укрылся одеялом, и зарылся в подушки. Из-под подушек раздавались сначала тихие всхлипывания, но плач становился громче, и под конец по комнате прогремело рыдание. Дядя Боря заревел. От криков затряслись стены. Со временем дядя Боря успокоился и уснул.
Вскоре Гитару вновь положили в багажник и куда-то увезли. И когда чехол открыли, она увидела уже не ту хоть и малознакомую квартиру, на балконе которой пролежала большую часть жизни, а маленькую комнатку с диваном и антресолями на всю стену. Дядя Боря положил Инструмент между своим ложе и стеной.
Квартиру, в которой теперь находилась Гитара, всем двором называли “Квартирой дяди Бори”. Дети любили дядю Борю, он был весёлым, смешным, а иногда и щедрым пятидесятилетним алкоголиком. А взрослые дядю Борю ненавидели из-за того, что этот алкаш постоянно кричал и буянил по ночам, включал громко музыку и мешал спать, а иногда из его квартиры доносились мерзкое бряцание гитары и заунывное пение.
Дядя Боря никого не радовал, и каждый его сосед желал ему поскорее увидеть праотцов. И однажды их молитвы были услышаны. Одной ночью дядя Боря опять радовал соседей очередным концертом. Тогда он разошёлся и играл как будто в последний раз, сознавая скорую смерть и от того улыбаясь ей. И играл он какую-то не очень известную песню, никто из соседей её не знал. Постепенно дядя Боря стал стихать, вскоре и вовсе замолчал.
Тело дяди Бори нашли через несколько дней на диване, Гитара лежала рядом с ним.
Через несколько дней на квартиру приехала одна старая особа в сопровождении двух молодых людей. Они осмотрели помещение и уехали.
Так закончилась жизнь дяди Бори и его Гитары.
* * *
В однокомнатную квартиру №4 на Комсомольской 6 вошли молодая мама с десятилетним сыном. Они осмотрели комнату и кухню и были вполне удовлетворены увиденным.
-Как хорошо, что хозяева оставили мебель, — сказала мама.
Убираясь, мальчик нашёл в углу между диваном и стеной гитару в чехле. Достав и осмотрев инструмент, он пришёл к выводу, что инструменту нужен ремонт. Его отнесли в ближайшую мастерскую, и через десять дней гитара была готова. Мальчик с помощью мамы, работающей учителем музыки, стал осваивать инструмент и спустя неделю ежедневных трёхчасовых занятий освоил базовый уровень.
Как-то вечером мальчик сидел и перебирал аккорды, что-то напевая под нос. Через полчаса он написал песенку. Он решил продемонстрировать её маме. Они сели на кухне, и сын заиграл. А мама смотрела на него и улыбалась, такими глупенькими и такими красивыми одновременно казались ей песенка и её сын, что она мило улыбалась, иногда тихо посмеиваясь. А сын не обращал на это внимание, он весь был поглощен музыкой и играл свою глупенькую песенку. И песенка эта играла на той маленькой кухне, в тот поздний вечер, отдаваясь эхом в бесконечном потоке времени и материи.
Еще почитать:
Случайная встреча
Глава 2.Расставание.
Рабочий диалог
Pixe'r'Ella — Pixe’r’Ella c0
«
»
