Гаргулья с шарфом

В старом заоблачном городе уже наступали сумерки. Солнце неминуемо падало в тёмную бездну, оставляя после себя след уходящего света. Облака в последний раз прогревались солнечным теплом, ожидая ночных похолоданий. Они же, воздушные властители, уже окрасились в нежный творожно-розовый цвет, прощаясь с солнцем до следующего утра. И если на небе царила почти идеальная гармония, то на земле бушевал непрекращающийся хаос. Человеческий муравейник кипел от действий, от уже почти затухшей в людях энергии. Они все двигались будто по расписанию, выстраиваясь в вечно серые столбы и линии с вечно грустными каменными лицами. Все видели перед собой только один путь — бесконечный тоннель в распланированную неизвестность. Хотя совсем рядом, вблизи любопытных глаз, протекала совершенно иная жизнь. Жизнь полная красок, буйства чувств, эмоций, неразберихи и нескончаемых приключений, ожидающих своих главных героев.

Когда улицы ещё были под завязку набиты, а солнце не ушло на заслуженный покой, Амина чуть ли не вприпрыжку пересекала перекрёсток. Она единственная выделялась из толпы, и не только своим энергичным характером, но и яркой не по погоде одеждой. Её розовая куртка и шапка откликались на зов веселья и тепла, подаваемых однотонными облаками, а красный шарф с чудными узорами вселял в сердца прохожих некое приятное беспокойство, которого давно не было у них в жизни.

— Да-да, я уже бегу, — с лёгкой отдышкой говорила Амина, пробегая дорогу со всех ног, так как опаздывала на встречу, — Закажите мне как всегда латте. Конечно я потом отдам. Нет, блин, в лицо тебе кину. Всё, чмок в пупок, скоро буду. Латте не забудь!

Она бросила трубку своего старенького выдвижного телефона и убрала его в рюкзак. Со своим неутихающим позитивом она неслась по заполненной дороге, пытаясь никого не сбить. Проворная фигура змейкой обходила все повороты, виртуозно подпрыгивая перед бордюрами. Прохладный воздух ключом бил в самое лицо уже покрасневшей Амины, пытаясь охладить её, но то ли она этого не замечала, то ли воздух был уж слишком слаб, чтоб остановить такой невозмутимый напор.

Шапка то и дело спадала с её светлых кудряшек, а шарф с каждым более дерзким движением развязывался всё сильнее и стремительнее. А когда по улицам подул ветер, сносящий на мгновение даже самых стойких людей, шарф с лёгкостью сбросил свой последний узел — свои пленительные кандалы, — и поднялся ввысь, сливаясь с розоватым цветом заката.

— Эй, ты куда? Нет, нет, вернись! — кричала Амина ему вслед, пытаясь уследить за траекторией полёта.

Она побежала за ним, даже несмотря на то, что встреча была буквально за поворотом. Решать пришлось быстро и она без промедлений устремилась по дорогам за своим шарфом, вопреки шагающей на неё толпе, ведь это был подарок, близкий сердцу. Потоки бушующего ветра уносили красную ткань всё дальше, выше и ближе к облакам. Взгляд Амины устремлялся за планирующим шарфом, но он постоянно ускользал среди множества фонарей, столбов и других высоких людей, спешащих не меньше девочки.

Попутным ветром шарф занесло за дома в один из кварталов, где располагалась весьма поломанная временем детская площадка. Цепи качелей давно заржавели, отчего эффект взлёта был уже не таким захватывающим. Карусель превратилась в медленную развалину, шатающуюся из стороны в сторону, а горка теперь рвёт одежду и рушит впечатления, вместо приятного и плавного спуска. Но даже несмотря на общее плачевное состояние площадки, дети всё равно любили проводить на ней время и играть до поздна, пока не услышат голос матери, зовущий домой. К сожалению, услышать чей-либо голос в данный момент было очень сложно, потому что весь квартал разрывало от детского плача. Горькие слёзы текли из малышки в лёгком синем жилете, а её пронзительный крик больше напоминал сирену, пугающую всех своей громкостью.

— Милана, милая, ты чего? — склонилась над ней мама. Она обняла ребёнка и прижала к себе, чтобы успокоить, но это не помогало. Звук всё ещё сотрясал собой всё пространство вокруг.

— Что случилось? Чего она так ревёт-то? — подошёл отец семейства, также склонившийся к ребёнку.

— Миша, упала она, — ответила мать, перебиваемая криком её дочки, — Такой ветер задул, понёс её, вот она и шлёпнулась. Теперь успокоиться никак не может.

Оба родителя окружили ревущую девочку. Было видно сколько тепла и заботы они вкладывали в то, чтобы она улыбалась, а не плакала, но боль от протёртых ладошек сейчас была сильнее. Бедный тоненький голос уже начал надрываться, лицо обмокло как после дождя и тело тряслось от резко пришедшего холода. Сквозь непрекращающиеся слёзы девочке всё же удалось открыть глаза. Размытые пейзажи и цвета сложились в небо, которое она столько раз видела, но не понимала, а также облака, которые, выстраиваясь то в зайчика, то в слоника, то в другое милое животное, всегда веселили её и вызывали смех на детском лице. Особое внимание она заострила на ярко-красном пролетающем шарфе. В воздухе он то сворачивался, то опять выпрямлялся, напоминая длинного дракона. И вдруг теплее стало внутри у девочки. Слёзы наконец остановились, чтобы ей удалось подольше посмотреть на летящего червя, извивающегося в небе. Улица вновь затихла и погрузилась в приятное молчание.

— Ну вот, другое дело, правда? — сказал отец, поднимая девочку на руках, вызывая тем самым у неё лёгкий смешок, вскоре перерастающий в смех у всей семьи.

Ухватившись за шею папы, девочка продолжала хохотать, оголяя ещё беззубый рот, пока её взгляд был по прежнему охвачен улетающим за другие дома шарфом.

Уже запыхавшаяся Амина как раз только пробегала детскую площадку, на которой так мило смеялась молодая семья. Приятно было наблюдать за такой идиллией, но главным объектом наблюдения всё же был ещё не пойманный шарф. Потоки ветра несли его дальше по кварталам, а следить было труднее с каждой минутой, но Амина не сдавалась и так же стремительно бежала за дорогой ей вещью.

Виды высоких новостроек быстро сменились старыми панельками с окнами, похожими на серые соты. Стены, покрытые трещинами и залепленные цементом, не внушали доверия, но продолжали достойно стоять, даже не рассыпаясь. Величавость этажей подкреплялась массивными размерами каждого отдельного дома, к сожалению, абсолютно одинаковых в своём множестве. Прокуренные балконы, заставленные самым разным домашним хламом, обычно не выделялись своей архитектурой, цветом или может даже звуком, но один особый балкон старой восьмиэтажки сумел удивить не только своим обликом; звук из него доносился такой же необычный. Плиты были частично покрыты разноцветной краской. Мазок красного там, пара точек синего тут, и уже складывалась полноценная картина, над смыслом которой кипел весь район. А музыка, доносившаяся из квартиры, мелодичная, но временами слишком резкая и пугающая, сейчас перебивалась смешанными криками. То мужской, то женский голос превышал общую громкость звуков во всём доме, отчего их было слышно не только в соседних квартирах, но и снаружи.

—… а я говорила тебе раньше, что ему доверять нельзя! Ты ему две картины, а он тебе… — кричал женский голос, выходящий из комнаты, видимо, на кухню, где находился выход на балкон.

— Да может хватит уже? Боже, задолбала! — в похожей манере ответил молодой мужской голос.

Они вышли на кухню, но только музыка из другой комнаты добралась до припева, как девушка вновь провопила:

— И посуду не помыл! Хотя сегодня была твоя очер…

— Да заткнись ты, хоть на секунду!

В полуобороте прокричал замалёванный в краске парень. Его руки тряслись, а глаза словно не двигались, они застыли, сузив зрачки до невозможности. Жар пылал в его теле, отчего на кухне стало ещё более жарче и напряжённее. Из своего грязного фартука он достал пачку сигарет, засунул одну в рот и мигом вышел на балкон. Девушка стояла вся красная от гнева, но кричать уже не могла да и не хотела, слёзы подступили к её глазам, а слабость напала на всё тело. Она села на ближайший стул и сдерживала слёзы, что есть силы.

Парень облокотился на стенки балкона и высунул голову на улицу. Пальцы, с засохшей на них краской, одним мгновением зажгли огонь, а половины сигареты словно уже и не было. Дым рассеивался в стремительном ветре, словно разгонял пожар, но огонь внутри художника не утихал. Кровь его пылала, а сердце никак не могло замедлить ход, хотя бы чтоб успокоиться. Смотря на сигарету, парень внутри себя чувствовал пепел, безнадёжно падающий вниз, без какого-либо шанса добраться до земли целом. Он выжигался до основания, жар захватывал всё тело, и ноги подкашивались, словно их сдувало порывами ветра. В голове бушевал пожар, который раздувался только сильнее из-за наплывших проблем. На него напал полный творческий кризис, картины продавались плохо, знакомый обманул, украв два приличных полотна, и к тому же бытовуха, убивающая мозг напрочь. Чувства переполняли его, готовые взорваться в любую секунду, пока он не заметил красный силуэт, быстро приближающийся к балкону.

Ловко изгибаясь, шарф всё поддавался сильному ветру, плывя дальше по своему течению. Художник вытянул правую руку и схватил алую ткань, просто дивясь этому моменту. Он хотел бы задать себе несколько вопросов, например, как он поднялся так высоко? Чей это шарф? Но в его душе было так много противоречивых чувств и эмоций, что он не смог сказать и слова. На его лице появилась лёгкая улыбка, будто сдерживаемая внутренними рамками. Но у шарфа этих рамок не было, он просто поддался порыву и взмыл вверх, и никакие препятствия его не останавливали, ведь он уже тут. Быть более свободным — быть более счастливым.

Почему-то все эти рассуждения воодушевили творца, словно внутри что-то сломалось, издав при этом отчётливый хруст металла. Улыбка засияла на его лице, широкая и яркая, как свет музы. Сигарета ещё не успела догореть, как уже полетела в пепельницу к остальным, таким же холодным и потухшим. Внутренний гнев в нём сменился на внешнюю радость и жизнелюбие, но после себя эта пламень оставила след в виде горькой вины и целого багажа грубых мыслей. Теперь в художнике пылало новое стремление. Стремление всё исправить. Когда же он повернулся к двери и открыл рот, чтобы окрикнуть свою девушку, молниеносный толчок заставил его пошатнутся и отпустить шарф, отправляя тот дальше, на встречу солнцу. Художник провожал его удивлённым взглядом, а потом он открыл дверь и зашёл на кухню, смотря на сидящую и рыдающую девушку.

— Знаешь, Даша, ты была права, — нежно проговорил парень, встав на колени перед склонившей голову девушкой, — Надо было тебя слушать… Моего самого близкого человека. А я, дурак, пошёл на поводу, думал лёгких денег нам заработаю. Наивный. — он прижался к ней ближе, положив руки на мокрые от слёз колени, — Ты прости меня…

В его голосе чувствовалась искренность, причём настолько чистая, как будто горный протекающий ручей. Его руки отдавали тепло, которое грело дрожащие колени девушки. Её слёзы на мгновение прекратились и послышался нежный чуть поникший голосок:

— Наивный и глупый. Я тебе никогда ничего плохого не посоветую. — продолжала она, попутно открывая лицо.

— Кроме пиццы с ананасами, — добавил парень и они оба засмеялись на пару секунд, — Бог с этими картинами, нарисую ещё, но уже по-другому. На свой вкус.

— Так и надо было с самого начала. — её влажная, но такая тёплая рука коснулась щетинистого лица парня, отчего он даже закрыл глаза.

— Давай больше без этого… Мир? — он протянул ей мизинец, а после недолгого раздумья она улыбнулась и протянула свой палец, которыми они вскоре скрестились. — Может пиццу закажем?

Девушка наклонила голову и посмотрела сначала на парня, а потом на застоявшуюся гору немытых тарелок.

— А посуду потом помоем вместе? — спросила она почти шёпотом.

— Раз уж ты настаиваешь.

Когда же в соседней комнате старую меланхоличную песню сменила новая дерзкая и заводная, шарф был уже далеко от цветастого балкона, где его ранее поймали. С улыбками на лицах пара кружилась в танце, попутно набирая на телефоне номер пиццерии, пока лицо ещё бежавшей Амины до сих пор краснело, пыхтело и больше напоминало паровой двигатель, несущийся по улицам. Пробегая рядом с цветным балконом, она мгновенно обратила на него внимание не только из-за интересного дизайна, но и ещё потому, что от туда играла хорошая музыка, которую девочка оценила. Знакомая мелодия воодушевила и словно открыла второе дыхание. Ноги перебирались всё быстрее, телу становилось ещё жарче, но Амина терпела, как терпят лёгкоатлеты, преодолевая новые дистанции.

Шарф же резким порывом унесло в другую сторону, за спины высоких домов, ближе к маленьким. Каменные колоссы вдруг сменились деревянными избами, создавая эффект странного соседства. Контраст заметила и Амина, уследившая за красной точкой, которая, словно птица, плавает в цвете уходящего солнца. Ветер стихал и шарф начал потихоньку терять свою высоту. Амина поймала этот момент и изо всех сил побежала к нему, чтобы вот-вот, через пару кварталов наконец поймать свой дорогой шарф.

В это же время на крыльцо одного из домов вышел старик. Его изба выглядела дряхлой снаружи, но внутри она навеивала уют и спокойствие, правда если бы там вовремя проводили уборку. Из трубы негустыми пучками выходил чёрный дым, прогревающий всю хату старика, но обычно когда к вечеру становилось душно он выходил наружу освежиться и подумать. Как раз сейчас и наступил этот момент. Старик босиком вышел на деревянное крыльцо дома, подставил себе стул и сел на него, облокотившись настолько, пока стул не начал протяжно скрипеть. Белые волосы мужчины обдувались ветром, попутно навеивая ему воспоминания из прошлого, как будто из прошлой жизни, когда он был юн, силён и очень счастлив. Он вспоминал, как с товарищами разъезжал по стране на старом грузовике. Вокруг шум, улыбки и смех таких же юных друзей, журчание речки, шелест листвы, песни у костра, рассказы в палатках, обещания на пальцах — всё это яркими отрывками крутилось в голове старика.

И взгляд его поник. Как будто уставился в пустоту, куда-то в пол, в несуществующее пространство, откуда выйти он сам не может. В голове начало крутиться слишком много мыслей, вперемешку с воспоминаниями. Старик видел своё прошлое и одновременно задумывался о будущем, а точнее о том, что его не будет. Его закат близок, и постепенно приходило понимание, что смерть получит своё — она получит его. Мелкая дрожь пробежала по старой коже, поднимая выше все седые волоски. В сердце поселился страх, и не перед смертью, а скорее неизвестностью, которая следует вскоре. Что его там ждёт? Больно ли это? Одиноко ли? Старик нескончаемо задавался вопросами и чем больше их было, тем страшнее ему становилось в итоге. Дыхание задрожало, а внутри словно что-то сжалось, вызывая невероятную горечь. Воспоминания всё накатывали, но от осознания того, что это всё давно прошло и те люди уж давно ушли, глаза старика начинали слезиться.

— Где они там? Потерялись. Навсегда. И меня это ждёт? Я не хочу… Хочу обратно. Хочу к ним.

Проговаривал старик хрипящим голосом, пока к его ногам не подлетел красный шарф, так идеально расстелившийся на полу, будто новый персидский ковёр. Мужчина не сразу заметил его, но как только нечто яркое появилось перед глазами, он ожил. Шарф смог вывести его из той тёмной пучины вопросов, а заодно помог отвлечься. Когда старик смотрел на шарф, у него больше не возникало вопросов. Ни как он сюда попал, ни про смерть, ни про то, что будет после неё. Он просто смотрел на него… Безмолвно, аккуратно, как на бабочку, пытаясь не спугнуть. Не зная почему, на лице старика начала появляться лёгкая улыбка. Наверное, из-за чудного рисунка, который там был изображён. Это развеселило старика, пусть он и не понимал отчего ему так весело. А когда ветер вновь задул, то шарф улетел так же быстро и неожиданно, как и прилетел. Вся эта ситуация только сильнее раззадорила мужчину. Что-то у него в голове щёлкнуло, а внутри всё разжалось, стало легче. Ему запомнился сам момент и, вполне возможно, это было ответом на все его вопросы. Не жить прошлым, не раздумывать о «таком» будущем, а жить подобным моментом. Ловить его, когда он так спонтанен, радоваться каждому мгновению, с улыбкой помнить всех дорогих и близких, отпускать их, когда придёт время и не держать в голове тяжёлые мысли, которые не дают тебе взлететь.

Вдруг стало холодать. Старик оглянулся, а на улице уже достаточно стемнело, только мельчайшие лучи ещё тянулись вдалеке. Мужчина встал с кресла и зашёл обратно в дом, что-то приговаривая себе под нос и переключая канал телевизора на свою любимую детективную передачу.

А вечно бегущая Амина была так близка к успеху, что даже облокотилась на забор дома, чтобы перевести дух, ведь была уверена, что теперь-то она без проблем заберёт шарф, ведь он так кстати попался тому старику, но её счастью всё-таки не было суждено сбыться, шарф также мимолётно улетел дальше, а у девочки уже не было слов как описать данную ситуацию. Она просто перевела дух, поправила рюкзак, чуть подзатянула его лямки и побежала за шарфом дальше, постоянно теряя его из виду из-за стремительно наступающей темноты.

Приключения красного шарфа потихоньку подходили к концу. Потоки ветра, такие сильные ранее и слабеющие с уходом солнца, теперь не так хорошо гнали шарф. Издалека и во тьме он напоминал Амине истребитель, совершающий один опасный трюк за другим. Он пикировал вниз, словно пытаясь разбиться, но подхватывался ветром, вновь выпрямляясь и следуя куда-то вперёд — к культурным замкам. Не заметила Амина, как вновь очутилась на заполненных людьми улицах. За такое короткое время она успела отвыкнуть от вечной толпучки и уже скучала по пустым районам, где царила гармоничная тишина, а не суетливый хаос.

Народу на улицах поубавилось, включились ранние фонари, в голову били самые различные звуки, которые обычно сопровождают жизнь в большом городе. Над всем этим хаосом медленно, почти безветренно летел красный шарф, он аккуратно и крайне ловко облетал трамвайные провода, офисные здания, так желанно приближаясь к готическому дворцу, где расположился современный музей. Острая и не совсем высокая башня притягивала к себе не только деятелей культуры и интересующийся люд, но и элементы одежды, кто бы мог подумать. По всей башне, а точнее на некоторых выступах сидели её старые хранители — каменные гаргульи. Они были своеобразными смотрителями за всем городом, постоянно бдительные и с серьёзными лицами. Пусть музей и посещало каждый день много-много людей, но гаргулий замечали далеко не все. Люди по своей натуре зачастую смотрят только вперёд, хотя иногда стоит поднимать свой взгляд выше, чтобы замечать все детали.

И вот шарф подлетал всё ближе к башне, а именно к одной из гаргулий, которая смотрела чуть правее от главного входа. Она одна из немногих своих собратьев, кто остался цел полностью, практически нетронутым. Именно к этой гаргулье неспеша подлетел шарф, словно змей, опутывая её шею. Самым последним усилием ветра был толчок, который завязал шарф и который поставил точку в удивительных полётах красного шарфа. Теперь он, озорной и притягательный, работал в тандеме с серьёзной и такой вдумчивой статуей.

Амина наконец подбежала к музею, ветер окончательно стих и она подумала, что шарф упадёт на землю, но она совсем потеряла его из виду. Стояла около башни, смотрела по сторонам, пока в итоге не подняла голову вверх. От увиденного ей больше хотелось улыбаться, чем грустить. Подобная картина вызывала удивление и явный ироничный смех. Амина достала из рюкзака телефон и сфотографировала свой шарф, после чего набрала подругу.

— Слушай… Да послушай ты сначала! Понятное дело опоздала, ну, не пришла, да, но у меня была веская причина! — кричала она в трубку, не отводя и взгляда от гаргульи. — Сейчас перешлю, лови.

Через несколько секунд, когда фотография достигла подруги Амины, на том конце разговора раздался громкий смех, быстро сменяющийся самыми различными эмоциями.

— Ах-ха-ха, да! Это мой шарф, который на Рождество подарили. Охх, это очень длинная история! — хохотали обе девочки, смотря на удивительную картину.

Амина не замечала насколько громко она говорила по телефону, что нехотя привлекла внимание некоторых прохожих. Сначала подошёл один мужчина, хотел спросить в чём дело, а потом поднял голову и тоже захохотал. За ним подошло ещё несколько и ещё. За несколько минут музейная площадь наполнилась целой толпой ранее угрюмых и серых людей. Все они не знали друг друга, зато говори об одном — о гаргулье с шарфом. Эта история вызывала больше вопросов, чем ответов, но этим она и привлекала всех окружающих.

Гаргулья с шарфом стала новой достопримечательностью. Теперь каждый, кто когда-либо посещал музей, обязательно должен был взглянуть на эту гаргулью. Она помогла людям понять, что иногда стоит поднять свой взгляд, посмотреть выше настроенных рамок. Иногда стоит поддаться внезапному порыву и полететь. Не видеть перед собой распланированную неизвестность, а смотреть на это, как на шанс действовать. Ведь совсем рядом, вблизи любопытных глаз, протекает совершенно иная жизнь.

Жизнь полная красок, буйства чувств, эмоций, неразберихи и нескончаемых приключений, ожидающих своих главных героев.