fucking university

1

            Гул стоящий вокруг нагонял на меня тоску. И раздражал. Я всего лишь хотел побыстрее попасть домой, неужели так трудно вручить мне эту треклятую грамоту, и просто отпустить.

         Моему однокласснику Ефиму (ненавижу этого урода, всегда подлизывался к преподавателям, к директору) выпала честь нести малолетку у себя на плече, пока она будет трещать старым колоколом, который все называют «звонком».

        Выпуск из школы. Я бы мог сказать, что рад этому, я даже чувствовал эту радость, она сидела где-то там, заточённая, за метрами железобетона, но, так же я ощущал какое-то другое чувство. Неизвестное мне. Вышел я круглым хорошистом, у меня были перспективы, но не было желания. Я не знал чем хочу заняться, я не знал чего я хотел (ну, сейчас я бы хотел Олю, которая стоит напротив меня и жрёт шампанское прямо с горла бутылки), мне говорили что все двери для меня открыты. Они нам всем говорили такое. На самом деле была всего одна прозрачная дверь без замка. Её предназначение было не ввести тебя в «жизнь», нет, она откроется при лёгком дуновении ветра. Смысл в её прозрачности, она показывала тебе, сколько дальше тебя ждёт дверей, которые уже не так легко будет открыть. Тебе давался определённый набор отмычек, и материал из которого их можно сделать. Кому-то хватало отмычек, и он был счастлив; кому-то их вскоре пришлось изготавливать самому; а кто-то не выдерживал давления и с диким криком разбивал себе голову об косяк предыдущей дверью. Главное не поворачивать назад, иначе можно сойти с ума.

         Я должен был прийти на стартовый брифинг в свой новый университет. Мне говорили что я очень умный мальчик. У меня было «отлично» по алгебре, геометрии, химии, физике, да и вообще по всём. Да, несомненно, я был лучшим! Но меня тянуло к искусству. Я поступил в Национальный Художественный Университет. Мой друг поступил на медицинский, и говорил что будет лечить меня бесплатно. У меня всегда накатывала улыбка от этого утверждения. Ну, посмотрим.

         На первой паре нам задали нарисовать наши ощущения, когда мы заканчивали нашу школьную жизнь и вступали на новый, более сложный путь.

         М-да уж…

         Мне больше не хотелось быть художником. Когда я пришёл домой и зашёл в свою комнату, я бросил сумку в угол, а сам бросил себя на кровать. Смотря слипающимися глазами на потолок, мои мысли начали наливаться в общий чан, смешиваясь, выдавая искры, и формируя совершенно новый цвет! Я лениво встал и начал рисовать. 

         Преподаватель, бородатый старый очкарик, Плутарх Леонардович, долго смотрел на мою картину. Наша группа замерла, все затаили дыхание и ждали вердикта. Наконец он оторвал свои стеклянные подзорные трубы от моего шедевра, снял очки, протёр их, вздохнул (БОЖЕ, ДА ТЫ ЖЕ СТАРЫЙ, ТЫ СКОРО СКОПЫТИШЬСЯ, ЗАЧЕМ ТЫ ВРЕМЯ ЗРЯ ТРАТИШЬ)…

         — Пять. — Сказал он тихо. 

         Ещё бы. Я бы за такое «шесть» поставил! Переполненный радостью, и ловя на себе взгляды здешней фауны, я медленно, и с лёгкой улыбкой на лице, облокотился на спинку своего раскрашенного, многими поколениями студентов, стула.

         На перемене ко мне подошёл один парень, это был наш новый староста. Ещё один «бинокль», в шерстяной жилетке, белой рубашке, брюках и туфлях, подмышкой забитая папка и журнал, на плече весит, с виду, тяжёлая сумка. Боже, какой же он задрот…

         — Прохор. — Сказал он важным тоном, протягивая свою ручонку.

         — Юлиан. — Я протянул руку в ответ и… господи Иисусе, это его рука? По нажиму больше похоже, что я держу в руках влажную тряпочку.

         Он сказал что ему понравилась моя картина, и выявил желание подружиться, так как он ещё не успел ни с кем познакомиться. Внутри меня была борьба: послать его куда подальше, или проявить сочувствие, всё же он ничем не лучше подбитой белки. Я согласился быть его другом, и этот респектабельного вида молодой флюгер отреагировал так, будто другого варианта у меня не было. Ну ладно, посмотрим до чего эта «дружба» доведёт. Начало мне уже не понравилось.

2

         Мой настоящий друг, с медицинского университета, принёс два стакана холодного пива. Мы сидели на улице, за старым музеем. Там была площадка, со столиками, брезентами. Я спросил как ему его первый день, он отмолчался. Намёк я понял, и начал ему описывать свой первый день в «художественном». Потом он весь день был такой поникший, я не набрался смелости спросить что с ним.

         На следующий день, когда солнечные лучи тщетно пытались пробиться ко мне сквозь шторы, а будильник разрывался на миллион частей, я понял почему ненавижу университет. Утро понедельника, тёплая постель, видимо нужно быть душевно больным человеком, чтобы бросить всё это и отправляться в другой конец города. Глаза легонько щиплет, как у маленького школьника, который вот-вот разрыдается. Нет места с утра уютней, чем в постели. Я не собираюсь это променивать, я не хочу, я не буду! Но почему же я тогда встал и иду в университет, как полный кусок, не выспавшегося муфлона?

         С утра я сделал себе чай. Чайник закипел, я взял «заварник» и начал наливать заварку в чистую кружку… она перестала быть чистой, и заварка превратилась в диарею.

         Глубокий вдох, выдох, вдох, выдох…

         Человечество ещё не смогло придумать вещи, которая бы больше засоряла фантазию чем гранулированный чай. Я клянусь, в кружке было больше микроскопических листьев, чем жидкости.

         Мой следующий день в университете был не так хорош как предыдущий, я бы сказал, он был намного ужасней. Мало того что я опоздал на первую пару, так я ещё и влюбился. К нам в группу перевели иностранного студента, точнее студентку. Она была из Греции, она была кучерявой, она была очень красивой… её звали Мельпомена. Никогда не забуду её первый взгляд на меня, когда я вошёл посреди пары. Она посмотрела на меня, как на прокажённого. Я сел на своё место, благо, что оно было позади неё, поэтому я мог смотреть на её спину всю оставшуюся экзекуцию, на которую другие неудачники пришли вовремя.

         После конца пары я был немного в растерянности. Мне хотелось подойти к ней, поприветствовать, предложить ей стать моей девушкой (ты знаешь её не больше часа), но что-то меня останавливало. Я проводил её взглядом к двери и больше в этот день я её не видел. А вот Прохор был тут как тут!

         Придя домой, я первым делом хорошенько изучил порнографический раздел просторов интернета. Боже, если интернет когда-нибудь пропадёт, можешь и меня убить вместе с ним. Я почистил историю, и вбил в поисковик «как понравиться девушке?». И так я сидел до самого вечера. Мельпомены не было ни в одной социальной сети, поэтому я даже не мог найти её, и приглядеться как следует, я то всего лишь увидел одну половину её лица, и в ту влюбился. Может на другой половине у неё был кислотный ожёг, или шрам, или глаза нет, или волосатая бородавка на пол щеки…

НЕТ. НЕТ. НЕТ.

Она великолепна, это я точно знаю! Весь день я провёл с мыслями об одном человеке, и этот человек был не я, интересно, может я повзрослел? Хотя, я думаю мои удалённые запросы, в истории браузера, сказали бы обратное.

3

        

         Мои родители всегда в работе. Я растил себя сам, по большей части, поэтому и вырос таким антисоциальным элементом. Ненавижу людей, люблю животных, люблю деньги и Мельпомену. Я иду сзади неё, она наконец нашла себе подружку. У нас сейчас будут пара, история, интересный предмет, и если бы я не был таким романтиком, и не представлял, как я удовлетворяю свою гречку, и как она мной восхищается, я бы слушал в запой преподавателя. Только через минуту я понял, что иду по коридорам полных студентами, а у меня в штанах полдень. Я переместил сумку наперёд, и попытался занять мысли чем-нибудь другим.

         На паре у меня зазвенел телефон, пришла СМС. Все обернулись посмотреть на источник звука, она тоже обернулась, я посмотрел на неё не больше секунды, а потом пришлось лезть в карман за телефоном. У неё большие карие глаза, прекрасные, бездонные, в которых можно утонуть и не выплыть на поверхность. Мой друг с медицинского спросил, буду ли я сегодня гулять, я ответил что буду. Убрав телефон в карман, я специально не убирал звук, чтобы если придёт ещё СМС, мне повезёт, и Мельпомена снова посмотрит на меня. Звука не было. Её взгляда тоже.

         Друг с медицинского, которого, кстати, звали Герасим, купил мне пива. Тёмного. Я всегда предпочитал тёмное пиво светлому. Мне больше навилось послевкусие ржаного хлеба, а не спирта. Герыч взял себе светлое. Отпивая глоток я устремил свой взгляд ему в лоб, чтобы на ментальном уровне попытаться ему передать что он ошибается. Но он всё равно предпочитал мочу, нормальному пиву. Герыч особо не любил рассказывать об учёбе, а я больше и не спрашивал. Про Мельпомену я ему ничего не сказал. Никому ничего не сказал (она только для меня).

         Наши с ним беседы сводились к обыденным темам, и если посмотреть на них со стороны, они абсолютно не вызвали бы никакого интереса у других людей. Мы обсуждали компьютерные игры, недавно просмотренные фильмы, Герыч мог позволить себе рассказать какое порно он смотрел на днях. Но в основном он рассказывал мне о своих похождениях с той или иной девушкой. Он показывал мне их фотографии. По большей части они были все типичными, как бы это сказать… женщинами честной судьбы. Иначе нельзя выразиться. Я немного презирал его за его распутство, но в тоже время меня душила всепоглощающая зависть, смешанная с каплей гнева. Кто-то получает всё, а кто-то ничего.

         Suum cuique.

         Я всегда всё это терпеливо выслушивал, поддакивал, смеялся над весёлыми моментами, но мне всё это было не интересно. Не мне жаловаться, я персона не общительная, а кто-то должен заполнять пустоту между громкими глотками из пластикового стаканчика.

         После того как каждый выпил по литру, мы вышли из пивнухи и пошли в центр города. Было половина восьмого. Небо было оранжевого цвета, а молодёжь слонялась туда-сюда. Ничего не менялось, модные мальчики и девочки вперемешку с быдло. Ведь в наше время ничего не стоило нажраться и потрахаться на халяву с какой-нибудь алкотуткой, все так делали. Почему же я не мог? Не хотел? Хотел! И у меня получалось окучивать девушек, но я боялся. И боялся я провала, сокрушительного, после которого оправиться было бы сложно. Мне восемнадцать лет, а я до сих пор не потерял девственность, в то время как у моих одноклассников уже годовалые дети. Я (ничего я не боюсь, они просто не достойны моего внимания, шалавы, все они) шёл и на секунду поддался течению мысли, оно меня унесло с невероятной скоростью. Я в чёрном прямоугольнике. Вокруг серая пустота. Там тихо. Я не чувствую своего тела, но в тоже время ощущаю его, я знаю что оно там есть. Я завис в середине, тут что-то на подобии вакуума, но это не вакуум. Я понял что это мои взгляды на жизнь, мои решения, которые свелись к простому алгоритму. Я всегда всё делаю по одной схеме и получаю всё что мне необходимо, ни больше, ни меньше. За прямоугольником весь мир. Я ни за что туда не выйду. Мне комфортно в моём тёмном пространстве. Я не выйду за эту зону. Там зло, там алчность, там лицемерие, там предательство, там другие люди, там не я. Погрязшие в глине собственной мечты, которой так и не суждено сбыться. Там плохо плохо плохо… Все следят за модой, у нас это вызывает почему-то злость. Почему я хочу их побить, всех? Но я не могу, я слишком слаб. Физически. Молодёжь не может без новых вещей. Новое новое новое… Нужны новые, постоянно новые шмотки, высасывают деньги у родителей. Сплошное потреблятство.

         Я смотрю на новенькую футболку Герыча, рваные, варёные джинсы и белые кроссовки «Адидас». Мне на секунду показалось что в мои глаза налилась кровь. Стало тепло. У меня ведь нет больше друзей, а я ещё и перебирать буду. Не сходи с ума, идиот.

         Ладно.

        

4

Я люблю дождь. Люблю запах на улице. Словно каждый листик, каждая клеточка этого мира расцветает под каплями этого бесплатного, живого эликсира. Особенно в жаркую погоду. На улице в основном было пекло. Солнце беспощадно уничтожало людишек, и лишь временами могучие облака спасали нас. Я поневоле начал считать себя вампиром, это было ненормально, странно.

         С первой капли падавшей на землю и безнадёжно разбивавшейся в дребезги. Гром. Будоражащий сознание, он заставляет меня думать о чём то огромном и сильном, я чувствую себя жалким когда слышу его. Молния. Змеиное копьё возмездия над врагами. Невозможно просто стоять и смотреть, хочется потрогать, и пусть это будет в первый и последний раз. А может и не последний.

         Из-за туч выглянуло солнце. Я просто почувствовал как каждая мышца моего лица сжалась в отвращении. Снова печёт. Снова идти в университет. Где-то вдалеке прогремел остаток того что я люблю. Я стоял на остановке, вдыхал остатки хорошей погоды, пока солнце ничего в конец не уничтожило. Я поджёг сигарету. Мне не хотелось идти туда. Вдруг я почувствовал прикосновение. Один мой знакомый, который работал батюшкой в церкви увидел меня и решил поздороваться. Он был глух на одно ухо, и поэтому постоянно носил слуховой аппарат, который издавал пронзительный и крайне противный писк.

         Я ничего не хочу.

         Мы пожали друг другу руки и завели беседу о том как давно не виделись. Он меня спросил не знаю ли я где можно купить самогон, на что я не смог дать внятный ответ. От сигареты у меня закружилась голова, я начал всё ненавидеть за то, что оно существует. Та самая маленькая цена за две минуты крутизны и расслабления. Батюшка предложил мне выпить, батюшку звали Гавриил. Я мог отказаться, но почему-то этого не сделал. Мне сейчас было не всё равно, я утопал в потоке отрицательной людской энергетики. Мы пошли к нему домой.

         Отец Гавриил славился своим гостеприимством. Он всегда готовил кушать для своих собутыльников. Таких хозяев как он ещё поискать надо. Он сварил макароны, а потом закинул их в сковородку с яйцом и приправами. Поставил банку домашнего сока, и маленькую банку солёных огурцов, а потом ещё извинился что это, к сожалению, всё что у него есть. После двух рюмок водки в девять утра, я уже ни о чём не думал, мне хотелось общаться с ним. Так как я не был повёрнут на религии, как и он тоже, нам не оставалось тем для общения. Всё о чём мы общались это были насущные темы бытия, после окончания которых я абсолютно забывал о чём мы говорили.         

Десятая рюмка водки и Гавриил уже абсолютно не вывозил происходящее. Эта морда, заросшая реденькой бородёнкой, поросячьи глазки, глупая улыбка начинали потихоньку выводить меня из себя. Я ушёл на кухню курить в одиночестве. Дым только усугублял действие алкоголя, даже не смотря на то, что ели мы нормально. Я сидел на красном, кухонном диванчике и смотрел в никуда (может прожечь ему обивку?). Докурив, я попытался встать, это далось мне с трудом. Вселенная начала брать своё, подарив мне лёгкость и радость в начале, она начала питаться остатками моих сил.

         Хочу в туалет.

         Он даже за собой не смывает (отвратительно), у его скорей всего не было воды. Сделав свои дела, я вернулся к своему товарищу по бутылке. Он уже храпел на кровати. Слуховой аппарат издававший пронзительный, доводящий, и без того, до тошноты писк был ещё выразительней и уродливей в замкнутом помещении. Я принялся доедать что осталось и допивать остатки водки под храп и писк этого тела. Мне позвонил Прохор с университета, «мой друг», и спросил почему меня нет. Я вышел на балкон. Сложно было ответить адекватным голосом, предложения получались размытые, слова просто вытекали у меня изо рта, освобождая миазмы моего самого лучшего начала для.

         — Я не хорошо себя чувствую, Прохор Денисович, давай завтра разберёмся. Прикрой, а? — Попытался сказать как можно более больным голосом я.

         — О-хо-хо, Юлиан Платонович, лоботряс однако. — Он тяжело вздохнул, и издал цокающий звук языком. Мне было уже плевать на всё, он меня даже не бесил. Я закурил. — Ладно. Посмотрим.

         Потом он бросил трубку. Я стоял и выпускал дым сквозь прибитый к подоконнику тюль. Пепел  было некуда сбрасывать. На пол. Голова кружилась, рвотные массы то поднимались вверх, то опускались обратно. Я следил за медленно текущими облаками, и медленно ползущими людьми. Сигарета была докурена. Я посмотрел на тюль и увидел в нём маленькую дырочку. Нырнув туда двумя пальцами, я разорвал его немного больше и выкинул окурок.

         Дома никого не было, так что нужно было валить отсюда и отсыпаться. Гавриил спал, я обулся и захлопнул за собой дверь оставив батюшку наедине с его святым, бухим духом. Идя под палящим солнцем, я пытался не отключиться и не наблевать по дороге. Дойдя до дома, я начал искать ключи, попутно ловя на себе неодобрительные взгляды бабушек сидевших на лавочках.

         Да пошли вы.

5

         Не каждый в этом мире удостоен чести иметь балкон. У меня в квартире его нет, поэтому я временами выхожу курить на улицу. Вот сейчас глубокая ночь и я курю в подъезде. Дышать уже нечем, а дверь как-то открывать не хочется. Я боюсь чего-то. Бред.

         Сигарета была почти докурена, дверь открылась. Вот теперь намного лучше. Свежий воздух смешался с выхлопами этой волшебной палочки смерти в моей руке. Дышать стало легче, как и насекомым в подъезде, что паукам, что их жертвам, которые и так безнадёжно висели облачённые в крепкие путы их незавидной участи. На улице ни души. Только и слышно отдалённые крики людей поддавшихся алкогольному синдрому. Я не мог себе позволить этого, в силу своего финансового положения.

         Я всё думал о Мельпомене. Я уже давно её не видел. Мне нужно было перестать хилять пары и взяться за голову, если не ради себя, так хотя бы ради неё (ты думаешь ты ей нужен, кретин?).

         Я сидел и пил кофе.

         Я…

         Ты ведь никогда не давал голос мне, ты никогда не давал мне руководить тобой, я всего лишь сторонний наблюдатель. Но я нужен тебе. Если не Я, то кто тебя поддержит? Естественно. Ты правильно думаешь. На другого не обращай внимания, ты сам знаешь что он никто, что он ничтожество. Мы с тобой и есть Я. Я — это ты, и наоборот. Ты всегда правильно думаешь, дружище. Дай мне просто с тобой слиться, дай заполнить ту пустоту, что временами одолевает тебя, и которую ты по ошибке заполняешь всяким инородным шлаком. Мы ведь с тобой сможем. Мы сможем всё, что захотим. Не стоит передавать мне полный контроль, дай просто чуть-чуть. И я открою тебе все те двери безо всяких сраных отмычек что ты себе навыдумывал. Мне нравится твоё лицо сейчас.

         …уставился в огонь идущий из конфорки. Завтра я заполучу Мельпомену, или погибну пытаясь.

6

         Я искал её глазами среди бесконечного потока серых масс. В моей руке дымилась сигарета, а во второй остывал кофе. Где же она (пей правильно, иначе не завоюешь её)? Нужно было выпить кофе, закурить, выпить кофе, закурить, струсить пепел. Ноги должны стоять полуровно, левый носок на север, правый по направлению к выходу из корпуса. Зазвонил телефон. Это был мой друг с мед. университета.

         — Чувак, сегодня свободен?

         — Ещё не знаю.

         — Надеюсь что ты сегодня найдёшь время! — Голос у него дрожал, говорил он быстро, часто дышал. — У меня есть что тебе показать, закачаешься!!!

         Я увидел её.

         — Ладно, я тебе перезвоню! — Я сбросил вызов залпом допил кофе, и выкинул недокуренную сигарету.

         Она общалась с какой-то девушкой, улыбалась. Что-то внутри меня вдруг её возненавидело, так что мой рывок с места оборвался после трёх шагов. Но потом я взял себя в руки и решительно направился к ней. Она меня заметила, как и её новая подруга, во взгляде которой можно было заметить абсолютно нескрываемое презрение.

         А ведь что бывает когда сдаёшь себя в аренду?

         Солнце, бликами отразилось на моём глазу. Я увидел лист на тоненькой веточке берёзы, который тщетно хватался за жизнь, супротив восточного ветра. Ветра, как тонко заметил Виктор Робертович, несёт перемены в мою жизнь. Или как-то так, я не поклонник его творчества. Главным образом являлась ладонь, раскалённая добела бесконечной энергией ярости. Ярости, катализатором которой стал я.

         Я очнулся.

         Ничего не понимая, словно приходя в себя, от чего то неизвестного мне, но в то же время очень знакомого, я по своей невнимательности только через 3 секунды и 14 миллисекунд понял что произошёл диссонанс реальности восприятия. 

         В недоумении я шёл по улице и выслушал всё что мне рассказал однокурсник, с которым я не поддерживал дружеских отношений, но имел общепринятый этикет общения социальных групп.

         — Я не мог этого сделать. – Сказал я.

         — Уж поверь, ты это сделал. – Сказал уверенно безымянный однокурсник. – Мы сами  до конца не поняли, но всех нас интересует один лишь вопрос. Зачем такую милую девчонку, с которой ты даже не знаком, называть пелопоннесской путаной?

         Я был уничтожен. Сломлен. Мне не хотелось больше сражаться, мне не хотелось больше жить. Зачем? Как?

         Все последующие слова что он сказал, отозвались у меня в голове беспощадными ударами молота о наковальню. Мельпомена больше никогда не захочет меня видеть снова. Я помню как подходил к ней, помню что смотрел в её глаза. Помню как вспотел и задрожали нижние конечности и невыносимое чувство тошноты. Помню как сказал «Привет», а дальше всё как в тумане. Голос изнутри подсказал мне, что делать…

Однокурсник пропал. Я пошёл домой. 

На горизонте моей жизни были отчётливо видны солнечные лучи и утреннюю Венеру, такую прекрасную издалека и такую беспощадную вблизи. Теперь же небосвод был затянут вероломными тучами моей слабости и вместо счастливого пути меня ждал огненный дождь гнева и обречённости. Дождь, который вызвал я. Тот, кто сидит во мне, тот, кто сделал это со мной, шепчет мне, сладко. Я чувствую его зловонное дыхание, клёкот его острых зубов и бесконечно пронизывающий взгляд, который сверлит мой висок. Мне всё труднее и труднее бороться с ним. Если раньше это ещё хоть как-то удавалось, то теперь, после того что я, он, сделал у меня больше не осталось сил. Я был уничтожен. Уничтожен, чтобы возродиться вновь, если верить его словам. Возможно, в этом и есть доля смысла. Может он и прав. Если тебе предлагают помощь, то грех отказываться. Да…, сколько лет я подавлял в себе эту силу. Сколько бы смог сделать, чего боялся, достичь невиданных высот будь у меня… он.

Я сидел на остановке общественного транспорта и смотрел на тлеющую сигарету. Кроме нас на остановке никого не было. Небо было затянуто тучами, а бродячий кот смотрел на танцующие кроны деревьев.  
 

7

         Я решил проигнорировать приглашение Герыча и подарить себе прогулку этим чудесным, хмурым днём. То, что я осознал сегодня, подлежало глубокому анализу и тщательной разборке, я теперь смотрел на мир совсем под другим углом. Одну истину я понял сразу. Я был абсолютно никем, ничего не хотел, и даже не знал что человек в природе своей способен развиваться не только физически, но и в ментальном аспекте, наиважнейшим в ходе всего нашего бытия. Самое смешное, он мне сказал, что это может каждый, но люди не хотят пользоваться всеми теми ресурсами, что накопили наши предки. Они предпочитают пользоваться тем, что было создано до них и для них, но никогда не создадут что-то новое для себя. Все они погрязли в этом мировом океане говна, и не хотят выходить на сушу, потому что им там тепло и уютно, а к запаху уже привыкли.

         Меня переполняла радость. И это ведь в тот же день, когда Мельпомена дала мне пощёчину, и я навсегда умер в её глазах (утонул так утонул, ха-ха). Да, умер, чтобы возродиться в новом, улучшенном облике. Юлиан 2.0, если изволите! Мы снова засмеялись. Теперь вид людей вызывал только жалость. В их взгляде не было той искры силы, которую дал мне мой новый друг. Искра, которая наконец зажгла эту здоровенную кучу поваленного леса, и моих надежд. Теперь передо мной были открыты все двери, теперь каждая человеческая душа лежала у меня на ладони, теперь я был абсолютен, подобно архивариусу в мировой библиотеке Священной Римской Империи.

         Нам захотелось это отпраздновать и я зашёл в магазин чтобы взять пару бутылок пива. Выйдя из магазина я прошёл чуть дальше и зашёл за старый заброшенный одноэтажный дом. Присел на покрышку от «Камаза» и открыл одну.

         — За трансформацию духовных ценностей!

         Этот тост был сказан не моими устами, но он мне понравился. Я выпил.    

         Зазвонил телефон. Это был Прохор.

         — Я вас внимательно слушаю, Прохор Денисович! — Сказал я, улыбаясь и делая ещё глоток из бутылки.

         — Юлиан Платонович, не могли бы вы зайти в общежитие. Мне нужно поговорить с вами по поводу произошедшего. — Сказал очень настойчиво староста, я бы даже сказал, что он пытался звучать пугающе.

         — А что случилось?

         — А вы будто и не в курсе? — Повысил голос Прохор. — Вы оскорбили студентку по обмену! Причём привселюдно! Немедленно ко мне явитесь или придётся это сделать в кабинет ректора!

         — Ладно, ладно, чего истеришь?

         — Жду. — Сказал Прохор и повесил трубку.

         Телефон я не убрал, а решил позвонить Герычу, чтоб он подъезжал к моему университету. У нас почему появилось желание продолжить дальше гулять.

         Я с Герычем шёл на пути к общаге и слушал неестественно торопливую речь моего друга доктора.

         — Я тебе говорю Юлиан, это хрень просто отпад! — Он махал руками в разные стороны, потом достал из кармана пузырёк с таблетками. — На фармакологии ко мне подошёл один чувак, и дал попробовать первую бесплатно. Я улетел! Это просто нечто, и депрессии как не бывало!
         Мы подошли к общежитию и я посмотрел на друга.

         — Ну давай. — Сказал я улыбнувшись. — Давай попробую.

         — Ты уверен, — спросил Герыч, — непохоже что у тебя депрессия, я бы сказал даже наоборот.

         Мы выхватили пузырёк из его рук, открыли крышку и опрокинули их в рот. Из пузырька выпало около трёх-четырёх таблеток.

         — Ты что! — Крикнул Герыч, отнимая у нас НАШЕ. — Да больше одной это же безумие!

         Не слушай его, посмотри только, он трясётся, потеет, мешки под глазами. Жалкое, щуплое существо, которое если и достойно нашей компании, то в качестве половой тряпки. Прочь с дороги!

         — Прочь с дороги! — Крикнул я и направился в общежитие.

         Поднявшись на второй этаж, я нашёл дверь Прохора и без стука вошёл. Внутри комнаты меня ожидала интересная картина. Прохор стоял с протянутой рукой и в ней была банка мясных консервов. Напротив него стояла Мельпомена. Они обернулись на нас. У обоих был взгляд будто я их застукал. Так ты их и застукал! Что они делают тут вдвоём?

         — Что вы делаете? — Спросил тихо я переводя взгляд с одной на другого.

         — Меля зашла одолжить мяса, на суп. — Сказал Прохор. — А тебе бы следовало…

         — «Меля», охуеть как мило звучит. — Сказал я, вытирая пот со лба. Надо было успокоить сердце, оно билось как бешеное. Я стал чаще дышать. — А ты? Шлюха…

         Она предпочла его.

         — Ты это серьёзно, Мельпомена? — Спросил у неё я.

         — What? — Она развела руки в стороны и сделала выражение лица, говорящее «ты что, придурок?».

         Ты же понимаешь, находясь на верхушке пирамиды питания, ты не можешь это так оставить. Ты должен доказать что ты сильнее. Ты должен доказать что ты лучше!

         — Ты вообще себя как чувствуешь, Юлиан? — Поинтересовался Прохор. — С тебя пот градом льётся, и зрачки сужены так, что их почти не видно.

         Мельпомена махнула в сторону рукой и направляясь в нашу сторону, оттолкнула меня и вышла из комнаты. Я только отдалённо слышал как он произнесла «fucking university». Я закрыл за ней дверь. Подходя всё ближе к Прохору, я слышал как на один мой шаг приходилось сто ударов сердца. Вокруг моего старосты почему-то перестало существовать пространство, был только он и размытое ничего позади. Я забрал у него из руки консерву и со всего размаху ударил его в висок. Прохор поджал руки как заяц, опрокинул голову в сторону, и с раскрытым ртом упал на пол, словно мешок с песком. Он дёргался и извивался, пытался вымолвить слово, но кроме потока слюней из его рта так ничего и не вышло. Я смотрел на него, теперь и его толком не было видно. Чувство было такое, что земля уходит из под ног. Сердце билось неестественно быстро и в какой-то момент я понял что оно перестало. Я посмотрел себе на грудь. Пытался только поймать ощущение, но ничего не чувствовал. Просто видел как моя вертикаль, плавно перешла в диагональ, и оставила мне горизонт грязного ковра. И слышал я только серый гул, который уже не нагонял на меня тоску. И где-то вдалеке богомерзкий смех, и лишь одно слово.

Спасибо!

            

Еще почитать:

Закрытая школа 102: — Разоблачение Глава 3

Я люблю тебя

Дорога на Данжерлэнд Полная Версия 2016

La comète