Фокусник

Вся Авьерра знала, что гордиться ей можно только тремя вещами: Торговой Площадью, архивом и фокусником Сентором.

Торговая Площадь столицы была самым красивым местом Авьерры – здесь трудились когда-то великие мастера, а приходящие новые, уже не столь великие, но, без сомнения, значимые, подправляли изгибы колонн и креплений, освежали камень, придававший почти совсем живые черты изваяниям, и окрашивали выцветающие витражи самой тонкой работы.

Архив составляли поколениями. С самого основания Авьерры, с первого заложенного камня и тщательно соблюдали все расположения и чтили строгие реестры…

А фокусник Сентор – был самым великим фокусником Аьверры, он творил невозможное, заставляя парить целые дома, и выпускал из рукавов своих плащей настоящих живых лебедей, и обращал дождливые дни в солнечные…если ему это было угодно, конечно. Он славился как безумный и гениальный изобретатель, присутствовать на его представлениях не грешно было и священникам, и высшей знати, и его водили даже к самому королю несколько раз и каждый раз Его Величество осыпал своего кудесника монетами сверх всякой меры.

А как любили его простолюдины! Как радовались они, видя его на улицах, проверяющего очередные свои изобретения или же просто прогуливающегося для вдохновения. Дети бросали и игрища и сладости и бежали за ним, умоляя показать им какую-нибудь штуку, взрослые их не отгоняли, а, любопытствуя, тоже подходили. И каждый был рад присоединиться и посмотреть…

Сентор не заставлял себя упрашивать очень уж долго, а собрав вокруг себя шумную толпу, вдруг рассыпался на тысячу бусинок перед изумленными, или же, начинал раздаривать букеты, которых еще мгновение назад у него в руках не было, и еще десятки, сотни идей, до которых он был неутомим.

Да, определенно каждый житель Авьерры знал, что может гордиться тремя её замечательными явлениями.

***

Впрочем, некоторые сходились на двух. Те немногие, что были вовлечены в сохранение и возвеличивание одного из трёх достоинств Авьерры, видели и знали слишком многое, чтобы сохранять веру до конца.

Так, например, те, кто занимался реставрацией Торговой Площади, прекрасно знали, как из подвалов блестящих ансамблей тянет гнилью, той самой, непроходящей, когда гниёт сама земля. Знали и то, что краска, как не веди ее, как не смешивай, а все одно – она уже не блестит так, как в лучшие свои дни. Да и вообще – от прежнего остались лишь сказки, на самом деле, и каждая реставрация не обходится без того, чтобы не отломался какой-нибудь очередной «незаметный кусочек». Надо просто делать вид, что так и было. И тогда никто не заметит.

Или же – знали реставраторы и о том, что сам камень стен аж дрожит под руками от разъедающей его изнутри слабости…

И реставраторы верили тогда только в архив и в Сентора.

А слуги архива прекрасно знали, что множество документов сгинуло уже в плесени и сырости подвалов, что кое-какие переводы, сделанные наспех и переписанные реестры не учитывают сотню-другую записей из оригинала (ибо не все размытое можно прочесть), или содержат и вовсе примерный, только приблизительный перевод с документов других стран. Знали они и о том, что значительная часть славных рукописей подделка, и о том, что за взятку (весьма и весьма нескромную и открыто сообщаемую), можно получить копию, а то и оригинал любого документа.

И тогда слуги архива радовались тому, что в Авьерре есть еще замечательная Торговая Площадь и потрясающий фокусник Сентор.

И только два человека знали, как обманчивы фокусы Сентора – он сам и его помощник Илай.

***

Вся Авьерра держалась строгостью законов: королевский и церковных. Власть короля опиралась на Совет, армию и церковь. Именно поэтому церковь позволяла себе диктовать очень многое из того, что не прошло бы в других землях.

Например, запрещалось верить в кого-то, кроме бога Авьерры. Даже если ты выходец другого края с другим богом, ты принимаешь отречения от прежней веры и принимаешь бога Авьерры. Но это еще пустяки. Больше, чем иноверцев, церковь преследовала магов – всех целителей, всех травников, не получивших официального разрешения от церковников…

И многие ушли в подполье, спасаясь от судов и костров. И только один Сентор вышел вперед, демонстрируя себя как фокусника.

Не подкопаешься! Изобретатель – куча патентов у короля, в министерствах, на короткой ноге с восхищенным советом и любимец толпы. Фокусник, или, как говорил Сентор, предъявляя свою лицензию:

-Я – человек искусства!

После чего в очередном приступе передраматизма изображал трагический обморок, валясь на руки восторженно хохочущей толпы.

В результате церковь смирилась и отстала. И зря.

***

Илай был очень упорным человеком. Он всего добивался сам, и добавился неизменно. В помощники к Сентору попал после того, как, восхитившись его умениями, простоял три дня и три ночи под окнами фокусника, не сходя с места.

Наконец Сентор сдался (на самом деле, конечно же, нет, ему просто понравилось упорство, да и годы были уже нет, чтобы заботиться обо всем самому), и он спросил:

-Какого черта тебе нужно?

-Я хочу служить вам. Стать фокусником, — Ответил Илай свое намерение.

-Служить…ладно, — согласился Сентор, который задавал этот вопрос не в первый раз.

И проигнорировал вопрос о фокуснике.

Первые задания Илая были понятны: уборка, чистка одежды и обуви, готовка обеда. В деньгах Сентор не был стеснен и держался свободно, хоть и крайне одиноко. Но дни шли и Илай все еще не получал заданий больше, чем ходьба по дому то с тряпкой, то с котлом.

-Всему свое время! – хмурился Сентор и запирался в своей комнате, мастеря очередное чудесное нечто для фокусов.

Но Илай тоже не был простаком. Воспользовавшись отсутствием хозяина, он вполз в его комнату через окно, и забился в платяной шкаф, чтобы увидеть, как готовится к фокусам великий и непревзойденный мастер.

Ждать пришлось долго и Илай даже заснул, а проснувшись, не сразу сообразил, что за темный удушливый жар давит на него со всех сторон, и хотел уже выйти, как увидел Сентора… колдовавшего Сентора.

Прежде Илай не видел магии, но сообразил, что перед ним она. Потому что ни один фокусник не способен взывать к пламени из пустоты, не держа ничего в руках.

От испуга Илай дернулся назад и задел какую-то вешалку. Тяжелый грохот оповестил Сентора о том, что в его шкафу отнюдь не пусто…

***

-Это даже хорошо, что ты увидел, — успокаивал Сентор позже. Илай, сообразив мозгом, что ему ничего не грозит, чувствовал всем сердцем, что еще не отошел от опасности достаточно далеко, чтобы сказать точно, что она миновала.

-Вы…маг. – прошелестел Илай испуганно. – Вас же…

-А ты не говори, — подмигнул Сентор, — для всех я фокусник. Церковь сама не знает, что ей творить. Рвется к власти, к законам. Не зная магии, она судит о ней. И вот, я такой. Вынужден прикрываться изобретениями, чтобы нести радость людям. Ты же бывал на моих представлениях? Бывал. Ты видел, как мне рады? Видел. Так что здесь плохого? И какая разница – магия то или нет? а церковь все запретить бы хотела. Даже улыбки.

Недоверие пропадало с лица Илая. Он понемногу оттаивал к фокуснику-магу, который ничем его не обидел, платил исправно, да и вообще – горделиво стало на душе юнца. А как еще? Кому повезет служить у самого Сентора? А хранить его тайну?

Вот и пошли дни и месяцы службы. И только одно расстроило Илая – одна из вещей в Авьерре, которой можно было гордиться, оказалась совсем не тем, чем ему бы хотелось.

***

Дела у Сентора пошли на лад. Теперь Илая мог помогать ему в создании отвлекающих устройств, которые и должны были отводить подозрение церкви от магического уровня всех фокусов Сентора. И сам Сентор мог больше отдыхать да работать над совершенствованием своего тонкого магического мастерства.

И Илай, сначала смирившийся со своей участью, и даже принявший тайну с гордостью, вдруг начал чувствовать себя обделенным и вниманием Сентора, и его свободными часами, когда сам Илай трудился и даже барышами…ведь без него, Илая, Сентора бы и вовсе уже бы сожгли! Но нет…Сентор платил ему как слуге – хорошему, преданному и верному, но все-таки – слуге. И в этом Илай видел величайшую несправедливость мира.

Дело в том, что появление Сентора всюду приковывало внимание. И Илай, как его помощник, следовавший теперь одной с ним дорогой, тоже получал много внимания, но вот его внимания удостоилась лишь одна…

Алейне. Замечательная Алейне! Великолепная, гибкая, прекрасная…он мог бы говорить о ней долгими часами, если кто-то бы захотел то слушать. Но у Алейне был недостаток – богатые родители.

Где тут мог соперничать Илай с ними? И мысль о несправедливости дележа заработка Сентора все сильнее травила его.

Он боролся с собою, но замечал чудовищные признаки дурноты в своих чертах. А случайная встреча с Алейне заставляла сердце сосредоточить свои мысли и жизнь на ней одной. Где тут было до собственной чести?

***

Сентор видел изменения в Илае. Слышал, что тот отвечает ему сквозь зубы и видел Алейне, при которой Илай стекленел как изнутри.

Он все ждал, что Илай попросит у него денег или свободы, и уйдет в новую жизнь и готов был, хоть и с сожалением, но освободить его. Из Илая выходил хороший помощник, ловкий, трудолюбивый, пусть и мрачноватый, и молчаливый. Сентор ценил это.

Но взгляд Илая тяжелел, а просьб не поступало. В конце концов Сентор решил, что не разбирается в людях и чего-то не понял, но он не успел укрепиться в этой мысли. Илай заговорил.

И речь его была не о мольбе и не о благодарности. Она была жестока и цинична, холодна и полна яда.

-В конце концов, — подвел итог Илай, — мое молчание должно иметь цену.

Сентор знал, что такое шантаж. Он не задумываясь дал бы своему слуге достаточную сумму, но если бы тот просил. А тут был шантаж. Либо – либо… Сентор такого не любил, не выносил и оскорбился.

-Ты не оставляешь старику выбора, — признался старый маг.

-Деньги…- напомнил Илай, не дрогнув. – Или я расскажу церкви о том, что вы маг.

Сентор хмыкнул и потянулся к кошельку, чтобы бросить его Илаю. Но едва тот прикоснулся к нему, как почувствовал странную сухость во рту.

Илай закашлялся, пытаясь выдавить из себя эту внезапную сухость, но она ширилась и все больше и больше захватывала тело. Прошло меньше минуты, прежде, чем на полу комнаты осталась лишь горстка песка, медленно просыпающегося сквозь водосточную решетку куда-то в подвалы. Меньше минуты прежде, чем от Илая ничего не осталось.

Алчность так ослепила Илая, что он забыл о том, что пытался угрожать магу. Или фокуснику… Сентор так долго жил меж этих двух граней своей сущности, что путался в том, чтобы четко сказать где какая. Одно знал точно – Авьерра продолжит им гордиться, как одним из трех свидетельств своего величия.