Фобия.

Общение с ненастоящими друзьями всегда вызывало во мне приступы бесконтрольного раздражения. Но за неимением настоящих приходилось довольствоваться этим сомнительным счастьем.
— Ну, и как тебе жизнь в деревне? — ехидно интересуется Пенелопа. — Не надоело еще?
Она прекрасно знает, что уже после первого дня в Провинции я готова была бежать отсюда, теряя тапки и пугая местных зевак. Но открыто высказать свою горечь, да еще и этой глупой курице (да простят меня благородные птицы за несправедливое сравнение), я, естественно, не могу.
— Мне нравится, — убито отвечаю я. — Здесь так… э-э-э… спокойно.
Непривычно спокойно. Как в гробу.
Я с грустью смотрю в окно, где лениво вступает в свои права новый день. Два часа назад Лео гордо отправился на работу (собственно из-за нее мы сюда и переехали, и если бы у меня был пистолет, то я бы, не задумываясь, пристрелила его начальника). Трава вокруг нового дома взывает о газонокосилке. Ворота и забор, лет двадцать назад гордо носившие изумрудный цвет, сейчас кажутся грязно-желтыми. Дорога как всегда пуста. Я проверяю каждый час, но еще ни разу не увидела на ней машин, людей или хотя бы животных. Мне кажется, что здесь должны жить исключительно старые девы, стыдливо прячущие морщинистые лица за темными пыльными шторами.
— Эй, ты меня слышишь? — врывается в поток мыслей визгливый голос жены коллеги моего мужа. — Чем ты там вообще занимаешься? Доишь коров?
— Ха-ха-ха, — кисло давлю я неискренний смех. — Вообще-то у меня много дел. Этот дом пустовал почти двадцать лет.
И мой «умный» муженек, естественно, решил купить именно его. Еще бы. Почти 250 квадратных метров плюс гектар земли для парка и зимнего сада по цене однокомнатной квартиры в Париже. Сделка века. Тем более, что я, как неработающая жена, просто обязана привести хозяйство в порядок.
— Там все настолько страшно? — безжалостно интересуется Пенелопа.
— Да, нет…
Я с грустью смотрю на часы, когда открываю первую за сегодня бутылку белого вина. Десять утра. С другой стороны, если бы не Пенелопа, то я бы протянула до полудня, и это радует.
— И зачем вы решили переехать? — рассуждает она тем временем.
То же мне, риторический вопрос. Как будто у нас был выбор.
— Ты же знаешь, что Лео не мог отказаться от повышения, — напоминаю я о своем горе. — Тут не так уж и плохо. Я никогда не жила в таком большом доме. И мы сможем, наконец-то, завести собаку.
Даже мне эти аргументы кажутся жалкими. Моя собеседница иронично вздыхает, и я мысленно посылаю ее к чертям. Ее муж каждую субботу играет в гольф с директором компании, поэтому Пенелопа с Эдвардом и продолжают жить в Париже. Лео же по выходным валяется на диване с извечными друзьями: пивом и футболом. Вот и результат: мы теперь владельцы пыльного заброшенного дома в жалкой дыре, где по ночам настолько тихо, что можно услышать крики сверчков и кузнечиков.
— Сегодня я займусь вторым этажом, — я отпиваю глоток вина. — Там будет спальня для гостей, вторая ванная и библиотека.
— А детская? — невинно спрашивает Пенелопа.
ГЛЯНГ!
Бокал падает из вздрогнувшей руки, взрываясь сотней укоряющих осколков.
Вот ведь стерва!
— Ну, мы пока не планируем детей, — предупреждаю я бестактную приятельницу.
— А я подумала, что в большом доме вы как раз и захотите…
Она оставляет висеть в воздухе банальную фразу. Знала бы эта наседка, родившая уже двоих и мечтающая о третьем, чем закончилась моя уже вторая за наш брак беременность. Лео иронично поднял бровь и протянул мне полный стакан виски. А через пару дней я сделала аборт.
— Мы подумаем, — я пью вино прямо из бутылки. — А пока мне пора. Дела не ждут. Займусь сегодня гостевой комнатой, тогда через пару недель вы сможете приехать к нам на новоселье.
— Жду не дождусь, — слегка натянуто смеется Пенелопа.
Я убираю осколки. Наливаю себе новый бокал.
Первый этаж сомнительного дома был не очень заброшенным. Пыльный, грязный, но свободный от мебели. Я помыла полы. Лео, рискуя сорвать спину, перетащил из машины наши скромные пожитки. И вуаля, можно смело жить дальше.
На второй этаж, однако, я смотрела с легким ужасом. Все три комнаты, заваленные неопределенным хламом, вызывали в душе первобытный страх.
Вооружившись тряпкой и новым бокалом моего верного Шабли, я смело поднимаюсь по лестнице. Комната, смело называемая в проекте «гостевой», встречает меня затхлым запахом грязи и почему-то голубиного помета. Я включаю слабый свет и к вони прибавляется аромат горящей на старенькой лампочке пыли. Да. Работы здесь непочатый край. Покошенный шкаф, трехногие стулья, слипшиеся от старости бумаги, вонючий горшок с завядшим цветком. И пыль, пыль, пыль…
Я вздыхаю. Если честно, то даже не представляю, с чего начинать импровизированную уборку. В конце концов, беру в руки сломанный стул и двигаюсь к выходу. Вот Лео обрадуется, нам даже не нужно будет покупать дрова для камина. Что-то падает со стула и, быстро перебирая лапками, ползет по оголенной ноге. Я опускаю глаза и
АААААААААААААААААААААААААААААААААААААА!!!!!!!!!!!
Два больших паука трутся у моего розового тапка. Третий, поменьше, уже суетится на моем бедре. От ужаса я роняю стул и, стряхивая мерзкое создание, продолжаю неистово вопить.
АААААААААААААААААААААААААААААААААА!!!!!!!!
На полу копошатся их мерзкие тени. Самый наглый, наконец, слетает с моей ноги, но я продолжаю истерично отряхиваться. В неярком свете уставшей от жизни лампочки я замечаю, наконец, что все пространство комнаты испещрено тонкими, пыльными лентами паутины.
АААААААААААААААААААААААААААААААА!!!!!!
В легких заканчивается воздух. Я бегу к дверям, со всей дури стукаясь об угол сломанного шкафа. Роняю второй за день бокал, будь он не ладен. Теряю равновесие, но, схватившись за дверь и оставив в ладошке штук десять заноз, наконец, выпрыгиваю из паутинного ада.
***
Две бутылки белого вина спустя, я все еще дрожу. Иногда, невольно отряхиваю рукой пустое место на ноге. Пауки. Чего еще можно было ожидать от мерзкого дома? Только этих гадких тварей из моих кошмаров. Я вспоминаю, как в десять лет папа заставил меня убираться в старом шкафу, и на мою руку спрыгнул огромный восьмилапый монстр. Я орала тогда так громко, что ничего не понимающий отец, прибежал ко мне с другого конца сада. А когда узнал, в чем дело, то выпорол до крови. Папа решил, что я капризничала. А я действительно испугалась пакостного паразита.
И что же теперь делать?
Я звоню Лео, но он, как всегда, не берет трубку. Он любит показывать свою занятость. Мне все еще кажется, что под ногами шевелятся черный тени. Я выхожу на улицу и сажусь в свой старый Фордик.
Брикорама встречает меня завораживающей пустотой. Когда я ходила в этот же магазин, но в двадцатом округе, то меня пихали во все локти сотни заплутавших в ремонте французов. Здесь же меня поджидает скучающий продавец и пыльные, полупустые полки.
— Средство от пауков говорите? — интересуется торгаш с загадочным именем Шелбин. — Самое сильное? Могу предложить только спрей. Ничего другого в нашем магазине не продается.
Я послушно киваю и беру целую коробку, удивляя одинокого Шелбина своей непосредственностью.
— Только постарайтесь не дышать этой гадостью, — просит меня он. — И проветривайте помещение.
— Спасибо, Шелбин, — киваю я, думая о том, что лучше надышаться этой гадостью, чем еще раз почувствовать прикосновения маленьких, цепких лапок.
По дороге домой я заезжаю в продуктовый магазинчик и покупаю стратегический запас белого вина.
Я долго готовлюсь к походу в зловещую комнату. Пауки из ночных кошмаров пугают меня своими нехитрыми затеями. Я надеваю длинные штаны и мастерку, чтобы скрыть тело от ненавистных тварей. Закалываю волосы в тугой пук, чтобы не дай Бог никакое многолапое чудище не зацепилось за непослушный локон. Надеваю на ноги резиновые сапоги. Сквозь них паукам уж точно не добраться до моей беззащитной плоти.
Первый спрей заканчивается через десять минут. Второй – через пятнадцать, а я еще даже не пресекла порога ненавистной комнаты. Решив все же, что на сегодня риска достаточно, я и мой верный товарищ – бокал белого вина – отправляемся в зал смотреть телевизор.
Муж приходит с работы около восьми вечера. Его брови удивленно ползут вверх: я так и не переоделась после своих неравных боев с насекомыми. Он хватает из моих рук только что наполненный бокал и решительно опустошает в два нехитрых глотка.
— Плохой день на работе? — сонно спрашиваю я.
— Плохой? Нет, что ты. В этом поганом деревенском офисе нет ни одного нормально работающего принтера. А компьютер они купили только вчера и, естественно, не поставили на него никакого программного обеспечения. Я провел восемь часов за тем, чтобы просто создать условия для работы. А мой шеф уже требует каких-то отчетов, графиков и результатов. Так что этот день не просто плохой. Он наиотвратительнейший.
Какая тирада. Будто я виновата в том, что мы сорвались в эту кудыкину гору. Я растерянно хлопаю ресницами.
— А когда я прихожу домой, то застаю отдыхающую в странном обличье жену и премерзкий запах, — Лео ставит на стол пустой бокал и включает компьютер. Объяснишься?
— Я убиралась на втором этаже, — несмело отвечаю я. — И там…
— Инопланетяне? Сибирская язва? Черная дыра? — Лео цинично осматривает мой загадочный костюм. — Да что такое?
— Пауки. Очень много, — я вздыхаю и отправляюсь на кухню за вторым бокалом и нехитрым ужином быстрого приготовления.
— Брось, Виолетта, ты серьезно?
— Ты прекрасно знаешь, что я их боюсь, — я отпиваю пару успокаивающих глотков из горла бутылки, затем наливаю полный стакан.
— Ты поэтому забросила уборку? — начинает злиться муж. — Из-за того, что наткнулась на каких-то пауков?
Я вздрагиваю от внезапного воспоминания противных лапок на моем бедре.
— Я съездила в Брикораму и купила спрей, — оправдываюсь я, вытаскивая из микроволновки разогретый для мужа ужин. — Опрыскала комнату и…
— Завалилась спать. Поздравляю, — Лео принимает у меня из рук тарелку с бобами и колбасками. — Я вкалываю на мерзкой работе, а моя благоверная вместо того, чтобы приготовить мне нормальный ужин и превратить этот дом в уютный семейный очаг, напивается и дрыхнет. Просто умничка.
Я заливаюсь краской и молчу.
И, правда, звучит неприятно. Но эти мерзкие восьмиларые твари… Я вздыхаю. На глаза наворачиваются слезы. Лео безразлично следит за эмоциями на моем лице.
— Я ведь действительно в тебя верил, Виолетта, — он втыкает вилку в остывшую сосиску. — Верил, что ты станешь замечательной хозяйкой. А потом и матерью…
Лучше бы он меня ударил. Те два аборта, что я сделала, ради «семейного блага», не случились бы, если бы я готовила и убиралась? Но ведь я только этим и занималась последние десять лет: Лео не хотел отпускать на работу столь удобную хозяйку. Я сжимаю бокал вина так, что белеют кончики пальцев.
— Но я их, ПРАВДА, боюсь, Лео.
— Сходи к психологу. Или купи что-нибудь эффективней спрея, — голос моего мужа остается таким же холодным. — Но только стань уже той женой, которую я в тебе увидел десять лет назад.
***
«И что он во мне увидел? — грустно спрашиваю я у своего верного стакана, укладываясь в постель. — Оборванка из деревни, где каждый житель злобно завидовал тому, что я выскочила замуж и укатила в Париж.»
Хотя, возможно, что он и женился именно из-за этого. Благодарная жена, готовая заглядывать в рот своему супругу, нужна многим эгоистичным мерзавцам.
Глоток вина позволяет прогнать глупые мысли прочь. Этой ночью мне снится папа, укутанный паутиной и швыряющий в меня огромных восьмилапых тварей. Я просыпаюсь от крика и тут же затыкаю себе рот промокшей от слез подушкой. Лео не любит, когда его бесцеремонно будят среди ночи.
Я иду на кухню в поисках своего лучшего друга, забытого в холодильнике. Бутылка вина радостно блестит при моем появлении. Я сажусь за стол и медленно пью Шабли, когда вдруг, в свете тусклой лампы, вижу странное движение. НЕТ!
Вскочив с насиженного места и перевернув стол своим неловким маневром, я в три шага преодолеваю кухню, зал и коридор. Прыгаю в постель, где недовольно сопит Лео.
Там, на кухонном столе, явно хозяйничал паук. И как он туда добрался? Видимо, выжившие от спрея твари решили искать менее токсичное место обитания. Свернувшись в клубок, я дрожу под одеялом. Бутылка с верным товарищем осталась на кухне.
***
Мадам Альдер внимательно смотрит на меня с экрана старенького ноутбука. В этой проклятой деревеньке, естественно, не работает ни один нормальный психолог. Пришлось импровизировать и искать квалифицированного врача в Интернете.
— Значит, Виолетта, Вы безумно боитесь пауков? — многозначительно спрашивает она.
Я жутко нервничаю. А в ее присутствии, хоть и таком виртуальном, мне неудобно пить вино. Ведь на часах еще даже нет полудня.
— Да. Вы сможете мне помочь?
— А Вы уже пытались как-то лечить свою фобию?
Я отрицательно качаю головой. В Париже, в новенькой квартирке, на третьем этаже, подобной проблемы не было. Я и не думала, что соседство с этими мелкими пакостниками сможет так отравить мою жизнь.
— Расскажите мне о том, как Вы начали их боятся? Вы помните?
Я киваю. Рассказываю про строгого отца и старый шкаф. Затем почему-то переключаюсь на старшего брата: он постоянно заставлял меня делать его домашнюю работу и мыть за него посуду.
Психолог слушает с явным интересом. Я думаю, она безумно рада болтливой пациентке. Ведь час общения стоит 99 евро. Но я почему-то не могу остановиться. Я говорю о своем детстве в маленькой Польской деревеньке, названия которой даже нет на карте. Говорю о том, как моя подруга голубоглазая Эльзбиета вышла замуж за самого красивого парня. И как мы все ей завидовали. Говорю и о том, как отец избивал меня, чтобы я пошла за местного коммерсанта, а я терпеть не могла его морщинистое лицо и обвисший живот.
Пока мадам Альдер удивленно размышляет над моими словами, я отправляюсь на кухню за кофе. Возвращаюсь в итоге с Шабли, законспирированным непрозрачной кружкой.
— А как Вы познакомились с Лео? — спрашивает психолог, устраиваясь поудобней в своем кожаном кресле.
Пошел второй час беседы. А за четыре часа, она сможет купить себе еще и кожаный диван в дополнение к имеющемуся недешевому стульчику.
— Зачем Вы спрашиваете меня об этом? Разве арахнофобия не лечится картинками с пауками и прочей лабудой?
— Виолетта. Я могу заставить Вас смотреть на пауков, читать про них книжки и даже зайти в ту самую комнату и потрогать обидчика. Но Вам это не поможет.
Я удивленно икаю и отхлебываю прохладного вина. Психолог с сомнением смотрит на мою кружку.
— Понимаете, Виолетта, любая фобия – это неконтролируемый страх. На самом деле Вы чего-то боитесь, и Ваше подсознание не готово принять этот факт. Поэтому мозг целенаправленно ищет форму для внутреннего страха. В данном случае это паук. Но Вы также можете придумать бояться и бабочек, и тараканов, и полетов на самолете.
Я испуганно ойкаю. Самолетов я, и правда, боюсь, как огня. А бабочки для меня – это мерзкие, жирные черви, наделенные недальнозоркой природой еще и парой крыльев.
— Вам необходимо раскрыть причину своего подсознательного страха, — продолжает тем временем мадам психолог. — Тогда Вы сможете избавиться от фобий.
Вот, шарлатанка. И сколько же сеансов ей нужно оплатить, чтобы найти эту причину? Я допиваю вино, смакуя приятный вкус на кончике языка.
— Расскажите мне о Вашей жизни, — доверительно требует доктор. — Как Вы познакомились с Лео?
— В Интернете. Я учила французский язык и нашла себе друга по переписке. В библиотеке стоял старый компьютер, и я писала ему почти каждый день. А затем он приехал и забрал меня с собой. Видели бы Вы глаза Эльзбиеты, когда она узнала. Только ради этого стоило выйти замуж.
Я улыбаюсь. Мадам Альдер слегка хмурит брови. Остатки вина в желудке просят компании, и я, извинившись, плетусь на кухню за очередной порцией.
— Виолетта, — укоризненно говорит мне бездушный экран. — У Вас есть друзья?
— Да, — неопределенно машу я рукой, думая о том, что никогда в них особо не нуждалась.
— Тогда я бы хотела, чтобы Вы поговорили с ними. Обо всем. Мне кажется, что Вам некуда выплеснуть свои сомнения и страхи.
Я смотрю на отполовиненную кружку. Вот он друг. Верный Шабли. Один единственный. И всегда готовый выслушать.

***
После двух часов дурацких разговоров об играх подсознания, я, не забыв свои верные резиновые сапоги и пылесос, отправляюсь наверх. Комната встречает меня отвратительным запахом спрея и мертвых насекомых.
Выставив вперед трубу от пылесоса, я собираю ей паутину и маленькие тела поверженных врагов. Мертвые пауки вызывают, однако, не чувство триумфа, а неосознанное отвращение.
Слегка осмелев, я продвигаюсь в глубину комнаты, и, не выключая жужжащего оружия, начинаю медленно разбирать завал. Снимая очередную паутину я вдруг краем глаза замечаю ЕГО. Он огромен. И скользит прямо по трубе пылесоса, явно насмехаясь над моими попытками к изгнанию его племени. А на толстых лапках я успеваю заметить мелкие волоски. С диким воплем я в один прыжок выпрыгиваю из комнаты, оставив паукам мой храбрый пылесос и очередной разбитый бокал. Продолжая орать, я бегу в машину и, даже не закрыв входную дверь дома, уезжаю в неизвестном мне направлении.
Улица, как всегда, пуста. Дома кажутся заброшенными. За всю свою сумбурную поездку я вижу только одного человека: странную бабулю, бредущую по обочине.
Дорога сама приводит меня в Брикораму. Ну, я покажу этому Шелбину, как продавать бракованный товар.
Удивленный продавец с интересом выслушивает мою исповедь. Затем непринужденно пожимает плечами.
— Я же Вам говорил, что спрей не избавит от всех насекомых. Но мы не продаем сильных средств.
— А кто продает?
Я знаю, что кажусь ему безумной. Еще бы. Разыграть такое представление из-за какого-то паука. Но видел бы он волоски на его лапках. Я непроизвольно морщусь, желая как можно скорей выбросить из мозга столь нелицеприятную картину.
— Никто не продает, — безжалостно отвечает Шелбин. — Во всяком случае, официально.
Я чуть наклоняюсь вперед. Если он попросит за свой подпольный товар миллион долларов, то я, наверное, соглашусь. Выбора у меня все равно нет.
— Ладно, — вдруг шепотом говорит продавец, испуганно косясь на мои грязные руки, — у меня есть очень сильный яд. Двадцать евро за бутыль. Смерть мгновенна и мучительна. Пауки дохнут, как мухи. В смысле… Ну, вы поняли, мадам.
***
Дома я решаю оттянуть момент финальной битвы. Вчера мой благоверный был не доволен простеньким ужином. Поэтому сегодня я решаю приготовить нормальную еду. И пусть в новом доме у нас до сих пор нет газовой плиты. Долго ли, умеючи, приготовить жаркое на хилой электрической плитке? Оказывается, что долго. Я щедро поливаю мясо белым вином, не забывая отпивать из горла. Затем, наполнив новый бокал (исключительно для храбрости), отправляюсь в ненавистную комнату. Самодельный спрей из пластиковой бутылки, заполненной прозрачной, желтоватой жидкостью, приятно греет руку. Я надеваю марлевую маску и резиновые перчатки (Шелбин взял с меня слово, что я это сделаю) и захожу.
Место боя кажется зловещим: в свете заката за пыльным окном стены комнаты окрашиваются в алый цвет.
Увидев новую паутину и ее обладателя, устроившего свой дом прямо под потолком, я отправляю в него нехилую струю. Он, словно каменеет, и медленно спускается на пол на тоненькой серебристой нити. Он уже мертв. Это придает мне сил.
Быстрей бы Лео пришел домой и увидел, чем я занимаюсь. Он несомненно будет восхищен. Как знать, возможно, мне не придется больше делать аборт.
Второй паук погибает мгновенно. Я допиваю вино. Затем третий. Нужно было взять с собой бутылку Шабли.
ААААААААА!
Я вижу его. Короля пауков. Того самого: с волосками на лапках. Он спокойно сидит в углу.
Поборов желание бежать, сломя голову, я нажимаю на пульверизатор. Он, однако, не работает. Паук медленно и уверенно ползет в мою сторону. Вскрикнув, я неумело откручиваю крышку и пытаюсь вылить на него смертельную струю. Но руки трясутся и я, естественно промахиваюсь. Вдалеке я вижу второго паука. А там, в углу, их целых три.
НЕТ!
Вылив яд в пустой бокал, я начинаю неистово разбрызгивать смерть трясущимися пальцами. Словно святой отец, окропляющий невинного младенца. Снова и снова. В перчатке обнаруживается дырка: ладонь вдруг неимоверно жжёт. Мне плевать. Пусть прожжет до кости, главное убить этих мерзких тварей. Король пауков затерялся где-то под сломанным стулом. Трое других уже мертвы. Отступая к дверям, я запинаюсь об прогнившую балку и падаю прямо на попу, чудом удержав в руке бесценный бокал. Их больше не видно. Мелких тварей. Я счастливо (скорее даже истерично) смеюсь.
— Виолетта?
В дверях стоит Лео с очень недовольным выражением лица. Я испуганно поднимаю глаза и замолкаю.
— Что ты делаешь?
— Я…
— Вместо того, чтобы вытащить, наконец, весь хлам, ты сидишь и смеешься? — если бы не физиологические особенности Homo Sapiens, то у моего мужа уже давно бы пошел пар из ушей.
— Просто…
— Я вкалываю, зарабатываю деньги, а ты только и делаешь, что пьешь и веселишься.
— Но…
— Идиотка!
Лео гневно хватает из моих рука бокал и залпом выпивает его содержимое. В благоговейном ужасе я смотрю на супруга, который, прижав руки к груди, вдруг резко оседает на пол. Я запоздало осознаю, что яд от пауков был почти того же цвета, что и мой верный Шабли.
— Вио… — хрип из его рта сменяется кашлем. — Скорую… скорую…
Я, наконец, вскакиваю с пола. Лео, продолжая корчится, тянется к своей барсетке. Я опережаю его, вытаскиваю, наконец, мобильный. Руки трясутся. Муж корчась хрипит мое имя. Пауки, словно почувствовав добычу, ползут к моим ногам. Боже, что я наделала?
***
Спустя час я несмело поднимаюсь по лестнице. Мертвый Лео лежит на полу. Рядом с ним я замечаю пару пока еще живых пауков. И, естественно, того самого «короля». Он все еще ползает по комнате.
И как я могла его боятся?
Я подхожу к нему вплотную и со всей силы наступаю на мягкое тельце резиновым сапогом. На полу остается огромное пятно и вытянутая лапка.
«Вам необходимо раскрыть причину своего подсознательного страха», — сказала мне мадам Альдер. И, Бог – свидетель, она была права.
— Оказывается, что ты, Лео, — самый мерзкий из пауков, — я подмигиваю скорченному телу и иду ужинать, давя по дороге пару подвернувшихся насекомых.
Вот и все. А Вы говорите, ФОБИЯ.