Её сияние

Этот день начинался как и двести шесть предыдущих: ранний подъём, скудный завтрак и продолжительная вахта. Атмосфера на “Востоке” царила угнетающая, а солнце, как назло, было обременительно приветливым.

Зима у нас на родине всегда была суровой, но со здешним климатом ей не тягаться: за ночь снега на шлюпке скапливалось столько, что потом за весь день всем матросским составом невозможно разгрести.

Вот и сегодня, нахлобучив вязаную шапку, я аккуратно вылез на палубу и оглядел уже работающих молоденьких пареньков.

— Фёдор, бери лопату и за работу! — заметив меня, крикнул унтер-офицер и тут же отвернулся, отвлеченный подошедшим матросом.

Не став спорить, (а на кой черт?) я тут же приступил к делу.

Сердце болезненно закололо. Находясь вдали от дома, за тысячу, нет, за десять тысяч верст от родины, от знакомого пристанища, хотелось обратно. Нам, матросам, пришлось всё оставить, обречь себя на вечные скитания по морям и океанам, продать свою душу морской владыке. Ради чего? Ради риска и неоправданной смерти от столкновения с ледником?

Закрыв глаза, я протёр переносицу и болезненно зажмурился, пытаясь сосредоточиться на работе.

Так нельзя. Дома ждёт меня она. Девушка, нет, женщина, в самом что ни на есть прекрасном смысле этого слова. Хрупкая, маленькая, но такая сильная… Это ради неё я оказался здесь. Ради неё каждое утро убираю снег и складываю паруса. Как всё таки несправедлива порой природа! Как жестока бывает судьба!

Сердце моё, неотёсанного матроса, участилось в ритме от мысли о какой-то девушке. Нет, вру. Не о какой-то, а о чудесной, невесомой, неповторимой. Жаль только, что…

Мои мысли оборвались, а в горле встрял вязкий ком. Запрокинув голову и с сожалением уставившись на немое солнце, я вновь постарался перестать думать о больном.

Кем я буду, когда вернусь? Куда подамся? У меня будет приличное жалование, но зачем оно мне?

Карьера мореплавателя мне не светит, да и возраст уже явно не тот. Хоть бы увидеть… Я даже сам не совсем представлял, что должен увидеть. Некое сияние, неведомое доныне никому. Что за бред? Может ей это приснилось? Ничего понятного! Столько вопросов и ни одного ответа. Увы.

Вдруг палубу резко качнуло, а впереди послышались крики. Обернувшись, я заметил лишь испуганно бежавших к борту матросов, напрочь забывших о работе. Я тоже поспешил к кайме, не понимая, что случилось.

Вглядываясь в даль, по мере приближения, я замедлял шаг, а глаза мои были готовы выпрыгнуть из орбит. Ведь то, что я увидел, было почти невозможным. Мы так долго искали шестой материк, не мог же он быть у нас под носом? Не могли же мы наткнуться на него чисто случайно в ясную погоду? Да ещё и во времена, когда провинции почти не осталось?

Сзади послышался грозный, но радостный голос нашего капитана — Фаддея Беллинсгаузена:

— Расступись! Дайте пройти!

Обернувшись, я с трепетом уставился на капитана. Он, как и всегда, был при параде: мундир, идеально прилизанные волосы, тонкие усики и умные, быстро бегающие глаза.

Трепещущая тишина повисла в воздухе.

— Это он. — тихо провозгласил Беллинсграузен, наконец развернувшись и обведя глазами собравшихся: — Шестой материк, мы нашли его!

В воздух взлетели матросские шапки громко смеющихся и весело переглялывающихся матросов. Среди зеленых головных уборов была и моя, синяя.

***

Прошло две недели с того памятного события. Мы держим курс домой.

Больно мне думать о разлуке нашей, больно и вспоминать счастливые дни, дорогая моя. Что со мной? Всё осточертело. Недавно у нас закончилась сырная неделя, в последние три дня угощали пивом. Неплохой такой напиток, согревает душу.

Подняв глаза к тёмному ночному небу, мне невольно почудилось странное сияние, показавшееся из-за горизонта. Что же это со мной? Не уж то брежу? Но, протерев глаза, я лишь убедился в верности своего открытия: переливаясь морскими цветами, небо пылало.

Да что же это такое?! Ты его видишь, видишь его, дорогая Эмилия? Его же ты грезила увидеть, правда?!

Переливаясь фиолетовыми, синими, зелёными цветами, небо вмиг просветлело. Небывалой красоты оттенки слились в одну шёлковое полотно, окутав небосвод волшебной пеленой.

У меня перехватило дух. Я вздрогнул, выйдя из минутного оцепенения. Оглянувшись, я заметил сонных матросов, которые торопливо выходили из кают посмотреть на эту диковинку.

Переливаясь и танцуя, сияние завораживало, пробирало до костей и заставляло почувствовать всю мощь природы. В глазах помутилось.

Дорогая, ты была права! Этот свет есть, он существует! Он… Он прекрасен. Точно так же, как и ты. Как жаль, как жаль, что тебя нет сейчас тут, со мной! Что ты не видишь, не чувствуешь этого со мной…

Я ощутил необыкновенную слабость, будто бы силы покинули меня. Тело приобрело необыкновенную легкость, а разум очистился. Всё разом стало так ясно и понятно, что захотелось смеяться. И я расхохотался. Громко и так искренне, насколько мог.

Да, ты давно покинула меня, Эмилия, променяв земную плоть на мирское невесомие, но, знай! Знай, моя морская пташка, в моем сером сердце ты жива. Ведь, я знаю, ты тут. Ты смотришь на этот необыкновенный отклик Севера и думаешь, какой же я дурак.

Да, я дурак. Навеки твой дурак.