Это лето.

21 июл 2020

А мне все также страшно.

Он сидел, уебок, на этой чертовой скамейке и царапал на ее спинке сраное слово «ауе», или аббревиатуру, черт знает.
А я шёл с нею вместе за руку, с этой грязной блядью, Боже, как все это бесило меня.
Мы с ней остановились напротив урны, возле этих конченных, этого грязного «летописца» и его, не менее паршивого и вонючего дружка.

На их потных лбах блестели капельки пота, они смеялись и воняли пивом.
Чертов засранец царапал очередную дрянь на спинке блядской скамейки.
А эта сука в новых баленсиагах, еще незапятнанных, чистеньких, блестящих, сжимала мою взмокшую руку.

Какого чёрта ты это делаешь? Подумал я и захотел швырнуть ее прямо в ублюдков возле нас.

Они прочли мои мысли в этом грозно взгляде. Она же почувствовала, в свою очередь эту энергию. Мою черную и злую, в этот момент, энергию.

Оба повернулись на меня, оторвавшись от своего, казалось бы, бесконечного гогота. Их паршивые грязные, словно бы, чумазые, я бы даже сказал, цыганские рожи были направлены на меня и они выблевали:

— Что-то надо, бля?

Будто бы мне доставляет наслаждение любоваться вашими рылами. Да уж, я с большим наслаждением вкушаю вашу озонацию, эту дрянную вонь. А она пищит мне под ухо, прижимаясь:

— Давай уйдем, что если они нас ограбят?

Да, блять, будто бы меня это так сильно интересует… Насрать мне.

— Все в порядке, прошу прощение.

Я натянул на свое гнилое лицо лживую улыбку, иначе бы она не перестала трястись.
Эти ущербные отбросы отвернулись. Она улыбнулась мне своей наштукатуренной физиономией. Я улыбнулся в ответ.
Она отпустила мою руку и в своем дешевом розовом сарафане из «PULL & BEAR» побежала к киоску в мороженном.
А я снова повернулся, дабы удостовериться, что они, отвлекшись на меня, позабыли о своей писанине.
Но нет, эти упёртые, узколобые бараны были чрезмерно целенаправленны в своем убожестве. Лысая безобразная обезьяна продолжала с усердием царапать свою грязь на спинке.
Мои зубы трижды проскрипели какую-то нелепую симфонию, челюсть пошла ходуном, а глаза закатились, как бильярдные шары в лунку.
Я погасил недокуренную сигарету о бордюр и ногой со всей дури шарахнул прямо в темечко, как в мишень этой тупоголовой мартышке, его безмозглая башка резко дернулась под гнетом моей костлявой ступни и грязной подошвы дырявого кроссовка. Лоб его с треском шлепнулся о спинку, казалось так, что на нем останется этот чертов след из его надписей.
Он не понял, что произошло, и почему-то, по какой-то неведомой причине, дружок его залился еще большим угаром.
А я… Я побежал со всех ног прямиком к своей барышне, схватил ее за руку и помчался с ней еще быстрее, куда-то навстречу давкам возле прилавков, темным подворотням, закатному небу, малахитовым лесам, плесневелым подъездам и ржавым ваннам.

Она тяжело дышала. Я обнял ее и шепнул на ухо ей со всей своей нежностью:

— Со мной тебе безопаснее, чем даже у Господа под рукой.

Мне захотелось ее придушить.