Утро это кусочки стекла и скрип грязи на зубах. Я лежал на бетонной плите укрытый куском пледа, сам бетон накрыли походным одеялом. Туманное, сырое, холодное утро в пригороде Донецка. Костры вокруг ещё дымились, но сырость делала свое дело, теперь вместо чарующего огня кельтов вокруг царил хаос и смрад жженой резины. Карета превратилась в тыкву.Мы барахтались внутри гнилого тыквенного нутра. Там были бутылки из под пива, смятые банки, вокруг моего лежбища был импровизированный ковер из кусков битого стекла, часть из которого впилась в щеку.
Философия ночных тусовок меркнет перед объективной реальностью. Вот он ты- валяешься среди мусорных куч, пока ночные собеседники пакуют шмотки. Ночное дружелюбие исчезает, утром вы все зомби. Шатаемся, мычим, и гадим. Эстетика тут не в почете.
Аппаратуру погружали в кузов грузовика. Там же сидел Зюган,помятый, он был похож на Фрэдди, за счёт запекшейся на лице крови, одежда пришла в негодность, ему меньше повезло с ночлегом, скорее всего он спал в зарослях, под утро там собралась изморозь. Концептуально Зюган мог бы выдать себя за ветерана вьетнамской войны в худший день. Он был похож на бомжа, на кого был похож я думать не хотелось.
Я смотрел на него в кузове, и остальных, на ум приходили сцены из фильма про концлагеря, помятые любители оккультных рейвов выглядели как евреи в окупации. Ночная стройка утратила ночное величие. Похмелье ненавязчиво стучало в затылок, горло напоминало наждачный станок, дыхание, как если бы подшипник из бритв катали по живому мясу носоглотки. Дождь усилился, но мысленно я уже отстрелил, что подруги моей нет рядом. Алкогольная паранойя рождала тысячу мрачных сюжетов. Утробный кашель сдул мои страхи Юля стояла рядом, на удивление чистая. Только туш потекла. Щёлкая зажигалкой она тихонько материалась, киевлянин тоже был рядом, и выглядел на удивление бодро. Гудок, и машина завелась. Зюган ожил, протянул мне руку и пригласил в кузов с хриплым выкриком,
-Там водка есть!
От этого предложения меня застряло. Нога ощутима распухла, я ее не чувствовал, алкоголь ещё не выветрился и работал как обезболивающее. Юлия потрогал мое плечо, заглянула прямо в глаза. Там была радость, обычно наши приключения заканчивались потерей телефона или денег, в этот раз все наше осталось при нас. И никакая грязь на одежде не могла омрачить это думовое, и мерзкое утро. У меня есть подруга, она шикарна, и она не где-то, а рядом со мной, и она не сбежала по зову водки, как Зюган.
Мы заржали.
Юлия протянула пивную тару, всю ночь та лежала в кустах, утренний холод придал напитку вкус жизни. Спустя минут пять я был готов к приключениям.
Оживающие адепты сейшена приводили себя в порядок. Влажные салфетки, маты от осознанных потерь бижутерии, хохот от внезапной грязи в интересных местах. По заявлению с выше жёлтый Богдан вот-вот заберёт нас восвояси.
Жёлтый Богдан не приехал.
Мы все в момент ох у ели. Да так, что присели, и задумались. Крепко стоять на ногах не получалось. Стадо субкультур тихонько задалось извечным вопросом, -Что делать? Маты пошли потом. Собрав воедино усилия воли, оперативно выяснив, кто из электронщиков местный, мы ломанулись через лес и прочие урбанистические чащи. Грязь под ногами, туман впереди, никаких идей в голове. Сорок с лишним человек топтали землю Донбасса. Что для Мариупольских обрыганов — приключение, то для Донецких- головная боль от общества Мариупольских обрыганов. Ураборос бы замкнул пространство в вечном извержении рвоты, ибо концепция работала. Наш хохот моросил головы, вызывая тонны недовольства. Особенно удачным казались шутки про изнасилования Зюгана чеченской мафией. Проселочные дороги сменились асфальтом, идти стало легче, а в тумане замаячил свет. Постепенно из него выплыла женщина, верхом на старом велосипеде. Одетая в голубой сарафан. Весу в ней было больше ста килограмм. Зрелище было противоестественно, такое же как и наша толпа посреди дороги. В такую погоду сарафан был неуместным, все стали дружно строить предположения.
-За молоком? Фотограф мероприятия под спидами.
-На дойку? Хотела его жена.
-Может местная?Молвил некий печальный, и очень готический юноша.
-Мистика, как Линча. Допустил диджей мероприятия, по неведомой причине оставшийся распивать дальше. Классику любили все, по толпе пошел дружный ропот. Я чувствовал, что лепту говнаризма срочно необходимо вносить.
— Слава Люциферу, бабка!! Орал я, пародируя Сергея Паука Троицкого. Это понравилось не всем, но, знаете как бывает, субкультурные пляски, такие субкультурные… Женщина брезгливо оглядела честную компанию, сверкнув поросячьими глазками, и варикозными ногами. Ее огромная задница вздымаясь растворилась в тумане.
-Концептуализм. Молвил диджей.
-Дорогу так и не спросили. Заныл юный гот.
-Есть ещё водка! Сказал неизвестно кто. Но его утверждение было весомее бесполезного топографического кретинизма окружающих.