Егорыч

Позволь, дорогой читатель, представить на твой суд пробу моего пера. Эту байку услышал в Сибири от одного знакомого и решился, как то, в праздничном новогоднем безделье, сделать из неё небольшую, весёлую историю, добавив кое-что от себя. Заранее прошу извинить за слог и некоторые сюжетные повороты

В золотодобывающие артели, народ в наём всегда шёл особый, часто разношёрстный, умеющий и по “черному”вкалывать и, без сожаления, всё заработанное пропить. Короткий старательский сезон, специфика производства и удалённость от благ цивилизации, ещё с дореволюционных времён, собирали туда людей в бытовом плане непритязательных, готовых, ради приличного заработка, терпеть любые лишения. Итак, где-то, в глубине сибирских просторов, в относительно недавнем времени, случилась вот такая история. Лето в тот год выдалось жарким, как никогда, в тайге морило, и комар с мошкой лютовал, грызя всё что встречалось на пути. Даже лось — могучий лесной великан, гиб порой в болотных топях, ища спасения от гнуса. Народ на приисках тоже спасался как мог — кто дымом от елового лапника, кто накомарником. При этом сезонный план добычи никто не отменял и работать всем приходилось до седьмого пота. Руководство артели (как и положено) заботилось только о плане и вне работы коллективом совершенно не интересовалось, полагая, что весомый старательский заработок по итогу сезона, является главным показателем заботы начальства о работягах. Контроль тогда за государственным добром был намного строже, чем сейчас, но все равно кое кто, все же, ухитрялся намыть «левого» золотишка для отдыха в Гаграх с томной подругой. Приняли на сезон в одну такую артель повариху — моложавую хохлушку, не очень привлекательную лицом, но ядрёную на тело. Про таких опытные знатоки женского пола, многозначительно говорят : «Бывалая !» В общем, то ли от наваристых борщей, то ли от сладких грёз с пальмами и бикини, но стали артельные мужики, как-то по-особенному посматривать в ту сторону, где трудилась над сковородками единственная — на ближайшие три сотни вёрст — особь прекрасного пола. Наша повариха (звали её Катька ), была баба бойкая, жизнью битая, а потому не собиралась довольствоваться только одним жалованьем, смекнув, что изголодавшиеся по женской ласке старатели довольно легко расстанутся с частью своих нелегальных сбережений. Для реализации своих планов ею и был выбран древний и проверенный способ . И вот стали в поварихин вагончик вечерком захаживать наиболее бойкие мужички. Тарифы Катька, естсно, установила в твёрдой валюте со всеми северными коэффициентами. Озабоченные рабгтяги были почему-то уверены, что за такой «ценник» они получат от поварихи что-то немыслимо развратное и особенное, похожее , как на картинках иностранного журнала, неизвестно когда и как попавшего в скудную “библиотеку” к мужикам в артель, уже в крайне замусоленном состоянии. Но любовное искусство Катьки их ожиданий не оправдало и выходили они от неё досадно матерясь и очумелые — то ли от бражки, которую повариха заблаговременно настояла, то ли от увиденного стриптиза. Катька, как монополист на рынке телесных услуг, товар «оголодавшему» народу продавала наспех и как правило некачественный. Иногда правда и с ней случались непредвиденные казусы. Как-то понадобилось поварихе перед обедом пойти в соседний с кухней амбар. Привычно найдя во тьме полупустой ларь с картошкой, вытянув руки наклонилась в него Катька, как почувствовала в момент, что что-то тяжёлым гнётом прижало её спину к стенке ящика. От испуга дыхание у поварихи спёрло, голос пропал, ногами ослабла.. , приготовилась баба помирать от нечисти амбарной. Как вдруг, почувствовала, что чьи-то проворные руки задрали её юбку и …. В это время артельный учётчик , он же — бухгалтер, заглянул в амбар по служебной надобности и увидев необъятный голый зад с мешком муки поверх, до икоты испугался , но повариху от срама спас. Конечно же , счетовод никого кроме Катьки амбарной темноте не заметил, а та, оправивши юбку, не отблагодарила, как положено, своего спасителя, а схватив за горло, перво наперво, потребовала страшной клятвы за молчание. Хотя обед в тот день у артельных работяг всё же был, но качество его обсуждалось громко и нецензурно. Счетовод, естественно, клятвы , о чуть непоруганой Катькиной чести, долго хранить не смог и рассказал в конторе о том что ему пришлось пережить. Стены конторы должны были пасть от обрушившегося на них гомерического хохота, но благодаря тому что были сложены из сибирской лиственницы, испытание децибелами выдержали.

Был на том прииске один ветеран старательского дела — из тех, кого обычно держат не за умение работать, а за умение вечерком травить мужикам байки о том, как ещё у Петьки Громова на Угрюм-реке мыли в старину золотишко. Наружности Егорыч был примечательной : лицо его, изрядно потрёпанное жизненными бурями, свидетельствовало о безграничной любви ко всему что горит и имеет градус, на лице присутствовала( как сигара у джентльмена) самокрутка , она ни при каких обстоятельствах, не покидала редкого частокола чёрно-желтых зубов и была естественным дополнением гардероба, который в любое время года был постоянен и состоял из старой, пропахшей кислым потом фуфайки, надетой на изодранную, явно с чужого плеча, тельняшку, брезентовых штанов и кирзачей. Волосы у Егорыча, конечно же, имелись, но росли, в основном, из ушей и носа. Этот смачный фактурный портрет был бы весьма неполным, не добавив к нему парфюмерный штрих — от сапог до волос пропитан был Егорыч ядрёным запахом махорки. Естественно, что имея набор таких «привлекательных» данных, маловероятно, что этот старожил «сибирских руд» мог, когда либо, на что-то рассчитывать у женского пола. Тем не менее, и Егорыч сделал попытку навестить Катьку, но с треском был прогнан. Тайга не Амстердам и долго такой беспредельный разврат там длиться не мог — мужики, наконец-то, одумались и к поварихе ходить перестали. В товарных отношениях «Катька — старатели», предложение стало превышать спрос, чем незамедлительно воспользовался наш герой. В общем всё совпало — и сладкие сны поварихи о заработанном «богачестве», и спад “покупательской способности” у старателей , и застарелое желание старого вакха истратить порох из своих пороховниц. Получилось, как в кино — Катька поручила предложение от которого не смогла отказаться. Только жадность, впоследствии, помогла ей справиться с бурей чувств, какие она испытала к Егорычу в процессе товарного обмена.

Тем временем, как всегда бывает в таких случаях, кто-то «стукнул» и Катька попалась. Милицейский обыск выявил, что «честно” заработанный поварихой золотой песочек, по объёму почти приравнивался к недельной добыче артели, а его стоимость в несколько сот раз превышала установленную ей зарплату (со всеми северными коффициентами) . Данный факт говорил не только о хорошем здоровье тружеников золотодобывающей отрасли в целом, так и о неудовлетворительном моральном климате в отдельно взятом коллективе. Естественно , что было следствие и был процесс. На скамье подсудимых присутствовала повариха с наиболее резвыми своими поклонниками, среди которых был и Егорыч. По внешнему виду и возрасту смотрелся он среди сотоварищей по блуду, как личность случайная, но который, как выяснилось, многократно превзошёл остальных в обменных операциях с поварихой. Сей факт стал полной неожиданностью, не только для прокурора и судей , но и для артельщиков, которые недоумевали : как Егорыч , трудясь в основном на растопке бани, смог намыть столько песочка. И громом среди ясного неба для всех, явилось экспертное заключение о том, что в золотом песочке, изъятом у предприимчивой поварихи, была большая доля «измельчённого до мелкой крошки металла, по составу квалифицируемого, как бронза». Сказать, что данным фактом Катька была потрясена, значит преуменьшить действительность — Катька была раздавлена вероломством старателей. Апогеем этой истории явилось озвученное на суде признание Егорыча о том, что он в расчётах с Катькой, пошёл на обыкновенный подлог — с помощью напильника и старого, никому ненужного бронзового самовара, валявшегося в инвентарной кладовке с прошлого века , добыл для расчёта валюты. Милиция, всё таки, не успела среагировать, когда Катька, после услышанного, прямо на скамье подсудимых чуть не задушила тщедушного Егорыча. Помятого, но живого суд освободил его из-под стражи прямо в зале суда — в виду отсутствия состава преступления.