Глава первая
Я — Милана и я несчастлива. Несчастлива, потому что у меня нет настоящей любви.
Мой муж работает дальнобойщиком, а я хотела бы иметь у себя под боком дизайнера, утончённого мужчину, способного своим креативным талантом изменить и мою жизнь домохозяйки. А быть вечно дома, читать скучные детективы и готовить плов — всё это болезненно сказывается на моей сексуальности, а ведь с мужем мы занимаемся сексом почти раз в неделю. Боже, это сущий ад!
Я хочу иметь в муже штучный товар, а имею сухой член, очень быстро выстреливающий и такой грубый, будто в меня засовывают болотную корягу. Ау, всё это со мной происходит или я сплю вечным сном?! Да, это происходит со мной, ведь я чувствую сухость моей киски, я просто пылаю от фантазий на тему: как трахаться и с кем.
2 мои жизни имеют сторону луны. Моя луна жаждет любовных приключений. Сейчас, когда я пишу эти строки, одна из моих рук погружена в киску. Влагалище — это второй мозг; без ума можно существовать, но без влагалища и ощущения своей причастности к женскому полу жить невозможно. Хотя, муж-дальнобойщик — это моя проблема, моя красная тряпка.
Моя рука сейчас начинает ласкать продолжение самой себя. Клитор изнывает, хотя, могло бы быть и лучше. Я бы лежала на белом песке тропического острова и рука моя лежала бы на органе моего визиря. Нет, не лежала бы просто слизнем, а кое-что вытворяла. Визирь бы изнывал от томления залезть за мои шорты, погрузиться пальцами во влажное естество, где всегда так жарко.
Рай существует, но его нет в моей жизни. Он есть у моих подруг, у подруг моих подруг, но мой муж забрал его у меня и стоит как ангел с мечом, чтобы закрыть навечно вход в него. Где вы, рыцари добрые и милосердные, как я живу без вас?!
Я сейчас посмотрела в окно — снег, тощий снег. Я вижу следы шин моего автомобиля. Жаль, колёса спущены, а так бы я проехала перевал, спустилась через лесную дорогу и направилась к моему самому лучшему другу Тому, с которым училась с первых дней школы. Том как лесной олень туговат на ухо и поэтому я не хочу с ним переспать, хотя схожу с ума от желаний. Том живёт в своём двухэтажном особняке, продаёт эротику на плакатах и делает кое-какие фотки природы. Он очень интересный, но для меня он какой-то грязный.
Надо заварить кофе. Звонок в дверь. Открываю и вижу Тома. Боже, он весь белый. Как жаль, что он глуховат, а так бы я проглотила его целиком. Как змея. Змея, жаждущая жертвы. Но все жертвы мои лишены привлекательности. Я вышла замуж за мужа, и даже обвенчалась только потому, что боялась остаться старой девой. Мне было шестнадцать и я была дура дурой. Трахнанье на заднем сидении машины Джека было вершиной секса для меня тогдашней. Теперь я предпочитала бы берег Таиланда или Гаити. Но от меня так и пахнет бензином.
«Привет!» — говорю я Тому и улыбаюсь улыбкой нимфы.
«Привет, дорогая.» — голос Тома чуть суховат, с щербинкой. «Ехал мимо, думаю, заскочу на пару минут».
Я улыбаюсь ещё шире, и мне кажется, что у меня зубы как у лошади. Вообще-то я так ничего, но самоирония меня принижает до уровня букашки на летнем поле. А сейчас зима, глухой ветер и глухой Том в моём кресле в фойе. Сидит и пьёт коктейль. Том и Джек — лучшие друзья, но последний часто принижает первого за то, что первый- холостяк. Как будто он голубой. Ну это ещё надо доказать. Том меня столько раз донимал расспросами про мою сексуальную жизнь, что для меня он — настоящий секс-гигант.
«Как спалось?» — спрашивает Том меня. Слабый секс-гигант, на троечку с минусом.
«Как всегда. Я уснула под утро», — с горчинкой отвечаю Тому.
Том встаёт, подходит ко мне и нежно как котёнок обнимает. Мне становиться жарко, будто я снеговик.
«Я видел тебя во сне», — бла-бла-бла, как я не люблю эти кошачьи нежности. Мужик должен быть мужиком, а он словно мальчик. Хотя, мой муж такой грубый и мне это не нравиться, тогда зачем я придираюсь к Тому? Он естественный, и это прекрасно. Но почему он, такой глухой и красивый, посетил меня в такую рань, хотя мог бы ещё спать под альковом, одним глазом просматривая «Плэйбой»? Том наверняка любит меня, жаждет трахнуть меня, но мне это не надо. Пока.
«И что было в твоих снах?»
«Там была ты. Лежала и пила шоколад как парижская дама. Я читал тебе анекдоты, говоря, какой же я мудак, раз забыл купить очаровательные розы».
Ну это Том хватил! Розы?
«Ты же знаешь: я обожаю фиалки. Нежно-полевые фиалки моей матери», — со складками в голосе поправила я его. Он посмотрел на меня по-женски украдкой. А он точно не голубой? Хотя, нет.
Том опять садится в кресло и закидывает нога на ногу. Джентельмен, е-п-р-с-т! Любит Томушка покрасоваться. Прямо как золотая рыбка. Которую каким-то чудом вынесло на мой берез. Синим морем высотой с небоскрёб.
«Да, там были фиалки, — сдал назад мой приятель. — Они были очаровательны и так пахли летним лугом! Как дела у Джека?»
«Джек приболел и поехал в больницу. У него что-то с мочевым пузырём. Всю ночь бегал в туалет. Словно павиан».
Я ушла на кухню, чтобы проверить, не забыла ли я выключить плиту. Выключила. Возвращаюсь к Тому. Он жуёт мой гамбургер, запивая его колой. Какой он умница — съел мой завтрак!
«Поехали со мной на рынок, — говорит мне Томушка. — Мне нужны запчасти на машину. Мило проведём время».
У меня чуть голову не снесло от наплыва эмоций: где запчасти, а где я. Но поехать можно. Надо купить новую сковороду, а то Джек пару дней назад испортил мою собственность ножом и вилкой.
Пусть Том поможет мне в выборе. Заодно и почирикаем о том, о сём. Ненавижу пустяки, но иногда от них успокаиваешься, приходишь в норму. Ведь всё вечное — один простой пустяк. Пока всё.
Глава вторая
Наш городок Литл-Кёртч разлёгся кошкой среди холмов и двух речушек. Городок прелестный как первый поцелуй. Знайте, что я без ума от этих тесных улочек, сбившихся в кучу словно осенние цыплята.
И вот мы с Томой едим по этой земле обетованной, сигналим и ворчим, не бережа нервы, ведь впереди умиротворительные развалы торгового безумия — вот где можно отдохнуть душой и сердцем. Том вцепился в руль насмерть, хитро улыбается и звонил иногда по Bluetooth , роняя на меня доверчивые взгляды одинокого волка.
Видим — стоят девочки в обтягивающих куртках, роковые бестии, жрицы отпадной любви. Мне они всегда представляются опавшими листьями, покинувшими тепло и заботу ради чего-то сиюминутного, грешного.
«Милана, ты мгла бы быть как они?» — вкрадчиво спрашивает лукавый Том, убийца и маньяк моих нервов.
«Как они — кто?» — делаю вид, что не понимаю, о ком идёт речь.
«Путаны».
«А ты мог бы стать сутенёром?» — я делаю выпад рапирой. Том ранен.
«Наверное, потянул такую лямку. Но с такой же охотой я мог бы стать и чтецом в церкви. Ради тебя».
Я глотаю слюну от негодования: он дурак что ли — ради меня он бы намотал на шею и верёвку?
Мы проезжаем площадь, останавливаемся, чтобы купить мороженного. В небе хмурая непогода. Начинается ветропад, чувствуется запах снега. Голые деревья как пьяные любовники раскачиваются из стороны в сторону, шипят словно змеи.
Вот мы и у рынка. Том заезжает на бесплатную автостоянку, делает сигнал чтобы выгнать старикана, курящего на месте остановки. Старик делает палец, но уходит.
«Старый урод! Да чтоб ты сдох!» — кричит ему вдогонку Том.
Выходим из машины, кусаем мороженное, радуемся новому месту.
Том и я шагаем бодро через турникет, покупаем билеты о старухи с жёлтыми волосами, которая ещё торгует и розами. Народу впроголодь — человек пятьдесят — и это в выходной! Но это тем хорошо, что меньше карманников и просто мальчишек, навязывающих свой копеечный товар. Я не люблю безделушек, хотя и падка на них. Однажды Джек подарил мне серьги с позолотой, так они и валяются где-то, или их уже мыши затянули в свои норки. Что мне не нравится — с глаз долой.
Останавливаемся у развала с автоприборами и запчастями. Вон как у Тома глаза загорелись! Продавец — мощный индеец с накаченным торсом (он одет легко для зимнего времени) улыбнулся мне своей голливудской улыбкой. Мы обмениваемся заинтересованными взглядами.
«Мисс, я очень рад вас видеть!» — с красивым французским акцентом говорит он мне. — Меня зовут Айк».
«Доброго утра, Айк. Вы похожи на бога», — отвечаю я ему.
«О, очень приятно. Я только учусь на него. Хотя, для вас я и вправду могу стать богом». — Айк ещё раз улыбается во весь рот, показывает Тому просимые запчасти. Тома интересует карбюратор, и ещё некоторые мелочи. Айк проворен и находчив как истинный индеец.
Я плыву в эротической фантастической неге. Айк и я сидим в кафе, пьём обжигающий горячий какао, обмениваясь колкими шуточками. А после мы едим к нему домой, где стерильная чистота. Я раздеваюсь манерами поп-дивы, роняю себя на кровать-стадион, а индеец уходит на кухню, чтобы достать шампанское из холодильника.
Вот он — мой бог, уже рядом. Я снимаю чулки, подбираю ноги под себя, устраиваясь поудобнее. Включается плазма, Трамп идёт по заснеженному полю для гольфа, что-то говоря своим помощникам. Айк разливает фужеры, протягивает мне коробку с шоколадом. Мы пьём.
«Милана, как тебе он?» — спрашивает Том у меня. В его руках снегоразпылитель.
«Очень милый», — я ещё не отошла от грёз. Том иногда бывает туп как обезьяна.
«Купить?» — домогается он меня.
«Как знаешь. Хотя, вон тот красный покрасивее и попрочнее», — говорю я Тому.
Айк хвалит мою разборчивость. И он же ставит фужеры на пол, чтобы ласкать меня своими могучими руками. Я таю как снежинка в его объятиях. Он бог, настоящий Аполлон!.
Комната моего нового любовника была весьма занимательной. Повсюду чучела животных и птиц. Он что, живодёр, маньяк охоты? Наверняка он бывал на сафари, охотился на льва.
«Ты недавно в Литл-Кёртч?» — спрашивает он меня и расстёгивает лифчик. Я краснею как модифицированный банан.
«Три месяца». — отвечаю кротко.
«Я так и знал что ты новенькая в нашем захолустье. В штат Невада не очень то и хотят ехать. Всем по душе Калифорния».
Айк стягивает с меня трусики как с музейного экспоната. Я уже вся мокрая ТАМ. Меня охватывает лёгкая лихорадка, затем паника накрывает волной, но всё прекращается, когда Айк языком касается моей плоти. Какие нежности! Я трепещу как рыба, краснею ещё больше, когда язык входит внутрь меня. Киска течёт, но это очень рано. У нас с Джеком секса не было две неделю, вот я и бешеная такая.
Я уже сознаю. что этот индеец замечательный любовник. Но эти чучела — они меня ещё больше заводят. А может, он ещё и рыбак? Или только таксидермист, помешанный на хищниках? Интересно, ему нравятся лисы — огненные бестии, такие, как и я? Я откидываю прядь своих белых волос со лба и чувствую, как орган Айка нацеливается в меня.
Он вошёл со всей мощью. Так наверное, лодки опытных рыбаков ударятся об причал. Слышала, что индейцы — самые завидные мореходы. Они не бояться ничего. И так вежливы с женщинами. Но со мной он не очень то и церемониться — его пенис буравит так, будто ищет нефть.
Голубой потолок комнаты расплывается подо мной. В окно тускло светит солнце, но в моей душе ясно как при северном сиянии. Я потрясена этим напором. Так меня ещё никто не трахал, думаю я, и стону, стону как потерпевшая, будто адская боль сковывает всю меня.
«Ты рада, что встретила меня?», — смеётся Айк.
«Ещё как! Ты бесподобен!», — я прямо рвусь от переполняющих меня чувств.
«Ты хочешь ещё глубже?»
«Да, ещё и ещё!!!»
Он входит во весь ствол, разрывая меня изнутри. Ну, это уже сверх меры — я так ору, что соседи начинают стучать в стены. Праздник для несчастной женщины, подарок для дамы, изнывающей без любви. Джек, ау, ты наблюдаешь за нами? Не правда ли, жарче чем во Вьетнаме? А не подставить ли тебе свою задницу? Фу, как грязно ты ругаешься!
Айк кончил у меня на животе. Какой же он умница, но я хотела бы от него забеременеть, но боюсь, Джек и Том будут против. Джек — потому что муж, а Том — потому что чурбан. С Томом я могла бы переспать только под дулом револьвера. Да, он всё-таки купил этот чёртов снегораспылитель! Том, ты придурок: рядом с тобой твоя подруга сходит с ума от фантазий, а ты думаешь о своём хозяйстве?! Думай обо мне, или ты бесплатное такси? А пошёл он к чёрту.
Мы с Томом проходим прилавки с унитазами, дальше идут стулья и столы, потом я наблюдаю детские игрушки. Том покупаем мне гиппопотама. Подарочек хоть куда. Со смыслом.
Мы выходим, Том покупает мне ещё одну гвоздику. Зимой они такие непрочные — лепестки падают мне на сапоги. Ух, вот это был день.
Глава третья
Милана сидела за ноутбуком и читала один из сентиментальных романов, когда в доме послышались грубые ботинки Джека. Он отряхнул снег на подошвах об половик, разделся, на стульчике снял обувь и направился в кухню за пивом. Две банки были очень кстати.
Женщина оторвалась от чтения, направилась к мужу и обняла его могучую шею. Джек был в неважном настроении: кто-то перегородил дорогу, а тут ещё обложной снег во всём штате. Ему жутко хотелось спать, но пиво начинало бодрить. Надо было заказать три банки, подумал он и внимательно посмотрел на жену.
— Том был?, — будто со снегом в горле спросил он.
— Мы ездили на базар. Он купил снегораспылитель и карбюратор. Он был в весьма приподнятом настроении. Всё время спрашивал про тебя.
— Ну так что же ему переживать: деньги скачут сами в карман, а тут наматаешься по ледяной дороге, да ещё какие-то придурки заставят тебя тягать деревья среди ночи, — зло кинул Джек и пошёл в комнату спать. Шёл девятый час вечера.
Через пару минут Джек захрапел мертвецким храпом. Милана посмотрела на колыхающиеся занавески, в окна проникал мерзкий ветерок. Говорила Джеку, что надо утеплить дом, но воз и ныне там. Джек любил регби и пиво, до домашних дел его руки не доходили. Он тяготился их браком, слушал настороженные возгласы матери, которая Милану недолюбливала со всей ирландской настороженностью характера.
Милана набрала номер Тома, но он был занят. Набрала телефон своей матери Агнесс. Пожилая женщина была очень рада звонку, хотя это время считала поздним для дальних переговоров.
— Мама, привет. Как вы там с отцом?
— Как всегда, милая: давление зашкаливает, а тут у отца некоторое осложнение с правым лёгким. Он кормил уток в сильный ветер, и простудился. Но в остальном всё по-прежнему.
— Вы вызывали врача на дом? — Милана была обеспокоена такими новостями.
— Да. Его завтра ложат в клинику Святого Стефата.
Дочь поставила чайник на плиту, села у камина. От разговора с матерью разболелась голова. Она прошла в маленькую комнату, легла на кушетку и уснула.
Сон её начинал соблазнять. Джек выглядел бодрым и подтянутым на вечеринке у друзей. Они все пятеро пили ром, Брендон Смит пел балладу, Сирена, его жена и дети танцевали вместе с ней.
Когда летнее солнце ушло на закат, Брендон и Милана оказались вдвоём у пруда. В это время Джек и Сирена находчиво зажаривали цыплячьи ножки.
— Ты довольна жизнью с Джеком? — Брендон обнял женщину и поцеловал в щёку. У них когда-то был непродолжительный роман, но часть чувств осталось. Брендон был заносчив и считал Джека ниже себя, ведь у него был свой стоматологический кабинет, а друг крутил баранку. Он звал Джека себе в помощники на новую машину, но тот посчитал непригодной то еженедельное вознаграждение, которое предлагал Брендон.
Милана повернулась на другой бок и продолжала внимать сновидению.
— Мне нужна мужская опора, Брендон. Я хочу детей, мне уже тридцать три.
— Мы могли бы быть счастливы, — мужчина бросил камень в пруд.
— Мы не были бы счастливы. Я в этом убедилась тогда, когда ты начал ревновать меня к каждому таракану. Ты прекрасно знал, что я вечером читаю книжки, а не шастаю по танцам. Но ты надувался словно индюк, корчил из себя любвеобильного властелина, и этим ты только унижал меня, низводил до уровня шлюхи.
Первые звёзды слушали их разговор. На правом боку неба сверкали зарницы.
— Но Джек ведь чурбан! — выругался Смит и зашёл по колено в воду. Шорты были очень кстати.
— Для меня он естественен такой, какой он есть. Он не урод, не алкоголик, не сидел в тюрьме… И он меня любит!
— Так и просидишь всю жизнь домохозяйкой, а ведь мы могли бы путешествовать по миру… Ты обожаешь египетские пирамиды — так почему бы не увидеть их!
Милана вздохнула и отвернулась в сторону — ей мешал лунный свет.
— Не все наши мечты сбываются, запомни это, Брендон. — женщина встала и пошла к коттеджу, где смеялись её муж и миссис Смит.
Милана проснулась от толчка в бок. Открыв глаза, она увидела перед собой щетинистое лицо мужа.
— Дай мне десять долларов, я схожу за пивом, — сказал тихо Джек и закашлялся.
— Но ведь ночь на дворе! — запротестовала было Милана, но быстро сдалась. — Деньги под полотенцем на кухне. — Джек затопал в нужном направлении, шурша большими в размере тапочками по полу.
Милана сходила в туалет, умылась и привела себя в порядок. В окно входил рассвет.
Раздался телефонный звонок. Милана быстро включила вызов и села на стул в ванной комнате.
— Дочка, приезжай, отцу плохо. Я плачу как маленькая девочка, ты очень нам нужна. — Агнесс прямо кричала в трубку. Сердце Миланы сжалось в комок.
— Я уже еду, дорогая… — и Милана стала быстро выкидывать одежду из шкафов.
Глава четвертая
Я взял ещё одну банку пива и завалился как боров на диван, что бы ещё раз посмотреть тупое шоу Джеймса Адлера, где толстые негритянки трясут задницами ради чашки кофе. Им не понять, что у Джека Свенсона свои правила игры. У меня особый взгляд на жизнь: я презираю лоботрясов и ранимых красоток, которым счастье и удача прыгают на грудь.
Я едва не уснул, а на душе становилось всё темней и темней. У Миланы умер отец, похороны завтра. А я ужасно хочу секса, просто изнываю от переполняющего меня желания. Кто может мне помочь? Я никогда не занимался онанизмом, рано женился, так что мне не очень знаком выражение «передёрнуть ствол». Да это занятие для юнцов, а я шофёр лесовоза, маститый хулиган. Ко мне не прилепишь очки.
Я встал и отдёрнул шторы: день сверкал чистейшим снегом. Январь. Где найти бабу? — мелькнуло у меня. Я оделся, вышел, покурил и уехал в центр нашего Литл-Кёртча. Попались несколько автоаварий, валялся поломанный скутер, а возле него — трое подростков — два пацана и девчушка, пересыпанные снегом. Они были без движений. Двое полисменов что-то писали, тоскливо осматриваясь по сторонам. Я прибавил газа.
Наш городок расположен у подножия горы Талл. Я с детства любил эти камни, поросшие мхом. Там такое раздаётся эхо! Я без ума от всей этой ерунды, тем более насмотрелся всякого на наших дорогах, где у каждого проявляется свой характер. Свои шипы, свои розы.
Я напрявлялся к старушке Сидни. Сидни уже стукнуло пятьдесят, но в постели она ещё ого-го. Любит минет, да так чтоб во всю глотку. Мысли её грязны как бульварные парижские газетёнки, но есть в ней своё очарование. Она когда-то писала стихи, рисовала комиксы про Супермэна, но всё это в прошлом — теперь у неё на уме одно траханье. Меня заводит её попа, так заводит, что я регулярно делаю в ней всё новые и новые дыры. Сидни кричит, что я бы и женился на ней только ради её жопы.
Как здорово гудит мотор. Вчера я завёл свой твиттер, Том обозвал меня старпёром, но я не в обиде — Том мудак, и это всем известно. Тот, кто принимает к себе гомиков, тот вряд ли достоин уважения, но мы с Томом вместе с пяти лет, и я всё ему простил. Но меньше нужно возиться с петухами, больше пить пива — вот девиз настоящего мужчины. Пива много не бывает, а от голубых по ТВ — один сплошной запор кишечника.
Ехал я как на свидание с первой девочкой. Люблю, когда любят меня. И есть в этом какая-то тайна, как у нас с Миланой. Жену изнасиловали в пятнадцать, об этом никто не знает. Это моя гноящая раны, но ради этой боли я и живу. Пусть Господь покарает этих ублюдков, которые в ночь выпускного устроили веселье и потеху. Женщин нельзя обижать ради потехи, говорил мне отец и лупил меня розгой, когда я дал пощёчину своей малолетней подруге. Ягодицы мои помнят эту боль, боль за женщину, хотя она и была ещё сопливой девчушкой.
Вот я и у Сидни. Поставил машину под навес, зашёл в дом. У порога ползала её дочка, пахло дерьмом.
«Сидни, вынеси горшок на улицу, иначе я здесь сдохну!» — крикнул я в неизвестность.
Показалась моя красавица — растрёпанная, в жёлтом кардигане. Я поцеловал её чуть ниже шеи.
«Твоя сука ещё не сдохла?» — в который раз слышу из этого милого рта.
«Не говори так. У неё скончался отец».
«А ты ко мне под бочок?» — рассмеялась эта сука, которую я так желал.
Сидни вынесла отходы жизнедеятельности, уложила дочку спать. Мы выпили вина, пошли в постель.
Я насаживал на себя её тело так, как если бы снова воевал с вьетконговцами. Мой член — мой автомат. Хотя я был снайпером, да ещё каким. Теперь вот стреляю в баб, в таких отвратительных сук, как Сидни Крой. Лапаю её сиськи, сверлю её задницу, но для души её я не существую. Я создан её для утех. Для умирания в наших взаимных стонах, для потоков спермы, которую мадам Крой обожает. Ещё она обожает лизать яйца китайцам, что строят неподалёку плотину. Я не изменник, я радетель США.
После секса мы курили и болтали обо всём.
«От чего помер её отец?» — спросила она меня.
«Двухсторонняя пневмония. Какие-то обострения».
«Ты любишь мою крошку?»
«Она не моя. Но иногда меня прошибает слеза, когда она писает на мой ботинок».
Сидни ложиться на бок и играет с моими волосами на груди. Моя короткая стрижка ей не по нраву — она обожает длинноволосых. Но вы видели китайцев в подобие этого? Или дальнобойщиков, с косичками? У нас свои правила жизни. Так что Сидни, отдыхай на моей груди, а голову оставь в покое.
«Ты когда-нибудь бросишь Милану?»
«Зачем мне её бросать: она нравиться мне от ушей до пяток. К тому же я хочу детей. А ты мне их не родишь».
«Почему? Рожу».
«Нет, китайцы тебя стерилизуют», — ржу я во всё горло. Сидни игрушечными кулачками ударяет меня по затылку. Она любит меня лупцевать. Её заводит мой запах, моя манера курить, как я трахаю её — осторожно, чтобы не дай бог, не лопнуло стекло её манды.
Мы встаём и выходим на воздух. Я сажусь в свой «форд-пикап» и еду в обратном направлении. Ветер разбрасывает по всей дороге снег и лёд. По реке катаются лыжники. Идиллия штата Невада.
Раздаётся звонок от Миланы.
«Ты дома?» — волнуется она.
«Я еду от Тома. У него поломка с энергетикой».
«Как он там?»
«Лежит и читает «Британскую энциклопедию», хотя в доме как на улице. Одним словом — обормот».
Милана кашляет в трубку и я слышу как она плачет.
Отец стал сух как палка. Мне страшно на него смотреть.
«Смерть никого не красит».
Мы ещё минут пятнадцать болтаем. Я уже почти дома, но меня преследует запах дерьма из дома Сидни. Я не люблю детей.
«Том, если Милана будет звонить тебе, ты скажешь, что я был у тебя. Смотри, не забудь», — говорю я по сотовому своему другу. Он смеётся и выполняет голосом позывные пожарной машины. Мудак.
«Ладно. Опять был у той шлюхи?»
Я выключаю телефон и подруливаю к своему дому. Том, кто тебя научил так гадить в душу?
Глава пятая
Перед вами выступает Джек Свенсон, простой трудяга из сереброносного штата Невада. Устраивайтесь поудобнее в своих потёртых креслах, налейте побольше апельсинового сока, мы начинаем.
Я познакомился с Миланой на вечеринке у Тома. Она вела себя непринуждённо, широко улыбалась ухоженными зубами, всё время смеялась, словно всё вокруг было до уморы смехотворным. Я уже узнал у неё, что она окончила Гарвард, много ездила по Средней Азии, вроде бы там занимаясь археологией. Я был оторва, любил рок-музыку, обожал Стивена Кинга и соседи постоянно заявляли полицию и обвиняли меня в хулиганстве.
Я рассказал новой подруге о себе, она мной заинтересовалась. Мы пили шампанское, обменивались шуточками. Я балагур по жизни, а она пай-девочка, и это нас сближало.
«Жизнь есть подлинная полоса с препятствиями. Бога нет, а есть наша совесть, которую ещё называют душой, и эта совесть следит неусыпно за нами, когда мы исполняем веления судьбы — проходим препятствия, потому что оставаться в стороне невозможно. В Гарвардском университете нас учили быть самими собой: смеяться, когда все насуплены и похожи на ежей, разговаривать и предаваться удовольствию общения тогда, когда окружающие хотят заткнуть тебе рот. Мы обязаны оставаться всегда в авангарде общества, потому что мы лучшие», — говорила мне Милана и щёлкала пальцами.
«Значит, всё время нужно быть в маске клоуна? Я не вижу в этом естественности. Если я окончил курсы водителей, должен ли я быть как Роберт Лэнгдон?» — парировал я ей.
«Мы то, что из себя представляем. Нам даётся две жизни — жизнь на людях и жизнь наших грёз. Мы сами носим в себе собственный Голливуд. Если ты шофёр, почему ты не можешь мечтать стать звездой телеэкрана? Я пыла полы в нашей приходской церкви пятидесятников, я зарабатывала пропуск в лучшую жизнь, и в итоге — я слушала проповедь преподобного Алроя Джеймса с первых рядов. Мне с детства нравилось строить свою жизнь собственными руками, пытаться сломать лёд неуверенности и стеснительности. Жизнь одна. Пусть я не распознала присутствия Господа Бога, но я распознала саму себя в человечестве, своё место в нём», — голос Миланы был звонок и чист.
Я проводил девушку до дома, а на утро стоял перед ней на одной колене и просил разделить её судьбу со своей. Она сказала, что ей семнадцать и она ещё не может быть моей женой. Я ждал, когда время придёт. Я верил в свою удачу.
Однажды, я ехал с приятелем на скутере, когда увидел, как бежит Милана и плачет. Я сказал другу, чтобы он остановился, но он меня не расслышал. На Милане была разорвана одежда, туфли спадали с ног. Спустя мгновения я увидел, как она села в автобус и тот тронулся. Я был как чумной, работы валилась из рук.
Вечером я пришёл к дому девушки, но мне никто не открыл. Белый пёс рвался с цепи, на лужайке лежали утренние газеты, облюбованные падшими листьями. Стоял красный октябрь, птицы уже затянули свои унылые песни об уходящем тепле. Я ушёл восвояси, с каменным сердцем.
Потом от радио я узнал, что в городке Литл-Кёртч совершенно изнасилование. Вроде бы поймали двоих стариков, но были некоторые сомнения: оба — весьма удачливы в жизни, имели жён и детей, занимались бизнесом. Я матерился и клял судейских и прокурорских, обвиняя их в халатности и службе спустя рукава.
Милану я встретил, когда шёл из парикмахерской. Она несла стопку книг и смотрела под ноги.
«Как дела, милая?» — я старался говорить как можно спокойнее.
«Всё хорошо. Я рада тебя видеть», — с ледяным равнодушием ответила мне девушка и убрала светлую прядь от глаз.
«Мне нужно с тобой поговорить. Ты мне очень дорога».
Девушка оторвала взгляд от асфальта и посмотрела в мои серые глаза. Я думал, она сейчас разревётся у меня на груди. Я сам едва не плакал.
Я проводил её до дому. Отец обозвал меня почём зря, я не стал связываться с этим старым дураком.
А через три дня у нас с ней случилась близость. Мы оказались на вечеринке, когда музыка стала ещё громче и в стены застучали разгневанные соседи, мы уединились в маленькой комнате. Милана подстриглась под каре, и это ей очень шло. На ней было сиреневое платье, которое великолепно сочеталось с её голубыми глазами. Я был как пьяный, хотя перед этим пропустил пару глотков пива.
«Я без ума от тебя, моя девочка», — прошептал я ей на ушко. Она мило улыбнулась.
Я раздел её и наслаждался её наготой. Её прекрасные груди третьего размера сводили меня с ума. Я целовал их с бешеным напором, поигрывая языком с их кончиками. Мир кружился надо мной. Умопомрачительное кружение вселенной, которая начала вбирать тебя в своё чрево, чтобы дать тебе свободу.
Милана легла на кровать, застеленную пледом в цвета американского флага. Я раздвинул её ноги, встал на колени и углубился к её лону. О, оно было так влекущее, что я окончательно свихнулся. Бог мой, как я благодарил небеса за эти счастливые мгновения.
Язык мой ласкал и ласкал её лоно, девушка постанывала. Пальцем я пробовал её глубину и отзывчивость на мои ласки. Небо рухнуло мне на голову, я улыбался как сошедший с катушек.
Войдя в неё, я ощутил, как она вздрогнула. Меня удивил её цвет лица: оно было мертвецки бледно.
«Тебе плохо?» — со всей серьёзностью и заботой спросил я.
«Чуть-чуть. Но ты продолжай, прошу тебя», — она слабо улыбнулась.
Как прекрасны бывают эти женщины! Наши подруги, наши идолы, наши бесподобные кумиры.
Я любил её так, словно сдавал экзамен. Движения были столь чувствительны для неё, что она трепыхалась подо мной. Её влагалище было немножко увлажнёно, и трение моего члена возбуждало девушку до безумия. И тут в дверь постучали. Мы замерли. Постучали ещё и ещё. Мы молчали, задыхаясь от страсти.
Потом всё продолжилось с ещё большим усердием с моей стороны. Я перевернул Милану на живот и стал входить в неё сзади. Меня пронзало словно током. Уже две вселенные рухнули на меня. Милая, нежная возлюбленная, как же очаровательна! Я плакал от счастья.
Две или три встречи подарил мне Бог. И все они доводили мои чувства до ощущения всеблаженства. Часы безумия и красивой сказки.
Вы ещё не устали, дорогие мои заседатели? Вам моя исповедь пьяницы и прелюбодея не подточила нервы? Я закругляюсь, мне надо мыть машину и чистить двигатель. В отличие от вас я выполняю общественно-полезное дело. Храни Бог Америку!
Глава шестая
Ранним утром, когда в церкви били колокола, Сидни Крой стояла у двери дома Джека и Миланы. Её синий пуховик сливался с синей дверью семейства Свенсон.
Дверь открыла сонная Милана, отошла в сторону в некотором ступоре, не понимая что надо этой незнакомой женщине с косым взглядом прищуренных глаз. Дул несильный ветерок и волосы Миланы развевались в пороге как знамёна короля Артура.
«Здравствуйте, я Сидни. Мне нужна Милана, жена Джека Свенсона».
Милана согнала с лица усталость бессонной ночи: ей снились кошмары, когда умирающий отец протягивает к ней когтистые руки, обросшие мхом и растениями, и она кричит истошно в этом сне, проклиная весь этот иллюзорный мир человеческих страданий.
«Проходите. Я рада с вами познакомиться», — и Милана махнула рукой в сторону прихожей, где ярко сверкала громадная хрустальная люстра.
Сидни напористо вошла вглубь дома, разулась и уселась на диван, демонстративно закинув ногу на ногу. Она не сняла пуховик, и было заметно что ей становиться жарко от хорошо протопленного дома и от волнения.
«Милана, я любовница вашего мужа. Да, но не ломайте так руки, я считаю это в порядке вещей, мы не маленькие дети и не пуритане. Я люблю Джека, я прямо срослась с его мужественной личностью, с его напористым характером, в котором я вижу эталон мужчины», — голос Сидни был как иерихонская труба; она едва не рвала связки.
Милана села напротив неё на слабенький стул, обхватила голову обеими руками, едва не разрываясь от треволнений.
«Я пришла к вам потому, что хочу разделить Джека на двоих. То есть, я могла бы жить вместе с вами, Джек был бы наш, вы бы присматривали за ним, а наша любовь на троих смогла бы облегчить наши душевные страдания».
«Вы в своём уме, миссис Крой?» — прошептала Милана и едва не упала со стула. Сверкание хрусталя теперь не приносил ей эстетическое удовольствие, я бил плетью в глаза.
«У меня есть дочь, и она от вашего мужа. Мы познакомились пять лет назад, я была глупа и наивна, хотя и служила в конной полиции. Джек свалил меня с ног своим чувством юмора — он так уморительно рассказывал байки и анекдоты, что я буквально писала в трусы. Ну что вы так смотрите на меня — вот я такая, какая есть! Джек моё божество и вам знакомо, каким он бывает в постели».
Сидни сняла пуховик. Её зелёные ногти очень не понравились обескураженной Милане. Молодая женщина вообще не любила яркие цвета. В Гарварде она едва не сошла с ума от ярко-пурпурной кофточки однокурсницы. В доме у Свенсонов было всё гармонично, экспрессия отсутствовала на корню.
«Как вы смотрите на моё предложение создать некоторое подобие коммуны?» — с некоторым смешком произнесла миссис Крой.
«Мне надо подумать, — Милана глубоко дышала, но начала уже приходить в себя. Почему Джек молчал? Может, позвонить ему, спросить про их семейный очаг, который он превратил в подобие собрания свингеров. — Да, я вас понимаю. Я сейчас свяжусь с Джеком, и мы с ним всё обсудим».
Милана взяла телефон с камина, набрала быстрый номер мужа и стала ждать его голоса.
«Алло, Джек, ты не представляешь кто у нас в гостях. Твоя возлюбленная миссис Крой. Ты шокирован? Смотри, не попади в кювет или пропасть. Сидни предлагает нам жить втроём? Что ты об этом скажешь мне?
Послышались торопливые голоса, как будто в телефоне раздавались шумы целого регбийного стадиона. Джек давился фразами, Сидни всматривалась в лицо этой мадам Свенсон, которая ей понравилась своим умением быстро приходить в себя от шокирующих известий. Сидни закурила, перед этим спросив разрешение у хозяйки суетливыми жестами. Табачный дым лёгких женских сигарет вился над навесным лазурным потолком прихожей.
Джек продолжал успокаивать жену, слагая с себя всякую вину в адюльтере.
«Почему ты молчал, мерзавец? — не унималась Милана и встав, принялась размеренными шагами вальсировать по комнате. — Я схожу с ума от твоих поступков. Кто ты после этого?»
Сидни нервно улыбнулась. Она представила, как Джек уверенно рулить большегрузной машиной, полностью загруженной лесом. Да, дороги теперь опасные из-за гололёда, но её любовник не боится трудностей. Содержать две женщины, быть с каждой самим собой — это дорогого стоит. Пусть она соврала, что её девочка от Джека, позже она исправит это недоразумение. У них будут ещё дети, это вопрос времени. А вот от Миланы дети навряд ли будут, ведь Джек подозревает, что жена бездетна, хотя и хорохориться мечтами об удачном лечении в Германии, куда Милана должна улететь через пару месяцев.
«Ты любишь меня, Джек?» — плача, спросила Милана. Вдруг лицо миссис Свенсон озарила счастливая улыбка. Она выключила телефон.
«Я согласна», — голосом доброго судьи сказала Милана.
Сидни вздохнула с облегчением — словно целая гора ненужностей свалилась с её души. Это были самые счастливые минуты жизни — она будет каждую минуту рядом с любимым, будет слышать его хриплый и такой мужественный голос, ласкать его тело, сплошь покрытое волосами… Это и называется счастьем!
«Я перееду прямо завтра. Спасибо вам, Милана, за понимание. Вы такая молодец!»
Жена Джека встала её проводить. Она так устала за эти полчаса, словно прошла пешком десяток километров.
Глава седьмая
В четверг, в последний месяц января, к нам приехала Агнесс. Прошла неделя со дня кончины моего отца, а мать уже задумалась о внутреннем равновесии — она приехала в наш дом с пяти комнатами, с молодым человеком Альбертом. Этот парень — странный тип: он похож на хиппи, грязно ругается, в общем — полный эпатаж. Я оказалась в шоке от такой неожиданной выходки моей родительницы.
«Мама, почему ты испортила память отца?» — спросила я, когда мы прогуливались по магазинам. Мать нравоучительно посмотрела на меня, выражая свои чувства крепко сжатыми губами. Её ресницы дёргались как воробьи на бельевой сетке.
«Мне нужен мужчина, дочь. Я всю жизнь жила в заботе и опеке, да и к тому же мне всего пятьдесят восемь».
«Но ведь этот хиппи младше тебя почти на тридцать лет. Это повергнет в шок моих соседей. А что скажут твои сёстры? Для них твоё противоречивое знакомство с парнем будет пощёчиной!».
Агнесс поставила свою сумки на землю, и отвернувшись, заплакала. Мы ждали такси, день был очень тёплый, настоящая оттепель.
«Мама, я не против твоих желаний, но ведь есть устоявшиеся поступки ради общества».
«Мне наплевать на мнение непонимающих меня людей. Альберт — красавчик, и с ним я вспомнила свою молодость. Милана, это второе прозрение женщины во мне. Ради этого я жила, потакая во всё твоему отцу. Грегор не очень-то меня и любил. Ты ведь прекрасно знаешь, что он изменял мне», — Агнесс сжалась в такси как губка. Её пронзила лихорадка.
Водитель такси прислушивался к нашему разговору, и я решила помолчать.
Приехав домой, мы сразу сели пить кофе. Настоящий бразильский вкус манит запахом рая. Агнесс расцвела, настроение её резко пошло вверх, а тут ещё неугомонный Альберт крутился котом, едва не мурлыкая серенады. Мы разговаривали как две самые близкие подруги и я внезапно осознала, что между нами есть такая нить, разрушив которую, мы потеряем самое дорогое на свете.
Вернулась с водительских курсов Сидни. Её румяные щёки взбодрили и нас.
«Сидни, расскажи мне, каким же ты колдовским зельем опоила Джека, раз он привёл тебя в свой дом?» — несколько с иронией произнесла моя мама и налила Сидни чашку чая.
«Я приглянулась ему как личность, это отнюдь не приворот. Мы с Миланой очень похожи, к тому же я открыта и мне нравятся такие мужчины, как ваш зять».
Агнесс взяла в руки газету, надела очки и принялась что-то вычитывать в этом сборнике сплетен и слухов. Агнесс была весьма толерантна в том, что касалось амурных дел: я видела что она приняла Сидни.
Мы с Сидни пошли смотреть телевизор, оставив Агнесс размышлять о современных нравах.
«Что сказал тебе гинеколог?» — спросила подруга у меня.
«Нужна комплексная терапия, насыщенный кислородом воздух и мужское внимание», — ответила я, поправляя юбку на коленях.
«Ты не против, если я буду спать с твоим мужем иногда?»
«Ты не думала, что скажут о нас другие?» — я глубоко задержала воздух в лёгких. Пусть спит, если это важно для Джека. Я никогда не цеплялась в мужа мёртвой хваткой. Я могла бы хоть сейчас уйти в монастырь, хотя и не верю в Бога.
Сидни встала, прошла к журнальному столику. взяла какую-то бумажку и протянула её мне. Я прочла:
«Лучший женский врач Лас-Вегаса, мистер Бенджамин Уэст! Если у вас есть проблемы с зачатием и вы хотите укрепить вашу семья присутствием детских голосом, тогда добро пожаловать в нашу клинику «Good heart»!»
«Твоя мама как раз живёт в Лас-Вегасе, — вкрадчиво сказала мне Сидни, — Я думаю, ты сможешь забеременеть после этих курсов».
«Но ведь мне нужно написать диссертацию для г-на Палмера», — сказала я, и сердце моё учащёно забилось. В библиотеку вошла Агнесс и я ей показала визитку врача.
«Деньги я дам. Это будет стоить примерно 1000 долларов. Это для меня пустячная сумма», — обрадовала меня моя мать. Она сменила платье на свитер и шёлковую юбку зелёного цвета с золотистыми ободками по краям.
Мы весело пощебетали про домашнее убранство Тома, оценив его дизайнерский талант. Тома я не видела уже неделю, и очень скучала. В чём то я стала похожа на своего друга — я стала равнодушна к сексу и еде. Я очень хотела детей, хотя Джек особо и не настаивает — говорит, что они есть или нет, не важно. А тут визитка Бенджамина Уэста. Хотя я и знала, что Сидни Кроу нелестно отзывалась в мой адрес, сейчас мы почти сроднились. Но её секс с моим мужем меня это волновало не на шутку. Мы стали неординарной семьёй. Я уверена, если кто-то узнать о многожёнстве Джека — мало нам не покажется.
Позвонил Джек и сказал, что он в Спарксе. Я пару раз была в округе Уошо, мне там очень нравились огромные деревья вдоль кукурузных полей. Там много птиц и зверья, построены страусовые фермы и пруды с карпами. Джек часто бывал там, привозя строительный материал.
Альберт храпел из комнаты для гостей, рядом пала дочь Сидни. Мы смотрели христианское шоу «Голос Творца». Агнесс очень чувствительна к области религии, это её конёк. Однажды, она бралась написать книгу духовных стихов, но дальше шести листов дело не пошло. Мама работа в казино крупье, и деньги у нас водились. Моё детство прошло на пляжах Майами. Это было такую чудесно времяпрепровождение: солнце, пальмы и белый огнедышащий песок.
Я позвонила Джеку, он рассказал, какой куш он сегодня отхватил — целых 300 баксов за полмашины цемента и песка. Я порадовалась вместе с ним- мы жили на зарплату мужа и мою домашнюю работу написания курсовых работ. Хотя я и закончила Гарвард, моя психики не даёт мне возможность работать в коллективе. Моё изнасилование свернуло шею моей стрессоустойчивости. Сны мои полны кошмаров, спасибо Джеку за то, что он живёт с такой дуррой, как я. Ну, ладно, хватит плакаться, пора спать.
Глава восьмая
В субботу мы отправились на каток города, где взяли напрокат коньки и лыжи. С нами был вездесущий Том, отрастивший рыжую бородку и едва вернувшийся с пустыни, где рекламировал старые автомобили немецких марок. Он заключил долгосрочный контракт с концерном Alpina, и пребывал на седьмом небе от счастья. Моё сердечко расцвело рядом с ним.
Каток был переполнен, в том числе и иностранцами. Сновали взбудораженные алкоголем русские, маленькие китайцы пили тоник и фотографировались как всегда, проходил даже мужчина с надписью «Made in Nigeria». Джек со всеми здоровался, жал руки, угощал чипсами, едва сдерживая свой хохот.
Появились высокие парни на «Крайслере», в руках у них были хоккейные клюшки и маски. Их гогот, похожий на вороний, едва всех не оглушил. Один из них, обалденно красивый брюнет, с широкими плечами начал приставать к Сидни, умоляя дать ему номерок сотового, но Джек его быстро отшил, всё обошлось как нельзя интеллигентно и с улыбочками.
«Милана, иди к нам!» — громогласно крикнул мне Том, когда задумавшись, стояла у нашего «форда-пикап», глядя как Джек катается с Агнесс. Мама была сильно взвинчена: Альберт укатил восвояси, оставив небольшую записку, где много извинялся и обещал как можно быстрее уладить сделку с антиквариатом. Он устал от нашей тишины, его манил Лас-Вегас, где никогда не смолкает музыка и не меркнет красота.
Я одела коньки, чуточку большие и направилась в сторону моих близких. Том катался с Сидни, где то всегда рядом находилась её малышка, падающая, но не плачущая. С неё выйдет настоящая ведущая ток-шоу — она умеет держать удар.
И тут, когда солнце окончательно улеглось за верхушки деревьев, на меня нашло какое-то бесшабашное наваждение. Из мрака выехала карета с красными лилиями на торце, оттуда вышла Белла Свон в лиловом платье, потом стали выходить абсолютно голые мужчины с галстуками, и вся эта ерунда меня так потрясла, что я даже прикусила язык.
Белла была так очаровательна, что я даже прикрыла глаза. Она направлялась в мою сторону, держа в руках чёрного пушистого котёнка. За ней плелась стая собак всевозможных пород и придурки с галстуками. Члены этих парней вздрагивали от напряжения, они не боялись 25 градусов мороза. Я поняла, что эта галлюцинация была продолжением дневного сна, где меня в бочке купали обнажённые мексиканцы, в шляпах и с сигарами.
«Привет, затворница, — сказала в мою сторону Белла, и её волосы развевались как пламя. — Я рада увидеть тебя здесь, ты как и я любишь лёд».
Я ошарашено уставилась на половой орган одного из молодых мужчин. Фаллос его был огромен и красив своей безупречной формой. Я представила, с некоторой неохотой, как его напряжённый орган оказывается в моей руке. Мальчик, тебе горячо? Он улыбается во весь рот как имбицил. Можно, перед монастырем я попробую тебя на вкус? Я сегодня плохая девочка, я просто ужасная сука, у которой начались месячные, но которую сегодня, впервые за месяц, завели на полную катушку эти палки из мяса, готовые оплодотворить моё никчемное лоно.
«Я тоже рада тебя встретить здесь. Почему ты не одна?»
«Ой, весь этот антураж вокруг — обыкновенная погоня поклонников».
«А почему они обнажены?» — я не смотрю в глаза Свон, а держу взгляд в пустоту.
«Я для них кумир, идол, странная фигура славы. Ты даже не представляешь, как тяжело быть под вездесущим оком цивилизации. Эти подростки не спят, и я всегда с ними ночью и днём; с этими мужчина происходит то же самое — они поклоняются мне как образу высшей сексуальности, они оплодотворяют моё духовное лоно. Но я так устала», — Белла села на стул, усердно поставленный ей одним из мужчин. Стул был отделан синим бархатом. Вся одежда Беллы светилась матовым блеском.
Белла рассказала, что они остановились ночью в Парадайз, а потом ей захотелось прогуляться, и всё это вылилось в посещение нашего городка.
«Моя карета сломалась: треснуло колесо и одна из лошадей пала мёртвой. Меня тоже хотели убить вездесущие оборотни, которые рыскают по всей Америке. Ты хотела бы стать вампиром?»
«Да».
«Но твоя кровь слишком холодна. Почему ты такая грустная?» — Белла дала мне платок и я вытерла слёзы.
«Я не могу иметь детей».
«Разве в детях счастье? Будь сама собой. Твой Джек привёл в твой дом свою любовницу. Я не осуждаю его, но где верность? Верность должна быть до гроба. Он любит тебя и Сидни, но он больше устаёт от тебя, чем от неё. В окружении миссис Крой ему комфортнее».
Я отдала Белле платок. Мужчины катались на санках, теперь они были одеты в комбинезоны. Мне показалось, что я слышу немецкую речь. Как мне хотелось ещё и ещё видеть их наготу, чувствовать их манящий запах! Я соскучилась по близости с партнёром. В последнее время я изучала женские обители в Бельгии, Франции и Испании. Но можно ли навсегда уйти из мира, оставаясь такой чувствительной к зовам плоти?
«Почему ты избегаешь Тома? Ты ведь хочешь переспать с ним, но боишься гнева Джека. А ему можно изменять тебе с пятидесятилетней старухой? Тебе тридцать три, ты так ещё молода, а он заставляет тебя отказаться быть естественной: он любит твою стряпню, но избегает как следует трахнуть тебя как муж. Да, я вижу, тебе неприятно об этом говорить, но я предлагаю тебе одного из своих сопровождающих. Бери любого», — Белла махнула рукой. Подбежал один из десятка поклонников, подобострастно взглянул на Свон, ожидая приказа.
Белла пока молчала. Я вся вспотела, сердце рвалось в тёмные небеса. На катке не было ни души. Тишина.
«Тебе нравиться Милана?» — задала вопрос мужчине Белла Свон.
«Мне нравишься ты, Белла», — с торжественностью сказал он.
«Но ты готов вместо меня доставить ей удовольствие? Или вы только на публике такие могучие и услужливые?»
«Не ругай меня, достопочтенная госпожа! Я готов».
Белла посадила нас в карету и мы направились в центр города. Дорога была насыщена ветром, и нас качало из стороны в сторону. Его имя было Амадиу. Оно ласкало мой слух. Ночь мрачно вдыхало в душу своё дыхание.
Амадиу вынес меня из кареты на руках и направился в замок трёхсотлетней давности. Башни упирались в небо непобедимой твердыней. Я забыла про Джека, Сидни, Агнесс и Тома. Жизнь перешла в новое русло. Мне хотелось быть не страдающей, а свободной. Свободной от ощущения греха близости с мужчиной, от боли быть изнасилованной и от этого не иметь детей. Я хочу наслаждаться своей наготой, своей сексуальностью, своей наглостью быть независимой от сновидений.
Я кричала от каждого проникновения в меня. Мама дорогая, как же хорошо устроен мужчина, мой прекрасный Адам! Его имя Амадиу, а моё имя — Свобода. И пусть будет так всегда.
Еще почитать:
сбывшаясяМечтаХикки-задрота. — обращение к читателю.
Б л е с к — Глава 5. Сериал
По пути
Тотальный контроль — Главы 24-26
«
»
11.04.2019
