-Друзья не врут друг другу! – в глазах Эллин ещё не скопилось отчаяние, но слёзы уже предательски проступают, выдаются. Ещё немного и она сама разрушит весь свой образ подвижной придворной танцовщицы, всегда лёгкой и весёлой.
-Эля, — Алмосу тяжело видеть её такой расстроенной, и ещё хуже осознавать свою вину в этом расстройстве, но он ничего не может сделать. Даже ради их дружбы! Алмос Конрад знает, что уступив ей сейчас, сделает только хуже.
А Эллин ещё не может этого понять – боль впервые разбитого чувства ослепила её.
***
Алмос Конрад мог гордиться своим знатным родом и кровью. Слава венчала весь его род, приближала ко многим знатным домам ещё до всех личных заслуг. Несмотря на уже, казалось бы, обустроенный путь, родители воспитывали Алмоса в духе величайшей добродетели и милосердия к ближнему. Они учили его основам преданности и сострадания, усердия и терпения и всегда говорили о понятиях чести.
Алмос внимал каждому из уроков с почтенной сыновей любовью и впитывал окружающую действительность.
Ему было девять, а Эллин всего пять, когда судьба свела их.
Эллин происходила из более простого рода – её отцом был человек, отдавший всю свою жизнь под знамёна отца Алмоса и сложивший однажды голову во имя его воли. Конрад-старший знал и ценил этого человека, давал ему чины по заслугам, и не проявлял никакого снобизма, прекрасно зная, что на поле битвы король и простой солдат стоят друг к другу значительно ближе и относятся проще, так чего же ему – не королевских, а просто знатных кровей проявлять нетерпение к усердному вояке?
Конрад-старший всерьёз огорчился потере и выписал значительную пенсию овдовевшей супруге верного воителя, но монеты не успели ей даже принести – в горе она слегка с болью в груди и больше уже не поднялась. Эллин – быстрая в движении, юркая, большеглазая девчонка осталась сиротой.
Конрад-старший давал своему сыну уроки не только теорией. он показал своё участие к девочке и взял её к своему двору, наказав приглядывать за нею кухарке и паре служанок. Девочка понемногу отошла от потери.
Конрад-старший и его жена – мать Алмоса, да и сам Алмос всячески привечали девочку, брали ее с собою в церковь, старались нарядить не как знатную, но как зажиточную, давали ей учителей, когда пришло время и поддерживали увлечение танцами, выписав известного мастера по танцам из столицы. Мастер, впрочем, пришёл в восторг и заявил, что у Эллин и без всякого учения потрясающее чувство собственного тела и музыки.
-К чему учиться, – разглагольствовал мастер, — тому, кто от природы умеет сам?
-Уметь мало. Всякий дар нужно совершенствовать, — возразили ему и назначили наставником Эллин.
Она была счастлива. Кощунственно, конечно, но смерть родителей в итоге открыла ей те двери, которые ей самой бы едва ли удалось так просто открыть. Но она об этом не думала никогда, и никто в ее обществе так не думал.
А понемногу Эллин и Алмос стали неразлучными друзьями. Алмос воспринимал её своей младшей сестрёнкой, всячески опекал и посвящал во многие забавы. До этого одинокий, он нашёл в Эллин верного сподвижника во всяческих проказах.
Эллин – натура живая и смешливая, была легка на подъём. Где-нибудь осторожно прихватить пару подолов между собой на ниточку, чтобы дамы поахали и поохали в испуге, высыпать в пудреницу муку, а потом невзначай опрокинуть воду и превратить пудру в отвратительное тесто, передразнивать добродушного герцога С., стащить пару палок из сарая и устроить баталию – все это Эллин и Алмос.
-Знаешь, кто мы с тобой? – сказал Алмос как-то ей вечером, когда они вдвоём лежали на изумрудной траве, глядя в небо. Оба сбежали от зорких глаз своих нянек, поступали так уже не в первый раз, не желая спать слишком уж рано.
-Кто? – Эллин взглянула на него расширенными глазами, приподнялась даже в волнении.
-Мы с тобой самые настоящие друзья, — Алмос приподнялся и протянул ей руку. – Ведь так?
-Друзья! – Эллин поспешно вложила свою ладонь в его.
***
-Никогда не врут! – Эллин нервно стиснула тонкие белые руки. Её губы дрожали от сдерживаемых слёз.
-Эля, послушай… — Алмос Конрад может быть представителем знати, древней крови и воинской славы, но сейчас он до смешного бессилен. И в чем? Перед кем?
***
-Друзья не врут друг другу, — Алмос сам впервые произнёс эту фразу. Тогда, много лет, когда десятилетняя Эллин, явно скрытничая, держала руки за спиной, и имела очень виноватый вид.
Он уже знал причину этого вида. И не верил словам Эллин, в ее нервное: «все хорошо, просто устала».
-Прости, — Эллин вынула руки и показала содеянное. То, что осталось от содеянного.
Она взяла тогда его фамильный кулон, взяла без спроса, хотела почистить камни и помутневшую от времени цепочку, сделать украшение лучше, заметнее. Но внушительное украшение оказалось очень хрупким – Эллин не поняла даже, как это произошло, но вдруг, мгновение, и камни выскочили из треснувшей окантовки, а в следующее мгновение Эллин заметила и надломанное звено цепи.
-Прости, — повторила Эллин, коснулась с робкой осторожностью его руки. Бесконечная вина топила ее сердце, она, в самом деле, хотела лишь лучшего.
-Ничего, — Алмос через силу улыбнулся. Украшением он дорожил из-за его древности, а не из-за вида. Это был кулон, который повесила ему на шею мать, ныне лежавшая в земле. Но это была всего лишь вещь. Она не испорчена безнадежно, всего лишь поломана.
-Прости меня, — Эллин чувствовала его состояние и винила себя бесконечно.
-Не надо извиняться, — возразил Алмос и попытался пошутить. – Главное, чтобы ты не врала мне больше – друзья не врут друг другу.
С тех пор то она, то он в шутку упрекали друг друга этой фразой.
То Эллин напоминала ему, когда пыталась музицировать, а Алмос говорил ей, что поет она прекрасно. Эллин-то прекрасно понимала, что это не так. Господь, наделившей её тело слухом к музыке, не дал ей певческого голоса.
-Это было…прекрасно, — Алмос Конрад с трудом сдержался от смешка – Эллин не попала ни в одну ноту даже примерно голосом. Но да разве это было важно?
-Друзья не врут друг другу! – Эллин пригрозила ему пальцем.
-Каюсь! Это было ужасно. Отвратительно, будто бы кто-то мучил кошку…
Или, например, когда Алмос обнаружил вдруг новый медальон на очередной свой день рождения несколько лет спустя после уничтожения того, фамильного. Он сразу понял, откуда дует ветер и призвал Эллин к ответу.
-А я здесь причем? – возмутилась Эллин, к тому дню уже походящая на юную танцовщицу, озорную, легкую на подъем и изящную. Танцевальной страсти она не оставила.
-Друзья не врут друг другу…- напомнил Алмос.
-Каюсь! – расхохоталась Эллин.
Друзья не врут друг другу! Даже если очень хочется не обидеть, не задеть чувств – не врут.
И Алмос Конрад, уходя на войну, начатую в очередной раз и по очередному поводу, начатую не им, и даже не его землей, а королем, совершенно равнодушным к жизням людей, которых он не видит лично, сказал честно и горько:
-Я не знаю, вернусь я или нет, Эля. Я буду думать о доме и о тебе столько, сколько смогу, но у меня будет много забот – в этом я врать не хочу, ведь друзья не врут друг другу.
«Соври!» — умоляла Эллин взглядом. – «Скажи, что обязательно знаешь, что вернешься, что будешь думать обо мне каждый день!»
Он не понял её взгляда. Он не соврал.
***
-У тебя кто-то есть? – Эллин казалось вдруг, что она отыскала ответ. Настоящую причину. Отыскала, прищучила!
-Что? – Алмос растерялся от такого перехода.
***
Он вернулся. Алмос Конрад не опозорил своего имени в боях и вернулся в родные земли. И в честь этого весь двор и крестьяне устроили ему приветствие, все вышли засвидетельствовать почтение молодому господину.
И Алмос сначала даже не узнал, что за красавица стоит перед ним, чем она смутно знакома ему?
-Эля? – он еще сомневался. Уходя почти три года назад, Алмос помнил её ещё едва начинающей взрослеть девчонкой. Сейчас перед ним стояла красавица из числа тех счастливиц, что обладают не просто красотой молодости, свойственной всем, а чем-то глубоко притягательным, неуловимым, почти магическим.
-Алмос…- прошептала она и крепко обняла в нарушение всяких правил и норм, к которым приобщилась все-таки за годы.
-Какая ты стала взрослая, красивая! – Алмос с трудом разжал объятия, Эллин выпускать не хотелось – она была мостиком его жизни, мостиком, который вел туда, в нежную память, где не было войны и потерь. – Надо подумать о партии для тебя!
Он попытался улыбнуться. Для него это была шутка, хоть и ревностная. Эллин, ставшая сестрой, должна была неизменно покинуть его дом. Но все же – обидно!
Алмос приветствовал уже других, а Эллин пыталась собрать себя, привести в норму – фраза Алмоса обидела ее.
Когда пришла пора первых чувств, Эллин поняла, что давно и безвозвратно влюблена в Алмоса, в своего друга, в сына своего спасителя, и просто в того, кто всегда был рядом. Она ни минуты не усомнилась в том, что её чувства настоящие, ей не пришло в голову, что это временное помутнение или просто прилив благодарности, распознанный неправильно и совсем по-юному страстно.
И почему-то ей пришло в голову, что Алмос, увидев её после трех лет разлуки, увидев её взрослой и красивой (Эллин знала, что прекрасна), поймёт, что также любит её и будет сказка, и будет счастье.
А он едва не разбил её такой жестокой фразой.
Но Эллин была сильной. Она не позволила себе разбиться. Она решила, что Алмос просто растерялся и вот сейчас, ну хорошо, чуть позже, когда будет пир, когда будет вино и хмель, и Эллин окажется рядом, он отбросит всякое смущение в сторону!
На пиру, в самом начале, сердце её билось подстреленной птицей. Она спешно осушила пару кубков, но не почувствовала даже намека на хмель. В волнении дождалась часа, когда пирушка из чопорной и торжественной начнет превращаться в обычный разгул, уличила минуту и скользнула юрко и изящно к нему.
-Как там было? – спросила Эллин, как бы между прочим подливая Алмосу вино.
-Паршиво, — отозвался Конрад. – Короли начинают войну, а сами потом отсиживаются в тронных залах…тьфу! А ты как? Как жила?
-Скучала, — Эллин подлила еще вина в кубок. Алмос послушно приложился. – Очень скучала по тебе.
-И я скучал, — хмель не давал Алмосу понять истинного смысла ее слов. – Очень. Ты так изменилась!
-В одном я неизменна, — Эллин решилась и, оглядевшись. Заметила, что никому уже нет дела до них, придвинулась ближе. – В своем сердце. Я люблю тебя.
-Я тебя тоже люблю, — согласился Алмос и Эллин просияла. Она попыталась коснуться его губ, а Алмос, осознавший разницу между своим «люблю» и её, немедленно осторожно, но очень уверенно отодвинул ее.
Он трезвел стремительно – так был шокирован.
Кто, спрашивается, из людей, придумал называть столь разные чувства одним и тем же словом? кто решил, что «люблю», сказанное той, что выросла у тебя на глазах и была твоим другом все детство, такое же, что «люблю», которое сам Алмос еще пару месяцев назад горячо повторял ЕЙ, пытаясь поймать хотя бы намек на ответное чувство?
-Ты…чего? – растерялся Алмос, уже понимая, но не желая принимать. – Ты чего, Эля?
-Я люблю тебя, — просто отозвалась она. – Давно люблю.
-Это не так, это не то, — Алмос затряс головою, — черт! Эля! Любовь разная. Я не могу…то есть, ты ошибаешься. Ты не понимаешь! в тебе говорит прошлое, благодарность, но та любовь, какую ты ищешь, она не здесь, не у меня.
Его собственные мысли путались. Кажется, он слишком привык к полю битвы – там все было ясно и понятно – выживай или умри.
-Думаешь, я вру? – Эллин потемнела лицом. – вру? Друзья не врут друг другу!
-Ошибаешься, — поправил Алмос. – Ошибиться не значит соврать. Это просто значит…заблудиться. Понимаешь?
Она не понимала. Первое чувство, наверное, сильнее всего. Оно определяет степень твоего дальнейшего несчастья. Эллин чувствовала, как мир вокруг нее рассыпается.
-Никогда не врут!
-Эля, послушай, — Алмос должен был решить это. Но не мог. Если бы ему поддаться на нее – значит, загубить ей всю жизнь. Сколько она проживет окрыленная? Да и мерзко…нет, он не воспользуется ее доверчивостью, ее юностью.
-У тебя кто-то есть? – Эллин обратила глаза, полные слез, на него в упор. – Поэтому, да?
-Что? – Алмос предательски выдал себя.
У него была – О Н А. та, которых называют роковыми, из-за которых люди сходят с ума, сводят других и поступаются всем. Ей можно было его не любить, но он упорно влекся за нею. И надеялся…
-Есть, — голос Эллин помертвел. Страшно побледнело ее лицо. – Я вижу!
-Друзья не врут друг другу и не влюбляются друг в друга! — Алмос горько усмехнулся. – Эля, есть разные чувства. Ты еще юна, чтобы понять их. Ты сейчас меня не любишь. Тебе просто нужно любить, и ты решила, что я подхожу…
Он знал, как жестоки его слова. Но они были правдой. Во всяком случае, Алмос видел их такими.
-Алмос, я люблю тебя! – Эллин увидела, что он поднимается со скамьи. Совсем другой, уже навсегда чужой для нее. Она знала, как будет дальше – дальше он будет ее не замечать, будет вежлив и формален, и никогда не будет уже ни шуток, ни проказ меж ними.
И ничего не будет. И она ничего не изменит.
Алмос Конрад снял плащ. Ему было жарко, необыкновенно жарко от выпитого и услышанного. Подкрадывалась ночь, и скоро этот жар должен был отступить. Алмос набросил на плечи Эллин плащ.
Она молчала, позволяя ему это.
-Скоро станет холоднее, — объяснил он.
-Я люблю тебя, — повторила Эллин, схватилась за ворот его рубашки, не желая отпускать, — поверь мне! Это правда!
-Конечно. – мрачно отозвался Алмос, отнимая ее руки бережно, но настойчиво от себя, — конечно, это правда. Друзья не врут другу!
Еще почитать:
Людмила Никитична
Бог ненависти — Глава 11 и 1: 808080
О пользе морозов
Лучший друг
«
»
14.02.2022
