Эххедр был стар и мудр. Десятки воплощений научили его высшей добродетели — терпению, каким не могли похвастаться его младшие приятели. Юные драконы, считая прихоти судьбы нелепыми, частенько пытались бунтовать. Их правда, драконам явно не место было не то что на данном слое реальности — а на всей этой маленькой грязной планете в целом. Однако Эххедр только прижмуривался с ленивой полуулыбкой, слыша их возмущения в вечернем голосовом чате. Он вообще считал главными достижениями своего нынешнего воплощения две способности: в любой ситуации улыбаться и удерживать в лапе чашку, рассчитанную на людскую конечность.
Трудно сказать, что из этого далось ему труднее, но Эххедр всегда был упорен. Точнее, он помнил, что славился упорством дома, среди своих. Теперь ему оставалось лишь укреплять свою чешую воспоминаниями. Сильный, крепкий, в меру изящный небесный танцор. Таким он родился, таким останется во всех воплощениях. Пусть сейчас он летает лишь по ночам, пользуясь мистическими возможностями сна, пусть Стаю разметало по миру, но Эххедр навсегда останется собой.
Но даже он, бывало, тосковал по прежним возможностям.
Когда-то одним ударом хвоста Эххедр мог перешибить вековую сосну. Грозный, как буря, он налетал на стада быков, добывая себе ужин: одного изловит, десяток перепугает до смерти. Так он развлекался. Играла в жилах кровь, раскаляя гортань, отчего пламя рвалось из глотки, поджигало степи, взлетало в небеса… Быть может, в этом всё дело? Видно, в той, настоящей жизни он слишком собой величался. О боги, боги, за какую вину безмерную вы сослали Эххедра сюда? Драконьи лапы годятся крошить скалы, задирать дичь — им нет равных в охоте. Но чашка?
