Дознаватель Эгл был на хорошем счету. Все знали, что на него можно положиться, что он всегда готов задержаться сверх смены, переписывая протоколы допросов и подшивая дела, да и вообще – в высшей степени человек это был очень дружелюбный. Даже те, кто попадал в стены закона, совершив преступление, или подозревался в совершении преступления, обычно требовали Эгла – он не зверствовал. Нет, если у него не оставалось выхода, он писал служебную записку в Коллегию Судейства, чтобы те сформировали письмо в Коллегию Палачей по проведению пыток, призванных помочь ходу дела.
Но в отличие от многих своих соратников по Коллегии Дознания, сам Эгл пытки требовал лишь в крайнем случае и уж тем более, вопреки многим примерам, не проводил их сам, как поступали многие дознаватели, не желающие ввязываться в бюрократический ад, составляя запрос в Судейство.
Секция закона состояла всего из трех Коллегий, причем Палачи среди них были самой малочисленной и обычно насчитывали четыре-пять человек, но бумаг шло столько, что можно было подумать, что и Коллегий, и людей в них значительно больше.
Эгл просто не желал создавать новой работы для своей же Секции, и поэтому всегда пытался достучаться до преступника или подозреваемого, говоря:
-С пытками ты признаешься даже в том, что покушался на жизнь короля, да будут дни его долги!
-Ноя не покушался на короля! – испуганно возражал виновный.
