Когда министр финансов Халет уже открыл дверь в свой кабинет и готов был перейти порог, его взор вдруг выцепил то, что ему хотелось меньше всего видеть, и он с огромным трудом подавил в себе желание закрыть дверь и броситься от нее прочь, по коридору.
В его собственном кресле сидел Королевский Дознаватель – Скиллар.
Сложно было представить себе человека, более невзрачного на вид, сгорбленного и какого-то почти бесцветного. Вдобавок, среди ярких тканей двора, его вечные, бессменные серые и коричневые плащи не делали его яркой персоной. К тому же, большую часть времени Скиллар проводил либо в своих подземельях, где вел очередное следствие (кое-кто поговаривал, что просто руководил пытками до тех пор, пока не получал признания), либо в «полевой» работе, проверял наряды и шпионов. Застать же его в верхних этажах было невозможно! Даже на многочисленных совещания короля Скиллар появлялся нерегулярно, чем, кстати, только радовал. Обед ему приносили лично в подземелья (но это, как негромко шутили те же остроумные придворные, скорее из-за страха Скиллара в том, что его отравят).
Единственной по-настоящему живой частью в этом человеке были его глаза. они как будто бы прожигали насквозь, точно зная, когда ты врешь и что держишь в уме. И этот взгляд сделал Скиллара в шелестах двора человеком совершенно жутким.
Халет сам слышал третьего дня, как Наина – одна из врачевателей, утверждала, что Скиллар знается с нечистой силой и в его глазах можно встретить взгляд самой тьмы и Дьявола. Халет еще посмеялся про себя…
Теперь вот было не смешно.
Нет, у каждого можно было найти недостатки в службе. Когда же речь касалась финансов, то и подавно – цепляйся – не хочу. Но Халет считал себя порядочным человеком. Он брал из казны только для порядка, понемногу, ведь если бы он не брал – ему все равно бы не поверили. А так – он не позволял ни себе, ни другим наживаться на казне.
-Скажите, что вы заблудились, взмолился Халет, проскальзывая в свой кабинет, который не казался ему больше той самой неприкосновенной крепостью, куда не ступала ни нога короля, ни вездесущих прихлебателей его величества.
-Я прекрасно ориентируюсь на любой местности, — Скиллар говорил всегда с одинаковой интонацией, в которой вежливость граничила с презрением и издевательством. Может быть, лукавством…
-Тогда, что вы здесь делаете? Я не люблю, когда ко мне вламываются в мое отсутствие, — Халет пытался держать себя твердо, но это давалось ему с трудом. Хоть и скрывать ему не было особенно много (король прекрасно знал о порядках в своем же казначействе), стало неожиданно страшно и неприятно.
Тем не менее, Халет заставил себя сесть за стол, напротив Скиллара и даже попытался ему взглянуть в глаза, но встретив его ясный взгляд, пронзающий будто бы насквозь, почему-то передумал и уставился в столешницу, заметив невовремя, что прямо перед носом Скиллара нацарапана его же рукою на гладкой отшлифованной поверхности слова комбинация из цифр, служившая процентным соотношением того, что и как он берет… когда-то Халет не то от большой винной усталости, не то просто от внезапного приступа паники перед забвением нацарпал эти цифры и мнил себе, что никто, случайно взглянув или внимательно разглядывая, все равно их не поймет, но теперь у него не было такой уверенности.
Ему вдруг почудилось, что Скиллар точно знает…
«Ну и что? – воззвал разум в голове Халета, — Его Величество сам дозволил мне брать. Так и сказал, что брать можно, если не попадаться и не наглеть. Что он все понимает и лучше будет потакать маленькой слабости, чем будет закручивать все колодки репрессий и в итоге останется с большей дырою в казначействе»
Но эта мысль неожиданно не принесла Халету успокоения. Он вдруг вспомнил, что часто слышал о таких историях, когда кто-то из приближенных вдруг становился неугодным…
Да и видел такого сколько угодно!
-У меня есть разрешение от его величества, согласно которому, я могу входить в любое помещение замка, в любое же время суток, — улыбнулся Скиллар. И от того, что глаза его остались такими же холодными и ясными, улыбка вышла еще более жуткой.
И Халету стало совсем нехорошо. Он подумал мгновенно в нескольких направлениях.
Во-первых, о том, что Скиллар, несмотря на высочайшее свое положение, остается в нищете. И остается, что самое страшно – добровольно. Он отказывался от любого вознаграждения и брал лишь самое малое жалование, чтобы хватило подлатать сапоги да отдать в починку плащ, ну еще на скудную крестьянскую похлебку с хлебом – единственное, что, как слышал Халет, ему носили на обед.
А это говорило о чем? Что этот Дознаватель служит ради Дознания, то есть – ради идеи, что делает его фанатиком, безумцем и…
Во-вторых, (и вторая мысль вклинилась совершенно неожиданно и повела мысли Халета в другое направление), есть же такие…неугодные советники и приближенные? Что, если его место кому-то нужно? Или просто кто-то вдруг выступил против него? у казначея много врагов. У того, кто еще при этом честен – врагов в три раза больше.
В-третьих, разве не арестовали недавно, буквально позавчера, адмирала Асмеса, обвиненного в подготовке к заговору и не он ли, еще неделю назад беседовал тепло и приятельски с адмиралом? Ах, если бы Халет знал, что готовится его арест! Он бы и шагу к нему не сделал. Но он не мог же знать…
А что сказано тогда было им адмиралу? «приходите в мой кабинет, мы с вами дружески выпьем…»
И если это стало известно Скиллару? Адмирал сейчас под следствием, может быть, нити заговора привели его к Халету? Но он не при чем!
Халета прошиб пот. Он представил себе с отчетливой ясностью, как пытается доказать Скиллару, что не виноват, что любит короля и вообще – к заговорам отношения не имеет, а адмирал Асмес ему не друг, и понял, что ничего не сможет сказать, если Скиллар еще хоть раз взглянет на него вот так…холодно и жутко.
-Однако я признаю, что вынужден извиниться, — продолжал Скиллар, вглядываясь, по привычке своей, в лицо Халета, которое стало похожим на застывшую маску, — я не хотел вламываться вот так, но есть дела, которые не терпят лишних свидетельств.
«Опала!» — панически догадался Халет и представил, что вот сейчас ему скажут, что надо убирать прочь, что…сейчас точно произойдет что-то страшное. А что, если его прямо сию же минуту закуют в цепи? А если не за адмирала Асмеса? А если адмирал вдруг назвал его участником заговора? Он, Халет, не дал ему месяц назад ссуды…а еще полгода назад высмеял его торговый налог. Все, точно, адмирал отомстил!
-Ну, вы понимаете, надо полагать? – Скиллар, кажется, даже не моргал.
Халет с усилием сглотнул неприятный комок в горле и кивнул:
-Понимаю. Я все понимаю.
Вспомнились вдруг какие-то новые имена из тех, что недавно были отнесены к преступным и получалось, что с каждым Халет либо говорил, либо когда-то поддержал, либо…
«Я слишком добр… это меня сгубило!» — Халет понимал, что никто не поверит во множество совпадений того факта, что все, обвиненные во вражеских действиях против короля, случайно связаны с ним. Такое могло бы быть только в трех случаях: заговорщиков слишком много, арестованы невинные или Халет действительно с ними связан…
Халет порылся в своей памяти, вспоминая, не вступил ли случайно в какой-нибудь заговор, не поддержал ли ненароком чью-нибудь опасную идею? Он верил в свою память, но в присутствии Скиллара вдруг усомнился, что помнит про себя совершенно все отчетливым.
-Я рад, что вы так сознательны, — Скиллар кивнул с удовлетворением.
А Халет вспомнил, что два года назад, едва он вступил на службу, были похороны некоего графа М., который был едва ли не первым другом короля. Графа именно это и сгубило – полное приближение к королю. В какой-то момент его величество решил, что никто не должен столько знать и послал к графу М. весть, прося его о последней милости для своего дома – уйти без вмешательства самого короля. И граф М внял просьбе своего друга и господина и принял яд…
«Неужели и Скиллар попросит от меня того же?» — Халета парализовало. Он не мог представить себя пьющим яд.
Мысли о том, что Халет никогда не был приближен к королю настолько, чтобы его вообще попросили о такой услуге – ему не пришла в голову.
-Итак, отпустите со мной на пару дней вашего помощника – Мэтта, он знаток тех мест…
Халет не дослушал, потряс головою. По отдельности слова до него доходили, но общий смысл утратился.
-Что? – прошептал он, когда Скиллар, заметив странную реакцию, умолк.
-На совете король сегодня отправил меня в деревню, за Озерным краем, — промолвил удивленный Скиллар. – Вы еще сказали, что вы оттуда и несколько ваших людей тоже. Я посмотрел на них в действии и выбрал одного – как мне кажется, более сознательного и пришел просить об этом…
-Что? – тупо повторил Халет. Что-то не укладывалось у него в голове.
-Еще раз, — вздохнул Скиллар, — я пришел договориться с вами по поводу отъезда вашего помощника на день – может два, со мной в Озерный Край. Жители Озерного Края не жалуют незнакомцев…
Халет не реагировал и тогда Скиллар, выделяя каждое слово, промолвил итоговое:
-Того тре-бу-ют де-ла ко-ро-ля.
И Халет вдруг заметил, какой прекрасный солнечный день стоит за окном и выдохнул – тяжело, высвобождаясь из-под рухнувшей на него плиты.
Халет пришел в необычайное оживление и согласился мгновенно, улыбаясь и сияя, на все условия Скиллара. и даже вызвался проводить его до выхода из казначейства. Уже на пороге Скиллар вдруг остановился и, внимательно и пронзительно взглянув на Халета, спросил:
-Вы полагали, что я вас арестую?
Отпираться смысла не было. Лицо выдавало.
-Да, — ответил Халет.
-Однажды я приду за вами, это, без сомнений, произойдет, — кивнул Скиллар, — но не сегодня. До свидания.
И дознаватель поспешно вышел.
-Нет, — ни к кому не обращаясь, возразил Халет, — не произойдет!
Ему стало легко-легко. он опрометью бросился в свой кабинет, мгновенно нацарапал прошение об отставке и уже с прошением направился к королю.
Через три четверти часа король удовлетворил это прошение и отпустил Халета с миром. Через час – Халет, уже освобожденный от должностей, собирал вещи, готовясь уехать. А еще через пятнадцать минут королевский дознаватель Скиллар получил прямой приказ об аресте Халета и объединении его имени с именами заговорщиков, в том числе и опальным адмиралом Асмесом.
солнце еще не успело склониться к закату и все также прекрасно светило, а все уже было решено и ничего нельзя было изменить.
При дворе всегда говорили, что королевский дознаватель – Скиллар всегда держит свое слово.