Хлынул дождь.
Тоша сидел перед залитым окном. Капли извилисто бегали по стеклу, стекая всё ниже. Лужи с каждой минутой становились всё больше. Не понятно, когда кончится это мокрое безобразие. Хотя кончиться оно должно как можно скорее, ведь Тоше так не хотелось промокнуть по дороге в художку. Он оттягивал как только мог. При мысли о мокрой улице он воображал пропитанные влагой ботинки, промокшие насквозь рукава куртки, потяжелевший зонт.
Дождь всё шёл. Он совсем не собирался заканчиваться. Делать нечего, надо выходить. Тоша как можно медленнее натягивал шапку, которая стала раза в два меньше. Медлительно просовывал руки в бездонные рукава куртки. И всё так же надеялся, что проклятый дождь кончится. Но одежда надета, пять этажей пройдены. Стоя перед дверью, он надеялся увидеть за ней сухие дороги, ясное небо без туч и лучи солнца, падающие сверху. Но когда дверь открылась, за ней оказалась только суета мокнущих улиц.
Все плечи оказались усыпаны мокрой дробью. Очки запотели. Дорога до художки покрылась непроходимыми лужами. Рукава куртки свисали как половая тряпка. Купол зонтика перекрывал взгляд.
Но на удивление это не раздражало. Запах вымокших донельзя улиц даже не вызывал отвращения. Запах прелой листвы врезался в ноздри. Лужи перестали быть такими мокрыми, капли летели не как пули винтовки. Тучи пятидесяти оттенков серого, перекрывали небосвод. «А ведь дождь не такой уж и плохой» – сказал про себя Тоша.
Шёл дождь. Шёл и Тоша, как ребёнок, прыгая между лужами. Все плохие мысли смыло куда-то.